«Я уже давно просил об этой должности». Кто стал новым начальником петербургского спорта (фото)

Как получил эту должность, о ближайших реформах и своей мечте в интервью «Фонтанке» рассказал новый глава комитета по спорту и физкультуре Смольного Антон Шантырь.

В петербургском спорткомитете вновь сменилось руководство. Вместо одного олимпийского призера, легкоатлетки Натальи Антюх, на пост главы ведомства пришел другой олимпийский призер — велогонщик Антон Шантырь. Мы встретились в его кабинете на Миллионной и узнали, как он получил эту работу, за что любит группу «Алиса» и многое другое.

— Последние шесть лет вы были генеральным директором спортивного комплекса «Юбилейный». Три недели назад вы возглавили спорткомитет. Немного неожиданный поворот карьеры.

— На самом деле я уже давно просил об этой должности. Когда ходил в Смольный за субсидиями для модернизации комплекса, заодно обсуждал и тему моего будущего. К тому же губернатор часто бывает на разных мероприятиях в самом «Юбилейном». Там тоже есть время обсудить всякие вопросы. Я подходил к Александру Дмитриевичу Беглову и говорил: «Есть желание, рассмотрите мою кандидатуру». В определенный момент поступил звонок из кадров Смольного, и меня пригласили на собеседование. Через несколько недель назначили на ответственную должность.

— В «Юбилейном» у вас была задача заработать. На посту главы спорткомитета чем вы займетесь?

— Развитием отрасли. Но мой ответ не значит, что отрасль не развита. Я вторую неделю езжу по объектам — смотрю, что, где и как можно поправить, чтобы привлечь больше внимания жителей города, детей, ветеранов спорта, бизнеса, чтобы они были больше взаимосвязаны с городской инфраструктурой и жили интересами Петербурга. Мы сейчас много рассуждаем о том, как же нам содержать спортивные площадки. А вот так же, как убирать снег перед подъездом. У каждого человека должна быть личная заинтересованность в этом. Да, мы можем раздать денег, нанять людей, которые живут в этих парадных, но в своём дворе я сам выйду с сыном и бесплатно приведу площадку в порядок. Нужно жить интересами города и быть примером для своих детей — это основной принцип воспитания будущего поколения.

— Вы сказали про бизнес. Какой интерес в нишевом городском спорте может быть у бизнеса?

— Речь не о том, чтобы заработать денег или покрасоваться. Задача — что-то сделать в своей жизни, что могло бы остаться после тебя в истории. Наши дети нас рассудят, правильно ли мы что-то сделали или нет. Но лучше они будут нас ругать за то, что мы что-то сделали, чем за то, что мы ничего не сделали.

— Три конкретных решения, которые вы примете в самое ближайшее время как глава спорткомитета?

— Первое — это налажу работу инструкторов в районных центрах спорта. Их основная задача — это работа с населением. Судя по тому, что я увидел, у них слабая финансовая мотивация. Нужно их заинтересовать, и, я уверен, работа пойдет совсем на другом уровне. Второе — материально-техническая база. Это известный факт, что у нас тяжелая ситуация со строительством объектов социальной инфраструктуры. Я сейчас достаточно серьезно думаю над предложением губернатору, в котором изложу свое видение того, как активизировать эти процессы. Потому что деньги есть, но строятся объекты тяжело. И третье — это спорт высших достижений. Спорт в нашей стране стал профессиональным в большинстве видов. Но есть много видов, где основная мотивация — это олимпийская медаль. Не хотел бы глубоко погружаться в эту тему, но я могу просто проследить для себя динамику всплесков допинговых скандалов. Всё это происходит в преддверии Олимпийских игр. Я глубоко уверен, что на уровне Министерства спорта Российской Федерации — хотя я там еще ни с кем на эту тему не общался — сейчас идет серьезный мозговой штурм, как сделать так, чтобы не лишить спортсменов этой мечты. Поэтому основная задача — это сохранить мечту, сохранить основную мотивацию для каждого спортсмена. А это высшая ступень пьедестала! И, конечно, оградить спортсменов от допинговых информационных скандалов.

— Не понимаю, как это технически сделать? Забрать телефон и ноутбук?

