Павел Басинский: «Нередко слава писателя начинается со скандала»

Павел Басинский — автор биографических бестселлеров о Льве Толстом и Максиме Горьком, дважды лауреат премии «Большая книга». В «Редакции Елены Шубиной» (АСТ) в конце марта вышла его новая книга «Леонид Андреев. Герцог Лоренцо». «Герцогом Лоренцо» Андреева прозвал Илья Репин — в честь героя пьесы «Черные маски», и это одно из множества прозвищ «русского Эдгара Аллана По». Андреев вызывал у читателей и восхищение, и раздражение, и страх, и интерес.

— Павел Валерьевич, насколько сегодня исследовано творчество Леонида Андреева?

— Ему с исследователями в целом повезло. Не только статьи, но и книги о нем, в том числе с описанием его биографии, стали выходить уже при его жизни, как и собрания его сочинений.

Так, в 1912 году вышла книга писателя и журналиста Василия Брусянина «Леонид Андреев: Жизнь и творчество», от которой, условно говоря, можно вести отсчет «андреевоведения». А в советское время, вскоре после революции, в 1924 году в издательстве «Земля и фабрика» появилась книга Николая Фатова «Молодые годы Леонида Андреева», которая и сегодня служит материалом для биографов писателя, в том числе и для меня. Ее ценность в том, что Фатов успел застать в живых современников Андреева из числа бывших орловских гимназистов, московских студентов, учителей гимназии, близких родственников и опросить их. Он также нашел бесценные документы в гимназическом и университетском архивах.

Наконец, сразу после смерти Андреева (а он умер в финской эмиграции в 1919 году) благодаря стараниям Максима Горького была издана и переиздана в Берлине и Петрограде «Книга о Леониде Андрееве», в которой опубликованы воспоминания о нем и рассуждения о его творчестве не кого-нибудь, а Блока, Чуковского, Замятина, Чулкова, Белого и других выдающихся современников. Одновременно в первых советских журналах, альманахах появлялись воспоминания о Леониде Андрееве самых разных людей.

Потом, начиная с 1930-х годов, наступила пауза. Во-первых — эмигрант, во-вторых, по меркам соцреализма, — декадент. Словом, не тот, кто нужен строителям коммунизма. Строго говоря, так и есть, не нужен.

— А когда советский читатель наконец вспомнил «ненужного» писателя?

— Новое открытие Андреева, а также переиздание его текстов начинается во время «оттепели». И здесь огромную службу для «пропаганды» Андреева сыграл 72-й том «Литературного наследства» «Горький и Леонид Андреев. Неизданная переписка», который вышел в «Науке» в 1965 году. Это был абсолютный прорыв в открытии Андреева, его незаурядной личности. А Горький, как часто бывало тогда, выступил эдаким «паровозом». В советские времена он многих таким образов «вывозил» за собой: Бунина, Розанова, Замятина, Платонова… Раз «великий пролетарский писатель» состоял с ними в переписке и хвалил их творчество, как можно их выбросить на обочину? Этим и пользовались советские издатели и филологи.

О творчестве Андреева и его жизни писали довольно много. Кроме того, было множество архивных публикаций. Андреев не обделен исследователями.

— В книге вы уточняете, что в фокусе внимания — ранний период творчества писателя, объяснив это тем, что пишете об Андрееве, которого любите. A за что любите и что не близко и непонятно в его позднем периоде творчества и биографии? И почему за кадром остался второй брак Андреева и отношения с детьми?

— С одной стороны, все просто. Я не решился взяться за полную биографию Андреева. Тем более что две такие сравнительно недавно вышли — книга Людмилы Кен и Леонида Рогова и книга Натальи Скороход в серии «ЖЗЛ».

У Андреева была весьма бурная жизнь в общественном плане после начала русско-германской войны. И очень сложная личная жизнь после второй женитьбы. Мою книгу пришлось бы увеличивать минимум в два раза, а издательский проект этого не предполагал.

