«Я этого парня обвел и забил. Потом он вернулся с ножом». Почему тренер «Зенита» Вильям Оливейра решил стать гражданином России

Бразильский тренер «Зенита» Вильям Артур де Оливейра спустя 12 лет жизни в России получил российское гражданство. В интервью «Фонтанке» он рассказал, почему в Бразилии опасно жить, скучает ли он в поездках по березкам и почему не стоит ждать от «Зенита» успехов в Лиге чемпионов.

Вильям Артур де Оливейра приехал в Россию в 2009 году, когда ему было 27 лет. Его первым клубом стал пермский «Амкар». Потом были ярославский «Шинник», брянское «Динамо» и «Уфа». После окончания игровой карьеры Вильям остался в России уже как тренер — сначала в «Уфе», а последние три года — в «Зените». Здесь он женился, дважды стал папой и в 2017-м решился на получение российского гражданства. Долгожданный красный паспорт он получил лишь в декабре 2021 года. Это интервью по большей части о том, что житель солнечной Бразилии нашел в холодной России. Но про «Зенит» мы тоже поговорили.

Новый год в Бразилии под оливье, язык, российские привычки

— Вам пришлось проделать длинный путь ради получения российского гражданства. Сейчас уже всё закончилось, и теперь вы гражданин России. Как ощущения?

— Это было действительно долго. В феврале будет 12 лет, как я пришел в Россию. Для меня получение гражданства стало настоящим праздником. Я как будто досрочно отметил Новый год. Вся семья меня поздравила. Шутили, что я теперь иностранец в Бразилии. Осталось только доехать до России, забрать паспорт и другие документы, потому что эта новость застала меня, когда я был в отпуске в Бразилии, а потом я сразу уехал с «Зенитом» на сборы в Дубай.

— Впервые вы рассказали, что подали документы о получении гражданства, еще в 2017 году. Почему всё так долго?

— Наверное, из-за переезда в Петербург. Процесс был запущен еще в Уфе. Мы подготовили и подали все документы. А потом их пришлось переводить в Петербург.

— Жена и дети будут получать гражданство?

— Обязательно. Скоро будем подавать документы. Детям проще, потому что у них уже есть родитель с российским паспортом, а младший даже в России родился.

— Изменилось ли ваше мироощущение теперь?

— В душе я уже давно россиянин. Всё, чего я добился в спорте и в жизни, я добился в России. Думаю, что эмоций будет еще больше, когда получу свой красный паспорт.

— Когда уезжаете в отпуск в Бразилию, по березкам скучаете?

— Конечно! Например, сейчас в Бразилии очень много дождей и иногда думаешь: «Лучше бы снег выпал». Конечно, скучаем и по Питеру, и по своей квартире. Мой старший сын скучает по садику, русским друзьям. Могу даже сказать, что когда мы в Бразилии, мы больше скучаем по России, чем по Бразилии, когда находимся в России.

— Предателем на родине вас не считают?

— Конечно, нет. По сути ничего не изменилось. Конечно, я родился в Бразилии, там у меня живут родители, но то, что я получил гражданство России, на родине воспринимают как большое достижение. Они восхищаются мной, особенно мои родители.

— И всё-таки. Вы же получили паспорт больше не из-за патриотических чувств к России, а потому что это сильно облегчит вам жизнь?

— Понятно, что с российским паспортом в России всё станет намного проще: не надо будет оформлять визу, легче будет приезжать к нам в гости родителям, а они довольно часто ездят, но причина, конечно, не в этом — я чувствую, что здесь мой дом, это уже на уровне менталитета.

— Новый год отпраздновали по-русски?

— В принципе, бразильцы и русские очень похоже празднуют этот праздник. Мы также накрываем стол и собираемся с семьей. До полуночи празднуем все вместе, потом молодежь уходит отмечать с друзьями.

— Что вместо ёлки у вас?

— У нас тоже ёлка! Но в нашей семье только пластиковая, потому что настоящие растут только в немногих местах Бразилии, а не по всей стране, к сожалению. Насколько я себя помню, мы всегда доставали перед праздниками коробку с ёлкой, собирали её, сверху ставили звезду.

— Оливье готовите?

— Я тебя сейчас удивлю, но в Бразилии тоже есть очень похожий салат, который почему-то называется «майонез». Но в последние годы я пытаюсь доказать родным, что никакой это не «майонез», а оливье. Единственное, мы иногда добавляем в него кукурузу, лук или яблоко. Ну, и заправляем майонезом.

— Чисто русские привычки приобрели за эти 12 лет жизни в России?

— Наверное, я стал более серьезным. Потому что вы, русские, добрые, но к жизни относитесь более серьезно, чем бразильцы. Какие-то вещи в быту перенял. Например, в Бразилии не принято разуваться, когда приходишь домой. За 12 лет в России я научился всё-таки снимать обувь после улицы. И сейчас, когда я приезжаю в Бразилию и вижу, что кто-то ходит в ботинках по дому, меня это начинает бесить. Что еще… да много разных таких мелочей. Меня дома уже называют русским.