— А что в этом такого? В этом нет ничего такого. У меня документооборот в комитете полностью бумажный. Я вот сейчас приеду в комитет, сяду и буду писать письма, читать обращения граждан, расписывать документацию, а не сяду в Интернет читать новости. Потом поеду домой, положу телефон на полочку и буду читать детям книги. Я предлагаю оградить спортсменов от ненужной информации, и это возможно сделать на уровне федераций по разным видам спорта. Знаете, как мой тренер говорил? Как только спортсмен начинает размышлять об условиях или заработной плате, он перестает быть спортсменом.

— Возможно, это было актуально для Советского Союза. Сейчас другие времена.

— Безусловно, и профессиональный спорт имеет место быть, но далеко не каждым спортсменом двигает жажда заработать денег. У спортсменов есть такое состояние, которое называется «агония» — это когда пульс 200 ударов в минуту, «ощущение огненного котла». Все стайеры поймут меня. И когда ты находишься в агонии, у тебя нет вариантов думать об условиях или деньгах. Без агонии не добьешься высокого результата.

— Вы же должны отлично помнить времена СССР. Тем более что в детстве пришлось много где побывать: родились в Венгрии, росли сначала в Куйбышеве, потом в Ленинграде...

— Отец у меня военнослужащий. Где служил, там и мы жили. О Венгрии мало что помню — маленький был. Уехали оттуда, когда мне было три года. Хорошо помню Самару. Из садика меня часто забирали после закрытия, а из дома — воспитатели. Думаю, что в то время у многих была такая ситуация: конец 1970-х, страна поднималась, экономика развивалась. Днем был предоставлен сам себе: гулял, ходил сам в школу во дворе. Мама работала юристом и адвокатом. Отец занимался со мной и братом в основном в выходные. Мы с братом были беспокойными мальчишками, хулиганами. Из нашего окна на девятом этаже поливали бабулек на скамейках, яйцами кидались. Потом они к нам поднимались и жаловались родителям. Нам за это отменяли дни рождения. Помню даже случай, когда мы прям в день рождения на кого-то там кастрюлю компота вылили. Закрылись в своей комнате и думали, что пронесет нас. Но не пронесло — праздник сразу закончился. На что мы тогда рассчитывали, я не очень понимаю. Зато есть что вспомнить, хотя прошло уже почти 40 лет.

— Всерьез занялись спортом в Ленинграде?

— Мы переехали сюда, когда мне было 10 лет. Сразу пошел в секцию настольного тенниса на канале Грибоедова. Жили мы тогда на съемной квартире в Купчино. Продолжил заниматься настольным теннисом, потом перешел в футбол. Потом подошла очередь, и мы получили квартиру в Сестрорецке. Началась зима, и пошли лыжные гонки, хотя у меня все одноклассники велоспортом занимались. А я думал: зима ведь, зачем мне велик? А летом мне уже свой велосипед захотелось. В итоге пошел в секцию только для того, чтобы мне велосипед домой дали. Помню, была идея фикс: взять в секции велосипед и поехать на нем домой, чтобы порисоваться во дворе. В общем, как-то несерьезно я к этому относился. Когда к Кузнецову (Александр Кузнецов — знаменитый петербургский тренер по велоспорту, воспитавший множество олимпийских призеров и чемпионов мира. — Прим. ред.) попал, тоже не прочувствовал важности момента.

— Помните первый день?

— Это было 1 сентября 1988 года. Я приехал в спортинтернат в белой рубашке, в костюмчике, с портфелем — как в школу. Там, конечно, похихикали. Я эту форму там же сразу снял и маме отдал, потому что мне выдали спортивный костюм. Жизнь в один миг вот так поменялась. Мне повезло с этой школой жизни. Система там была выстроена таким образом, что ответы на все вопросы были очевидны. Вместе со мной в интернат поступили еще четверо мальчишек. Через месяц я остался один. Там была такая система, что, если тебе не хочется быть как Вячеслав Екимов (трехкратный олимпийский чемпион. — Прим. ред.) или Галина Царева (12-кратная чемпионка мира. — Прим. ред.), открывается дверь, и ты на улице. График был выстроен по секундам. Помимо четырех тренировок в день, время там было только на школу, подготовку велосипеда, формы и уборку территории. После тренировок мы приходили на базу. Там в столовой всегда были мороженое, боржоми, разные печенюхи. Ели всегда и всё без разбора и всё равно голодными оставались. Это сейчас все говорят про раздельное питание, какие-то белки, углеводы… А тогда было все равно. Тренировки были всегда тяжелее соревнований. Все 11 лет там прошли как один день. Самой большой мотивацией для нас была национальная форма сборной команды Советского Союза. Старшие ходили в халатах «Арена» с буквами СССР сзади. Я сейчас это вспоминаю, и у меня до сих пор мурашки бегут от того, как сильно хотелось надеть эту форму. Она у меня появился все-таки, но уже когда СССР не стало.