С другой стороны, для меня это сложный личный момент. Я очень люблю Андреева, скажем так, молодого, от рассказа «Баргамот и Гараська» до рассказов «Тьма» и «Губернатор». В это время он ведь пишет и свои самые художественно-провокационные вещи — «Бездна», «Стена», «Красный смех» и другие. Он одновременно и тонкий реалист («Жили-были», «Призраки») уровня Чехова и Куприна, и абсолютный революционер в прозе. И просто по-человечески в это время он невероятно мне симпатичен. Не избалованный славой и деньгами, настоящий орловец, провинциал в лучшем смысле этого слова. И всего добивается сам, хотя жизнь его бьет и гонит: нищета, наследственный алкоголизм, целая череда любовных неудач и так далее.

А вот Андреева, условно говоря, позднего, я не то что не люблю, а не вполне принимаю. И я тут не одинок. Близко знавшие Андреева и очень неглупые люди в один голос говорили, что после смерти первой жены это был уже какой-то «другой Андреев». Что-то в нем сломалось, что-то погасло в душе. И чем более неистовую общественно-политическую активность он развивал в это время, чем больше он писал (в основном надиктовывал свои тексты второй жене, которая печатала их сразу на машинке), тем больше становилось очевидным, что за всей этой бешеной активностью кроется страшная душевная тоска и пустота. И в его личной жизни в последний период было много такого, о чем писать не хочется.

Но это скорее моя проблема.

— В начале XX века книгами Андреева зачитывались. Его гонорары к середине 1900-х доходили до баснословной суммы — 1000 рублей за печатный лист, уступая только гонорарам Горького. Когда и почему он стал знаменитым и столь востребованным литератором?

— Будем откровенны: нередко слава писателя начинается со скандала. Таким скандалом была публикация рассказа Андреева «Бездна» в 1902 году. Сюжет: студент гуляет поздно вечером в лесу с гимназисткой, встречают бродяг, они его избивают, ее насилуют, а он, очнувшись, фактически насилует ее вторично.

Даже сегодня такой сюжет дико звучит, а представьте начало ХХ века. Самое любопытное, что Андреев пишет этот рассказ на пике личного счастья. Он только что женился на Александре Михайловне. Прототипом гимназистки была его первая любовь — Зинаида Сибилева, но читатели об этом не знали. Понятно, что это был чудовищный скандал! Даже семья Толстых (и лично Лев Николаевич) публично осудила этот рассказ. А потом пошли еще «фейки» в разных газетах — письма, якобы написанные реальными участниками этого вымышленного события, и Андреев сам принял участие в этой фальсификации.

Другое дело, что к тому времени он уже был автором целого ряда превосходных рассказов: «Баргамот и Гараська», «Ангелочек», «Жили-были» и других. Талант его уже оценили Чехов и Горький. Но вот скандала не хватало. Сознательно ли Андреев на него пошел? Не знаю. Думаю, что не без этого. Образно говоря, это такой случай Владимира Сорокина, но еще в начале ХХ века…

Позже Андреев не раз подтверждал свое право на звание большого писателя. «Жизнь Василия Фивейского», «Иуда Искариот», «Красный смех», «Рассказ о семи повешенных»… Без этих текстов невозможно представить русскую литературу Серебряного века.

— Часто на популярность автора работает биографическая легенда, которая определяет не только имидж автора, но и читательскую аудиторию, и то, к каким литературным лагерям его отнесут. У Андреева такой легенды не было. Он не учил, не создавал новых течений, тем не менее его читали. Что способствовало его популярности?

— Согласен, легенды не было. У его друга Горького — была, а у него — нет. Но и у Чехова ее не было. Только не надо говорить, что Чехова не знали, не читали, не понимали. У него была огромная популярность, гимназистки гроздьями висели на заборе его Белой дачи в Ялте. Преувеличиваю, но примерно так было. Так же и Андреев был бешено популярен без всякой легенды. Просто тогда литература была в невероятной чести, как и театр. Не было кино, не было шоу, не говоря уже о блогосфере. Писатели были кумирами, звездами. Их фотопортреты открытками размножались.

