К такому нас жизнь не готовила. Почему доллар по 55 — это плохо для России

Стремительное укрепление рубля вызвало массу недовольства у российских промышленников и обеспокоило чиновников. Чем так плох сильный рубль и что нам с того — объясняет «Фонтанка».

Сразу после начала боевых действий на Украине рубль по отношению к доллару упал до исторического минимума. Но в результате принятых властями беспрецедентно жестких мер российская валюта укрепилась до уровня июля 2015 года, а доллар на бирже подешевел до 55,5 рубля. За стремительное укрепление рубль даже признали самой эффективной мировой валютой.

Сильный рубль — это очень хорошо для импортеров и, соответственно, для потребителей импорта. А это не только заводы, которым требуется иностранное оборудование, но и мы все, кто покупает в магазинах одежду, продукты и ту же бытовую электронику. Сейчас резкому росту потребления импорта препятствуют два фактора: санкционные ограничения и огромные проблемы в логистике. Если бы не это, можно предположить, что полки магазинов сейчас оказались бы завалены стремительно дешевеющими помидорами и айфонами, а фабрики массово обновляли оборудование. Но сослагательное наклонение в реальной экономике вещь бесполезная — имеем, что имеем.

С другой стороны, сильный рубль — это очень плохо для всех тех, кто отправляет что-то на экспорт. В первую очередь, это, конечно, нефтяники, газовщики, металлурги, угольщики и лесопереработчики. У них ведь все затраты в рублях. И за каждый вырученный от продажи своих товаров доллар они хотели бы получать как можно больше рублей. И чем меньше они их получают после конвертации выручки, тем меньше у них остается на закупку запчастей, выплату зарплат, оплату сервисных услуг. Ну и премий начальству конечно.

Еще один пострадавший от сильного рубля — бюджет России. Рубли в нем появляются — примерно на треть — от сырьевой ренты, формирующейся в основном в долларах. Да, большая часть все же приходится на внутренние поступления от тех же налогов. Но если мы посмотрим на список крупнейших налогоплательщиков страны, там все первые строчки будут занимать экспортеры, которые (см. предыдущий пункт) из-за крепкого рубля вынуждены фиксировать все меньше и меньше рублевой прибыли.

Ну а недобор рублей в бюджете бьет уже по тем, кто живет за счет него. Даже при том, что сейчас доходы госказны существенно превышают запланированные расходы, в перспективе все может оказаться не так радужно. Разумеется, речь о бюджетном секвестре сейчас даже приблизительно не идет. Наоборот, планируемые расходы постоянно увеличиваются, в том числе, к примеру, на поддержку импортеров. Но логика чиновника такова, что раз денег приходит меньше, чем запланировано, значит, надо экономить.

Так что неудивительно, что теперь правительство и Банк России говорят о том, как ослабить рубль. Правда, первое больше этого хочет, чтобы помочь российским экспортерам в ущерб потребителям. А второй доказывает, что искусственное регулирование курса несет значительные риски. И оба по-своему правы.

Объясняем, где тут логика.

Во-первых, необходимо объяснить, почему, подскочив до небывалых высот в марте, рубль сейчас пробивает все возможные уровни дна.

После заморозки в конце февраля активов ЦБ за границей на 300 млрд долларов регулятор лишился возможности напрямую влиять на курс рубля — проводить валютные интервенции. Ведь раньше, когда стране нужно было укрепить рубль, ведомство Эльвиры Набиуллиной активно продавало доллары. Чем больше их становилось на рынке, тем меньше они стоили.

Чтобы предотвратить обвал рубля на этот раз, ЦБ в ручном режиме ввел несколько жестких, если не сказать жестоких, валютных ограничений, в том числе до сентября установил особый порядок операций с наличной валютой. Банкам запретили выдавать физлицам валюту с их счетов более чем на 10 тыс. долларов с одного счета. Продавать наличную валюту гражданам было запрещено. Кроме того, они не могли перевести на свой счет за границей сначала вообще ничего, а чуть позже — в пределах 5 тыс. долларов в месяц. А повышение ставки ЦБ до заградительных 20% ограничивало в принципе хождение наличности внутри страны.

Второе направление работы — с 28 февраля Минфин обязал экспортеров продавать 80% валютной выручки в течение трех дней после поступления.

Все это делалось, чтобы наполнить рынок валютой и поддержать рубль. Когда он стал откатываться с пиковых значений, ограничения стали постепенно смягчать. Сначала экспортерам разрешили продавать валютную выручку в течение 60 дней, потом — 120. В конце мая требование к ним снизили с 80 до 50%, а после и вовсе его отменили.

Наличную валюту купить в отделениях банков сейчас сложно, но можно. Переводить за границу гражданам уже разрешили до 150 тыс. долларов в месяц. Это, конечно, куда больше, чем требуется, к примеру, для поддержания русских студентов за границей (одна из причин, которую как необходимую называли критики ограничений на переводы). Вероятно, где-то и правда есть граждане, которым надо каждый месяц отправлять родным за границу по 150 тыс., но вряд ли эта прослойка общества слишком уж широкая.