— В семье вы на каком языке говорите?

— С супругой мы говорим по-португальски. Со старшим — в основном на русском, особенно когда находимся в Бразилии, чтобы у него была постоянная практика перед школой. Но вообще, он хорошо говорит, потому что вырос в России. Когда он сам с собой играет, он тоже говорит на русском. Из-за этого он, наоборот, в какой-то момент стал забывать португальский. Но когда у нас родился второй ребенок и из Бразилии приехала помогать бабушка, он стал заново всё вспоминать, разговаривая с ней. Русский он, конечно, знает лучше. Наверное, он даже мне будет помогать лучше говорить по-русски, потому что мой русский, конечно, не идеален.

Жена, лучшее решение в жизни, расизм

— Мне показалось, что для вас никогда не было особой проблемы переехать куда-то, начать учить новый язык. Так было в Мексике, Сербии, в России.

— Наверное, ты в чем-то прав. Сначала я уехал в Мексику, но там отличия были не такими существенными, как потом, когда я переехал в Сербию. Там было гораздо сложнее. Я был всё время один, и мне пришлось учить язык, чтобы понимать окружающих. Но всё-таки я бы не сказал, что мне так уж легко даются масштабные переезды. После 2014 года у меня были варианты продолжить играть в Узбекистане, Казахстане и еще нескольких странах. Но я решил остаться тренером в Уфе: я понимал, что у меня уже есть жена, только что родившийся ребенок, и для них это будет сложно.

— Насколько тяжелым испытанием стало столь длительное пребывание вдали от дома для вашей жены?

— Мы вместе уже 16 лет, и она всегда меня поддерживала. Я не замечал, что ей было как-то тяжело. Мне кажется, что она любит Россию так же, как я. Как раз, когда встал вопрос после Уфы, что делать дальше, я посоветовался с ней: стоит ли мне продолжать играть, но тогда придется снова переезжать, или лучше остаться? Она сказала, что примет любое мое решение и всегда будет со мной. В итоге она поддержала меня. Наверное, то решение остаться тренером в Уфе стало моим лучшим решением в жизни.

— Неужели не было за все годы в России какой-то кризисной ситуации, когда вам хотелось вернуться на родину?

— Наверное, был только один подобный случай. Хотя его сложно назвать кризисным. Когда я еще играл, у меня оставалось 3–4 месяца по контракту с «Уфой», клуб решил расстаться со мной. Я не знал, что делать дальше. Тогда мне пришлось на несколько месяцев вернуться в Бразилию. Не сказал бы, что я был счастлив вернуться в той ситуации. Наоборот, я чувствовал, что мне чего-то не хватает. Такого, чтобы мы страдали, не было. Опять же в России мы с женой чувствуем себя своими на сто процентов. У нас здесь много друзей вне футбола. Русские всегда к нам относились очень хорошо.

— Вы всегда признаетесь в любви к Петербургу. Но даже коренные петербуржцы порой устают от того, насколько здесь мало солнца. Трудно представить, как вам, человеку, который родился и вырос в Бразилии, не хватает этого желтого круга над головой.

— На самом деле это достаточно легко представить. От постоянного палящего солнца тоже можно устать. Солнце хорошо, когда оно есть по чуть-чуть. Вот в Петербурге солнца как раз чуть-чуть. Этого достаточно. Хотя прошлым летом было много солнца, почти как в Бразилии.

— Пару лет в Петербурге играл кубинский волейболист Ореоль Камехо. Он, кстати, тоже обладатель российского паспорта.

— Да, знаю его. Он наш друг. У него жена тоже из Бразилии.

— Да. И в Петербурге у них произошла история, когда якобы из-за расизма им пришлось забрать дочь из балетной школы. Вы с чем-то подобным сталкивались?

— Да, я слышал, Ореоль рассказывал. Я в России с таким не сталкивался. Расизм — это тонкий момент. Скажу так: глупые люди есть в любой стране, и с такими проблемами общество сталкивается даже в Бразилии.

— В Бразилии?

— Да-да! Подобные неприятные истории есть везде, в том числе во время футбольных матчей.

Страшные фавелы, футболист с ножом, бандитский Петербург

— Одна из главных пугалок о Бразилии — это фавелы. Если я вдруг окажусь в Бразилии, туда действительно лучше не ходить?

— Да, это тоже неприятная тема. Увы, это всё правда. Там действительно опасно. Понятно, что там живет много хороших людей, которые просто бедные и они не могут себе позволить другое жилье. Но также там много криминала. Это большая национальная проблема для Бразилии. Раньше были такие фавелы, куда даже полицейские боялись заходить. В последние годы ситуация стала улучшаться, но из-за пандемии многие потеряли работу — и в фавелах снова стало опасно. Так что лучше там не появляться, чтобы не оказаться в неприятной ситуации.

— Малком рассказывал, что многие его друзья детства сидят в тюрьме, а Клаудиньо — что некоторых уже и вовсе нет в живых. Звучит страшно.