— Что изменилось для вас с развалом СССР?

— Надо отдать должное Александру Анатольевичу, что мы это никак не ощутили. Хотя изменения были. Помню, когда мы еще при СССР приехали впервые во Францию. С нами были переводчик, руководитель группы, два автобуса, и все это всего на шесть человек. Нас загрузили, мы отъехали на 50 км от Парижа, остановились у ресторана, нам там поляну накрыли — «Советский Союз приехал». Прошло два года — ситуация поменялась. Мы уже сборная СНГ. Прилетели в Шарль-де-Голль. Как добираться до соревнований? Наняли кое-как автобус. На обед нам дали багет с маслом и джемом. При этом всегда, куда бы мы ни приезжали, Александр Анатольевич находил телевизор, включал новости и смотрел с нами, попутно комментируя и объясняя, что в нашей стране сейчас тяжёлая ситуация. Но делал он это в позитивном ключе, что мы всё равно мощная страна, которая не может проигрывать. Я честно не понимаю до сих пор, как он в то время умудрялся решать все денежные вопросы.

— Слышал, что к Олимпиаде-96 вы готовились на каком-то кошмарном треке.

— Мы жили в испанской деревне, и там было что-то похожее на велотрек. Александр Анатольевич сказал: «Круг есть, ну и все». На нормальном велотреке ты никогда не поворачиваешь рулем, поворот происходит за счет смены центра тяжести тела. А тут нам приходилось рулить, еще и по кочками прыгать. Еще температура была + 40. Зато, когда мы приехали в Атланту, мы с облегчением выдохнули. Такой был подход: чтобы после тяжелейших условий нормальное казалось отличным.

— Призовые за медаль были?

— Да. Даже по нынешним временам это была значительная сумма. Моя единственная квартира на канале Грибоедова куплена как раз за счет денег, полученных за эту медаль. От Олимпийского комитета России я получил 30 тысяч долларов и 10 тысяч долларов — от РЖД.

— В 1999-м вы подписали контракт с немецкой командой.

— Однажды мне позвонил директор этой команды и сказал: «Мне нужен русский гонщик. Приходи к нам, но денег у меня нет».

— Почему ему нужен был именно русский гонщик?

— Не знаю, может, хотел собрать интернационал такой у себя в команде. Может, потому что знал, что у русских был имидж пахарей. Ну, я и говорю ему, что мне главное, чтобы было где спать, есть и велосипед. Немец сказал, что всем обеспечит. Это был простой школьный преподаватель Ханс Хольцер, которому по наследству достался велосипедный магазин. Зарплату он выдавал прямо из своего кошелька. В месяц я получал 250 немецких марок. На то время это было около 120 долларов. На эти деньги я должен был еще сам прожить, плюс у меня тогда дочка уже родилась. Хорошо, что жена получала больше меня, работая бухгалтером. Они продолжали жить в Петербурге, потому что обеспечить их в Германии я бы не смог.

— Зачем тогда вам это было нужно?

— Это был шаг вперед для меня. Например, сейчас я перешел в спорткомитет на зарплату 120 тысяч, хотя в «Юбилейном» получал в два раза больше. С вашей точки зрения тоже можно спросить, зачем я это сделал?

— Тут-то примерно понятно, что перспективы больше.

— Так и там так же. Это был для меня шаг вперед — двигайся, выигрывай, зарабатывай.

— Чему научились в Германии?

— Наверное, ничему. Просто теперь для меня нет иллюзий, что где-то там кто-то кого-то ждёт и он даст тебе что-то. Тогда эта иллюзия еще была. Кроме ограничений, там ничего нет. У нас и история богаче, и идеология ценнее. Русского человека и европейца нельзя даже сравнить.