— Что такого он сказал нового, что попал в нерв? Безумие, отношения мужчины и женщины, вообще отношения людей он не просто изучал — препарировал. Так почему читатель эпохи модерна так полюбил Андреева, который, с одной стороны, не символист и не о горнем пишет, с другой — так настойчиво тянет всмотреться в бездну?

— Согласен, что Андреев — писатель, скажем так, несовершенный. У него замыслы были грандиозны, а их исполнение, может быть, именно в силу их грандиозности, отставало от замыслов. Кстати, он сам это понимал и не раз об этом говорил.

Но то, что он предвосхитил многие будущие направления в литературе и искусстве вообще, — это несомненно. Возьмите ту же «Бездну». Положа руку на сердце, это не самый сильный его рассказ. Но вся эта последующая история с его публикацией, все эти письма в газеты студента, гимназистки и даже бродяг, где одна и та же криминальная история показана глазами разных ее участников, — это же «В чаще» Рюноскэ Акутагавы, написанный двадцать лет спустя и затем экранизированный Акирой Куросавой («Расемон»)! «В чаще» и «Расемон» — абсолютная мировая классика, а о «Бездне» забыли.

Рассказ «Стена» мог бы стать программным для немецких художников-экспрессионистов, как и «Красный смех». Но читали ли они его? «Губернатор» и «Мои записки» — предчувствие Кафки. «Иуда Искариот» с его потрясающими иерусалимскими сценами, со всей этой игрой света и тени появился раньше «Мастера и Маргариты». Читал ли его Булгаков? Уверен, что — да. И я могу назвать еще несколько направлений, которые открыл Андреев. Конечно, его современники этого знать не могли. Но они чувствовали, что это художник с каким-то авангардным взглядом и мышлением.

— Леонид Андреев — рано осиротевший старший сын орловского землемера, он со школьной скамьи привык зарабатывать деньги и тянуть большую семью. Трудное детство отчасти сближает его с другим писателем — важным человеком в его судьбе — Максимом Горьким, однако Горький образования не получил, а Андреев окончил юридический факультет университета. Горький, узнав о смерти Андреева, назвал его своим единственным другом. Что притягивало столь разных людей друг к другу?

— Это долгий разговор. В моей книге целая глава об этом, а их всего там шесть. Но если коротко, то мне кажется, их тянуло друг к другу просто потому, что они хорошо друг друга чувствовали и понимали. Почему мальчики вообще дружат? Один — лидер, другой — нет. Один — сильный, другой — слабый. Один — красавчик, а другой — так себе. Но — дружат, нуждаются друг в друге, скучают друг без друга. Да, это такая мужская «влюбленность», поймите меня только правильно. То есть, с одной стороны, в этой истории много обычной, даже типичной психологии, а с другой — две знаменитости, две звезды. Им было о чем поговорить на досуге, кого обсудить, чьи косточки перебрать. Но есть в их переписке и очень много философских, общественных вопросов, которые они горячо обсуждали.

— Почему эта дружба оборвалась?

— Двум большим рыбам было тесно в одном аквариуме. И люди они были разные. Горький терпеть не мог нытиков и декадентов, а Андреев часто таким бывал. Андреев вносил в их отношения слишком много личного, задушевного, а у Горького на это не было сил и времени.

Фактически разрыв состоялся уже на Капри в 1906 году, когда Андреев приехал туда к Горькому после смерти первой жены, умершей во время родов. Он был раздавлен, хотел покончить с собой. И ждал от своего друга участия, жалости. А у Горького — что ни день, то новый гость. Едут и едут. Везут новости из России, а его все это страшно интересует. И тут Леонид со своим «нытьем».

Жена у Андреева умерла? Чтобы вы поняли отношение Горького к смерти: когда в 1934 году в Горках умирал его сын Максим, Горький с профессором Сперанским обсуждали тему физического бессмертия. В кабинет Горького вошли с сообщением: сын Максим умер. «Это уже не тема», — сухо сказал Горький.

— Горький в посмертном очерке об Андрееве писал с позиции старшего брата и обмолвился: «Очень трудно говорить о человеке, которого хорошо чувствуешь». Так ли это было? Горький ставит памятник таланту и незаурядности Андреева, однако подробно описывает визит к проституткам и пьянство — он это делал, протоколируя факты для потомков или все же отношения друзей-писателей осложнялись соперничеством и ревностью?

