Человек, который выступал на Олимпиаде в Токио под российским флагом. Судья по дзюдо Евгений Рахлин рассказывает (фото)

На Олимпиаде в Токио петербуржец Евгений Рахлин был единственным российским судьей турнира по дзюдо. В интервью «Фонтанке» он рассказал о том, как добился права выступать под родным флагом и как разрешались судейские скандалы.

Евгений Рахлин — старший сын Анатолия Рахлина, тренера Путина. Спортивная карьера у Евгения не сложилась из-за травмы, но он вырос в одного из лучших судей по дзюдо в мире. На Олимпиаде в Токио он официально был единственным представителем России в судейском корпусе. Когда он выходил судить поединки, под сводами стадиона звучали необычные для этой Олимпиады слова: «Российская Федерация». Отечественные спортсмены под страхом санкций даже произносить название своей страны боялись. В интервью «Фонтанке» Евгений Рахлин рассказал об этом, а также объяснил, почему бронзового призера Игр из Петербурга Мадину Таймазову на самом деле никто не пытался засудить.

— Вы, получается, были единственным российским представителем на турнире по дзюдо, кто выступал на Олимпиаде под триколором и с надписью «Россия». Как у вас это получилось?

— В мае я смотрел чемпионат мира по хоккею. И там выступали наши судьи. В списках у них была указана «Федерация хоккея России». Я думаю: странно. Приезжаю на чемпионат мира по дзюдо в июне. И в первый день мне тоже пишут: «Федерация дзюдо России». Стал спрашивать. Сказали, что нельзя судить под своим флагом. А я по образованию юрист. Открываю судебное решение CAS и читаю: «На судей и технический персонал санкции не распространяются». Обращаюсь в офис президента международной федерации, информацию передают вице-президенту, оттуда вопрос отправили в WADA. И там говорят: «Да, вы правы, вы можете выступать под своим флагом». И со второго дня я судил под флагом России.

— То есть буквально выбили себе такое право.

— Именно, что выбил. Мне все сказали: «Молодец». И дальше это перенесли на Олимпиаду и в других видах спорта. Возможно, что здесь есть и моя заслуга. Классно, что все так получилось, потому что работающих на финалах арбитров объявляют: «Евгений Рахлин, Российская Федерация». И флаг на телевизионной картинке. Для меня это было очень важно.

— Расскажите в целом о своих впечатлениях от Олимпиады.

— Конечно впечатления положительные. Первая. Долгожданная. Пять лет отбора. Когда ты решаешь заняться судейством, мысль о том, что ты можешь достигнуть такой вершины, появляется не сразу. А это действительно мечта. В первый же день в Токио нам сказали: «Поздравляем, ваша мечта сбылась, вы на Олимпийских играх, а теперь начинается работа». Отсудить три олимпийских финала — это круто. Всего нас было 16 судей со всей планеты: семь из Европы, по одному из Африки, Океании и по 3–4 человека из Америки и Азии.

— Разборы спорных моментов проводили?

— Всегда. По окончании каждого дня нас собирали и устраивали разбор полетов. Еще к нам часто подходил президент Международной федерации дзюдо Мариус Визер, хотя обычно он держится в стороне. А здесь он с нами много общался, какие-то вопросы задавал. В первый день было очень много решений о видеопросмотре моментов. И вот он спрашивал, почему некоторые судьи сами не принимают решение.

— В общем, наехал на вас.

— Ну не на всех. Все же судьи разные. Кто-то более решительный, кто-то менее. К нему еще часто разные почетные гости приходили. Тот же Макрон и принц Альберт были несколько раз. Президент МОК Бах приходил регулярно. Но тем не менее он все время за нами следил. Он сидел прямо над столиком с судейской комиссией. То есть был постоянный контроль. В целом он остался очень доволен нашим судейством. Нам даже сказали, что впервые за долгие годы ему понравилась работа судей. Но это не говорит о том, что все 16 арбитров могли судить матчи за медали. Комиссия сразу сказала, что только сильнейшие будут работать в финальном блоке. И так оно и было. На медальных встречах работали всего семь человек из 16. Мне довелось отсудить три из 14 финалов помимо встреч за бронзу. Значит, я хорошо отработал.

— В финалах нервничали?

— Скорее нервничал перед самыми первыми встречами в начале турнира. На первом поединке мне вообще казалось, что я делаю что-то непонятное, что-то не то. Но мне тут же дали отсудить финал в 48 кг, и я как-то вошел в ритм. И только коллеги мне потом сказали, которые смотрели эту встречу по телевизору: «А что ты такой напряженный?» Обычно я как-то более расслаблен.

— Японцы выиграли девять золотых медалей из 14 возможных на этой Олимпиаде. Был ряд спорных боев с участием японских спортсменов. В том числе есть мнение, что от несправедливого судейства осталась без финала дзюдоистка Мадина Таймазова. Можно ли говорить о таком факторе, как домашнее судейство?