— Рассказывали, что решение об окончании карьеры вы приняли из-за одного личного события.

— Да. Был такой дорогой мне человек — Владимир Кореньков. Шел 2002 год. Я уже был в профессиональной команде и приехал в Санкт-Петербург зимой. Заехал в Сестрорецк к родителям и заодно в спортивную школу олимпийского резерва. Встретил там Владимира Кузьмича Коренькова, замглавы Приморского района. Ну Владимир Кузьмич спрашивает меня: «Ну и что, ты там в своем профессиональном спорте что-то выиграл или денег заработал?» Я отвечаю, что нет. «А что ты там делаешь?» Я задумался: то есть я, здоровый мужик, занимаюсь, в принципе, тем, что просто развлекаю сам себя. И практически тут же произошли события, которые заставили меня начать новую жизнь. Я буквально через три дня улетал в расположение команды на тренировочный сбор на Майорке. Сижу в самолёте, готовлюсь к взлету, и раздается звонок: Владимир Кузьмич погиб в автомобильной катастрофе. Для меня стало понятно, что пора перестать жить для себя. Буквально через месяц я переговорил с владельцем команды, и он без проблем меня отпустил. Я улетел в Санкт-Петербург, к семье. Стал думать, а что же дальше? Пошёл в отдел образования Курортного района, стал предлагать идеи по развитию спорта в районе и городе. В результате меня пригласили возглавить школу-интернат «Олимпийские надежды» в Приморском районе. Проработал там 11 лет, после чего стал генеральным директором «Юбилейного», где моей основной задачей было развитие культуры и спорта, а также извлечение дохода от текущей деятельности.

— Тоже неожиданный поворот в вашей карьере.

— Согласен, но я с удовольствием принялся за эту работу. Повезло, что сильной конкуренции у «Юбилейного» не было. У нас всего в то время было четыре стадиона, сейчас три. Точнее — четыре, но «Газпром-Арена» находится в другом сегменте, перед ней ставятся более глобальные задачи. А подобные «Юбилейному» — «Сибур Арена» и Ледовый дворец. Мне как lucky guy повезло, что я попал именно в «Юбилейный» — самый центр города, около станции метро, с такой прекрасной 50-летней историей, где рождались легенды не только спорта, но и музыки. Была интересная задача: заработать на содержание «Юбилейного» без субсидий и грантов. Пришлось учиться на ходу. Был еще такой момент. Я пришел на работу в марте, а в мае начался «мертвый сезон». Как сейчас помню, в июне пришёл домой к жене, взял 1 млн рублей и положил их в кассу, чтобы заплатить зарплату сотрудникам. Как работать в таких условиях, я понял уже позже.

— Жене долго пришлось объяснять, почему вместо того, чтобы приносить деньги в дом, вы их уносите?

— У меня с женой такие отношения, что мне не долго приходится объяснять свои поступки. Это называется семья и доверительные отношения.

— Какое мероприятие стало самым сложным за время работы в «Юбилейном»?

— Концерт «Алисы» в первый год моей работы. 10 тысяч алисоманов и Кинчев, который вытворял что-то невообразимое. Это мне надолго запомнилось. Было полное ощущение, что дворцу спорта настанет конец. Еще внутри было просто пекло. Поэтому первое, что в рамках капремонта мы сделали, — наладили все системы воздухообмена. Выгребли из воздуховодов тонны грязи.

— Вы поклонник «Алисы»?

— С удовольствием слушаю. Там есть очень неплохие тексты, в какой-то степени даже патриотические. Но шоу у них жесткие, с файерами. Это сейчас мне все понятно. Мы даже в прошлом году специально организовали файеры на концерте Chemical Brothers. Они очень удивились. На определенной песне в определённое время мы открыли систему дымоудаления и включили максимальный приток. Пол в месте, где жгли, застелили резиной, поставили бочки с песком, и определенные люди в специальной одежде в определенный момент зажгли файеры. Это было показательное для нас мероприятие: были приглашены все ведущие промоутеры России. И сейчас у нас нет свободных окон в календаре. Мне было не стыдно уходить. За время моей работы доход увеличился на 30 процентов. Это давало нам возможность каждый год еще больше модернизировать спортивный комплекс.

Беседовал Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»