— История с проститутками описана гениально! Если бы ее не было, ее нужно было придумать. Наверняка Горький и придумал кое-что. Но в этой истории есть глубокий смысл. Два типа, два характера, два отношения к жизни. Один стремится к ее разумному постижению и в конечном итоге преображению в нечто лучшее. Как в песне: «Я люблю тебя, жизнь, и хочу, чтобы лучше ты стала». А другой стремится в хаос, в безнадежность и в конечном итоге — в гибель, конец света. Пропади все пропадом, а я буду чай пить с вареньем.

Вот о чем эта история.

— Андреева читать мучительно — это настоящий певец смерти, безумия, страдания, изнуряющий безжалостной рефлексией и себя, и читателя. При этом, как сказано в вашей книге: «Расцвет его литературных способностей сопровождался разрушением личности». Почему так происходило?

— Нет, Андреев не только певец смерти и безумия, это слишком простой взгляд на его творчество. Там много и света, и любви, и красоты. Как прекрасно он описывал детей и животных! Природу! Но в принципе — да, не это делало его Андреевым. Не это выделяет его в русской литературе, а то, о чем вы говорите.

Что касается разрушения личности, то это ведь я пишу о конкретном времени — самый конец 1890-х годов и самое начало 1900-х. Андреев тогда еще бедствовал и очень много пил. И в это время — удивительно! — рождается как большой писатель. Все, казалось, было против этого. А он начинает писать и пишет все лучше и лучше. Это было какое-то чудо!

— Зинаида Гиппиус отмечала «поразительную глупость» андреевских героев, отождествляя их с автором. «Общее наше гимназичество нашло своего пророка», — не без презрения писала она об Андрееве. А Иван Бунин записал в дневнике 1916 года: «Говорили об Андрееве. Все-таки это единственный из современных писателей, к кому меня влечет, чью всякую новую вещь я тотчас читаю». Насколько Андреев, будучи известным литератором, драматургом, был обласкан вниманием коллег?

— Да бог с ней, с Зинаидой Николаевной! Кого она вообще любила, кроме Дмитрия Сергеевича? Я ненавижу этот высокомерный, псевдоэстетский взгляд, даже когда встречаю его среди своих близких знакомых. Пророк для гимназистов? Ого! Хотел бы я стать пророком для старшеклассников. Чтобы от меня фанатели несколько миллионов «янгэдалтов». А лучше миллиардов, как от «Гарри Поттера». Это ж мечта!

— Андреев был очень чуток к критике. За год до смерти он признавался в дневнике: «Мучительное: я раб слова, фразы, выражения. <…> Как публичная девка или старый актер, я начинаю играть, как только берусь за письмо, и все время одним ухом прислушиваюсь, хорошо ли меня принимают». Дневники Андреева очень откровенны. Что с ними стало после смерти писателя?

— Андреев принадлежал к писателям, которых я называю «критикозависимыми». Они критиков на словах не любят и презирают, но при этом читают все, что о них пишут, и страдают даже от самой глупой критики в свой адрес. Собирают отзывы о себе в отдельные альбомы (сейчас — папки с файлами) и так далее. Таким был не только Андреев, но и, например, Михаил Булгаков. Я думаю, Андреев был очень неуверенный в себе человек и, как артист, нуждался во внешнем обожании. Это была его слабость, которую он сам в себе понимал. Доказательством тому цитата из дневника, которую вы приводите. И все-таки согласитесь, что он был очень умный и самокритичный человек.

Его дневники разбросаны по миру. Так случилось потому, что его вторая жена Анна Ильинична после его смерти уехала с детьми в Европу. Таким образом, архив Андреева распылился, как и архив Бунина, например. Значительная часть хранится в Англии, в Лидсе. Часть — в США. Часть — в Пушкинском доме и Орловском музее. Что-то в частных собраниях. Это серьезная проблема для исследователей.

Подготовила Мария Башмакова, специально для «Фонтанки.ру»