Мировой судья Новгорода обязал местного красавца свести с тела наколку в виде свастики. И все как засомневались в законности, как задумались над судьбой личности. Еще немного, и ему начнем сочувствовать. Как бы этот любитель тату не начал испытывать моральные муки и физические страдания, когда все же ляжет под нож косметолога. А я вот что скажу: жалко в наших судах нет расширительного толкования закона. Ему бы предписать наколоть то же самое на лбу. И еще на одном месте – чуть ниже спины. И пущай пропагандирует.
Хочу напомнить (а пуще – зарубить на носу): кости миллионов советских солдат разбросаны по российской земле до сих пор. А за каждой костью – великое горе. И это не патетика. Это элементарное уважение к нашим близким. Или дед с прадедом уже далекими стали? И этого абсолютно достаточно, чтобы пожать руку этому мировому судье, который первый вынес элементарное решение на основании статьи административного кодекса. Теперь ждем залпа от его коллег по всей России. Ибо козлов с наколотыми свастиками и иной нацистской символикой у нас и к нашему же позору еще больше, чем иронизирующих бездельников, загримированных под правозащитников на общественных началах.
Это раз.
Безусловно, найдется уйма знатоков, которые в принципе умеют читать и где-то слышали про древнеиндийскую символику. От них так и ждешь предсказуемого и банального возмущения: «А ведь можно считать свастику…». Таким так и хочется брызнуть слюной в пику политкорректности (что ныне не приветствуется в Госдуме): «Можно Машку за ляжку, а у нас – разрешите!» И вот что точно от лукавого, так это рассуждения о том, что орнамент с обратной свастикой широко представлен на паркетах Эрмитажа и дворцовой лепке Санкт-Петербурга (знаем, и что?). После того как в Нюрнберге молодчики разожгли костер, а в нем сожгли книги, оставив «на полке» одну, свастика превратилась в символ, который надо толковать однозначно. Тем более, что в том же городе в 1945 году в отношении этого символа вынесено судебное решение – «запрещено к чертовой матери».
Это два.
Теперь немного о юриспруденции. В СМИ появился вопрос: «А за чей счет необходимо сводить с тела этого кекса наколку?». Что тут ответить? Первая реакция эмоциональная – «За мой!». Вторая правовая – разумеется, за счет наказанного (вообще-то этому учат сержантский состав на краткосрочных милицейских курсах).
Кстати, неисполнение судебного решения влечет за собой уголовную ответственность.
Теперь о личности и о ее свободе: я не подкован абсолютно (как судья), но с формулировкой «такой-то злоупотребил свободой личности в ущерб интересам законности, общественной нравственности и человеческой морали» мне кажется справиться можно элементарно.
Это три.
С этого момента о здравом смысле: можно оно, конечно, было обязать этого Homo носить, например, перчатки. А для надежности сформировать взвод правоохранителей, дабы они три раза в день проверяли: «А не снял ли поднадзорный перчатку?» Много еще чего можно было предусмотреть, даже выписать заокеанских психоаналитиков, дабы не способствовать фобиям у осужденного. Но новгородский судья был трезв и руководствовался еще и внутренним убеждением, как предписывает ему закон.
Это четыре.
И еще. Один литератор как-то подсчитал, что очень трудно из букв «Ж», «О», «П» и «А» сложить слово «процветание». Трудно не согласиться. А из литер слова «свастика» ничего кроме «свастика» не получится.
И что тут спорить? Даже совестно, честное слово.
Андрей Лебедев, депутат Госдумы