По факту же большинству россиян просто физически негде стало тратить доллары и евро: поездки за границу резко сократились, покупать что-то даже в интернете стало мучительно трудно. Что касается компаний-импортеров, на самом деле основных потребителей валюты в стране, им в марте — апреле тоже стало нелегко где-то что-то купить. К тому же крупнейшие банки страны оказались отрезаны от мировой финансовой системы, и, чтобы перевести продавцам деньги, стали требоваться «танцы с бубном».

Но даже если что-то купить и получалось, то с доставкой товаров все было очень грустно. Во-первых, крупнейшие мировые перевозчики один за другим стали объявлять об отказе возить что-либо в Россию. А те, кто продолжал ходить в российские порты, столкнулись с беспрецедентными мерами контроля на иностранных таможнях. Там тщательно искали в поставляемых нам даже разрешенных грузах вроде еды и лекарств что-нибудь двойного назначения. И если раньше декларации там проходили виртуально, то теперь все застревало в портах на пару недель как минимум. А какие-то партии так и зависли где-нибудь в Гамбурге с марта. В результате оборот контейнеров (в которых в Россию приходит основная часть импортных товаров) в порту Петербурга упал на 56% в марте и 40% в апреле.

Иными словами, в стране просто пропала потребность в валюте — разве только чтобы копить ее и держать под подушкой.

К началу мая доллар упал в диапазон 70–80 рублей, но на этом не остановился. На ожиданиях снижения ключевой ставки ЦБ биржевая цена доллара отскочила с 56 до 59 рублей, но тренд сохранялся недолго, и уже 30 мая американская валюта растеряла половину накопленного роста. А 20 июня впервые с июля 2015 года доллар опустился ниже 55,5 рубля.

Теперь власти пытаются вернуть рубль к 70–80 рублям за доллар. Этот курс в правительстве считают оптимальным. Это важно, поскольку государственный бюджет — документ, где расписан план по расходам и доходам страны в 2022 году, — сверстан исходя из прогноза, что в среднем курс доллара будет оставаться на уровне 72,1 рубля. При более низких значениях казна недополучит.

Важнейшая часть доходов бюджета и ключевой источник экспортной выручки — нефтегазовые доходы. Бюджетное правило — механизм, который позволяет управлять ими в зависимости от ситуации на мировом рынке нефти. Доходы бюджета от экспорта углеводородов по цене выше цены отсечения шли в Фонд национального благосостояния (ФНБ), ниже — из фонда компенсировалось недополученное.

Цена отсечения в бюджете 2022 года установлена на уровне 44,2 доллара за баррель нефти российской марки Urals. По данным Минфина, средняя цена Urals в мае 2022 года сложилась в размере 78,81 доллара за баррель, в январе — мае — 83,48 доллара. Теперь же преобладающие над ценой отсечения доходы может съесть меняющийся курс. Совсем без доходов бюджет не останется, но ситуация заставляет чиновников нервничать.

Поэтому Минфин предлагает отказаться от цены отсечения и изменить бюджетное правило: ограничить расходы бюджета долей нефтегазовых доходов, а излишки сохранять как резерв в рублях. Полностью перестроиться ведомство предлагает в течение переходного периода, который мог бы продлиться с 2023 по 2025 год. При этом предполагается, что ЦБ продолжит таргетировать инфляцию. То есть направлять усилия в первую очередь на сдерживание цен.

Кроме того, существует механизм топливного демпфера. В его рамках государство доплачивает нефтяникам, если экспортная цена на топливо превышает фиксированную цену внутреннего рынка. Она тоже закреплена в законах — 55,2 тыс. рублей за тонну для бензина и 52,25 тыс. — для дизтоплива. В обратном случае в бюджет доплачивают компании. В прошлом году на фоне резкого роста цен на нефть из бюджета участники рынка получили 1 трлн рублей.

Потратить еще и в этом году триллион-другой из бюджета просто потому, что наши нефтяники — отличные парни, многим в финансовом блоке правительства кажется неправильным. К примеру, Минфин указывает, что российские нефтепродукты из-за санкций и проблем с логистикой в реальности отправляются на экспорт с дисконтом к среднемировым ценам, которые учитываются при расчете демпфера, и это повод сократить расходы, сообщает «Коммерсант».

Как сообщил первый вице-премьер Андрей Белоусов «Интерфаксу», чтобы вернуться к курсу 70–80 рублей, во властных структурах идет дискуссия о пересмотре подхода к денежно-кредитной политике, включая такой радикальный шаг, как переход к таргетированию рубля, а не инфляции. То есть больше усилий прилагать не к сдерживанию цен, а к регулированию курса. Правда, пока Центральный банк выступает против этого.

Зампред ЦБ Алексей Заботкин на заседании думского комитета по бюджету и налогам возразил, что это приведет «к снижению эффективности и потере суверенитета проводимой экономической политики». К тому же, если параметры денежно-кредитной политики будут привязывать к какому-то фиксированному курсу по отношению к валютам, где инфляция 8–10% (а это, к примеру, США), в России инфляция будет такой же высокой.

Евгения Горбунова, Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»