— Нет. Вы поймите, что Международная федерация дзюдо не заинтересована в доминировании одной страны над другими. Это плохо для развития вида спорта. Нужно, чтобы максимально много было стран с медалями. Тогда у этих стран будет мотивация развивать дзюдо. Поэтому Японии никто не помогал. Они просто были сильнее на данном конкретном старте. Но это не спасло их в командных соревнованиях, где все были уверены, что японцы победят. Все-таки девять олимпийских чемпионов в команде, но они проиграли. Так бывает. У Франции был запредельный настрой, хотя они японцам стабильно проигрывали на протяжении последних четырех лет. Поэтому домашнего судейства нет. Например, в 2017 году чемпионат мира проходил в Венгрии и у венгерской команды не было ни одной медали. Телевидение, интернет, социальные сети — любая ошибка сразу будет везде. И потом объясняться из-за этого сложно. Поэтому мы стараемся судить объективно. Конечно, у спортсменов всегда есть свой субъективный взгляд. Спортсмены вообще эгоистичны. Они всегда думают, что их засуживают. Но потом подзовешь к себе, покажешь на камере, объяснишь. «Да, я этого не видел, — говорят. — Я думал, что здесь по-другому». То есть понимают и принимают. Та же ситуация с Мадиной получилась. Главное, чтобы тренеры вдобавок не нагнетали. У нас есть этика дзюдо. Редко так кто делает. Все понимают, что у спортсменов тяжелая работа, но и на судье лежит огромная ответственность. У нас есть видеоконтроль, который позволяет разрешать большинство возникших ситуаций.

— Слова Мадины о судействе после проигранной схватки вас задели как профессионала?

— Она, кстати, боролась на моем татами. Я конечно переживал внутри. Я понимал, что Мадина из моего клуба («Турбостроитель». — Ред.), что брат (Михаил Рахлин, руководитель «Турбостроителя» и тренер Мадины. — Ред.) сейчас смотрит по телевизору. Еще у России не было на тот момент ни одной медали в дзюдо. Для девочек это был вообще последний шанс. Сложно описать мои эмоции в тот момент. Я почувствовал себя не судьей, а болельщиком. Хотел, чтобы ее где-то поддержали, помогли и так далее, но я понимал, что есть определенные границы. Старался размышлять объективно. Ты видишь одну ситуацию и думаешь: а почему? А потом смотришь и понимаешь, что коллеги правильно приняли решение. Конечно, она потом вышла вся в слезах, наши трибуны кричали, что ее засудили, а ты в такой ситуации должен сохранять спокойствие и быть объективным. И это не просто корпоративная этика. Ты понимаешь, что в этой ситуации могло быть только такое решение.

— То есть сомнений не было?

— В моменте были. А потом, когда посмотрел повтор, появилось понимание, почему и как.

— Подмигнуть, помахать или как-то по-другому выразить ей поддержку могли?

— Нет. Я бы тогда сразу вылетел с соревнований. Мне попало даже за то, что на следующий день я пошел разбираться в судейскую комиссию, потому что сбежались все наши с вопросами, почему и как. На меня сильно давили, и нужно было разобраться. В судейской комиссии мне показали спорные моменты схватки с разных ракурсов, потому что у них гораздо больше камер, чем показывали в трансляции. А там под одним углом кажется одно, а под другим — ситуация уже совсем иначе выглядит. Картина сложилась. Никто никого не хотел засудить.

— Почему вы вдруг решили заняться судейством?

— Можно сказать, что и вдруг. Моя карьера спортсмена завершилась довольно рано из-за травм, еще в студенческое время. Уходить из дзюдо не хотелось. Когда отец еще был жив и уезжал по делам, я одно время его замещал, но понял, что как-то не чувствую себя тренером. В этом направлении больше себя проявил брат. А у меня были другие интересы: я получил юридическое образование и стал работать по профессии. Но в какой-то момент получилась возможность заняться судейством. Сначала потихоньку судил на питерских соревнованиях. Судей все равно немного. Тем более что в 90-е и не платили ничего. Это было как хобби. Хотя это до сих пор больше как хобби. По-другому не назовешь. Попробовал — понравилось. Дальше — стали больше доверять. Создали совет по детско-юношескому дзюдо, я его возглавил в 2000–2001 годах. А раз ты его возглавил, необходимо быть сразу и главным судьей, и набирать других судей. Начиная с 2004 года начал выезжать на всероссийские старты. Такое вот у нас получилось в семье разделение. Надеюсь, что мы дополняем друг друга, делимся информацией, помогаем друг другу: я как судья, брат как тренер и руководитель федерации. Хороший союз получился, мне кажется.

— Сколько судьи получают?

— Смешно даже говорить. На соревнованиях уровня первенства России судья получает 700 рублей в день. Поэтому я и говорю, что это абсолютное хобби. Ты за один раз в магазине больше потратишь. А ведь некоторые за свой счет ездят на соревнования просто потому, что хотят. Да, в международной федерации за «Большой шлем» (серия турниров по дзюдо. — Ред.) и за Гран-при платят в долларах гораздо больше, но все равно это не те деньги, на которые можно прокормить семью. К тому же эти старты не каждый месяц. Понятие «профессиональный судья» в принципе отсутствует.

— За Олимпиаду вы сколько получили?

— На Олимпиаде вообще ничего не платят. Тут ты получаешь экипировку, тебя кормят, оплачивают проживание, но зарплаты нет. Только твой рейтинг повышается.

— Этому же все равно наверняка надо посвящать довольно много времени. Как этим можно заниматься и не умереть с голоду?

— Например, один финский судья работает учителем. Перед Олимпиадой за полгода ему пришлось взять академический отпуск. Кто-то совмещает работу тренера, кто-то в местных федерациях работает. Мне в чем-то проще: у меня на основной работе начальник с пониманием относится. Я юрист по общим вопросам, и мне в этом смысле немного попроще.

— И вы планируете продолжать заниматься судейством?

— Я изначально не думал об этом. Мне казалось, что после Олимпиады надо дать шанс другим. Своей вершины я достиг. Но нас попросило остаться руководство. Судейская комиссия осталась довольна нашей работой. Нас попросили задержаться минимум еще на три года до Олимпиады-2024. Но это не гарантирует, что именно мы попадем на следующие Игры. В Токио нас было 16. Сейчас группа опять расширяется до 60. Уже в январе начнется новый отбор.

Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»