— К сожалению, такие истории тебе расскажет 90 процентов бразильских футболистов. Я тут не исключение. У меня тоже есть такие приятели, с которыми я рос, которые выбрали неправильный путь в своей жизни. Понятно, что жизнь бывает очень тяжелой, но у тебя всегда есть выбор. И если человек выбирает путь криминала, он должен отвечать за это.

— И футбол в этой ситуации — один из немногих социальных лифтов в Бразилии?

— На самом деле есть много других способов уйти от такой жизни. Но многие действительно думают, что именно футбол сделает из них миллионеров. И это большой самообман. 90 процентов футболистов в Бразилии получают не больше 500–600 евро в месяц. Хотя это всё равно неплохо. Еще у нас есть хороший волейбол. Или можно пойти учиться в федеральный университет. Путь всегда есть. Еще важно, чтобы тебя поддерживала и направляла семья, как это было у меня, Малкома и Клаудиньо.

— Перед вами никогда не стоял выбор между криминалом и футболом?

— Я никогда не сомневался: быть мне футболистом или нет. Когда мне было 18–19 лет, у меня закончился контракт с одной командой и возникла пауза в два-три месяца. Тогда я впервые задумался, что делать дальше. Но даже тогда я выбирал между учебой, работой и футболом. Хорошо, что нашел новую команду.

— У вас были друзья или компании, с которыми родители вам запрещали связываться из-за того, что они могут на вас плохо повлиять?

— Естественно. Опять же, в Бразилии таких ситуаций много. Сам понимаешь, когда ты молодой, кровь кипит, голова не всегда соображает правильно. И всегда появляются такие люди вокруг. Но родители меня всегда направляли по правильному пути. Например, некоторые хвастались, что им разрешали ходить на дискотеки в 14–15 лет. Мне разрешили ходить на дискотеки только в 18.

— В опасных ситуациях оказывались?

— Не сказал бы. Опасным можно назвать, наверное, только один случай. Мне было лет 14, и я играл за одну местную команду по мини-футболу. Это был выходной, и мы просто собрались сыграть в футбол против других команд. И был там один парень, про которого я знал, что он общается с плохими людьми. Мы просто играли, кайфовали. Было как: две команды играют по десять минут или до двух голов, другие стоят и ждут своей очереди. И моя команда в тот день всех обыгрывала. В какой-то момент этот парень начал во время наших матчей выпрыгивать на поле и мешать. Потом настал черед нам сыграть против его команды. И я этого парня обвожу, потом забиваю. Началась драка. Нас разняли, и он ушел со словами: «Ты меня еще увидишь». Через какое-то время он вернулся с ножом и пошел на меня. Я побежал домой. Больше мы в тот район играть не ходили.

— Думаете, он на самом деле мог пустить нож в дело?

— Не знаю. Может, просто хотел напугать. Проверять это у меня не было желания. Пару дней я потом боялся выходить из дома — рисковать лишний раз не хотелось. У нас же тоже был не самый благополучный район. Иногда бывали дни, когда говорили, что после десяти вечера нельзя выходить из дома. В общем, обычная бразильская фавела.

— Знакомы ли вы с бандитской историей Петербурга?

— Нет. В принципе, в России мне это как раз и нравится, что здесь не бывает таких историй. Когда мы возвращаемся в Бразилию, до сих пор остается чувство опасности. Мы стараемся не гулять по ночам. А в России за эти 12 лет ни разу не возникло ни одной опасной ситуации. И речь не только про Петербург. В Перми, Ярославле и в Брянске мы чувствовали себя в безопасности.

— Я имел в виду про историю города. В 90-е годы в Петербурге происходило много криминальных разборок.

— А-а-а, я понял. Слышал, да. Немного читал об этом. Хорошо, что сейчас такого уже нет.

Водка, рыбалка, Семак

— Первые впечатления от России какими были?

— Я был в шоке от холода и снега. Навсегда запомнил это. Но быстро наступило ощущение, что мы дома, где безопасно. Мне еще повезло, что перед этим я играл в Сербии, где очень похожий алфавит. Поэтому я мог уже читать и быстро освоил язык.

— Репетитора нанимали?

— Нет. Просто слушал других людей и учился. Поэтому у меня так много ошибок. Но я хочу прибавлять и хочу говорить правильно.

— Правда, что в Перми вас сразу научили пить водку?

— Да, так и было. Это произошло сразу после перехода в «Амкар». На командном мероприятии мне сказали: «Ты в России. Как ты можешь не выпить водки?» И заставили меня выпить. Это было очень смешно. Там был еще один бразилец, который приехал одновременно со мной. Он был очень серьезный, говорил, что алкоголь пить нельзя и еще кучу всего делать нельзя. Но его всё равно заставили выпить чуть-чуть. Я думаю, что по нам было видно, что водка нам не понравилась, потому что больше нам её не предлагали.

— А в Брянске вас научили рыбачить.

— Да. Небольшую щуку как-то поймал в Брянске. В Петербурге тоже недавно ходил рыбачить на пруд. Поймал небольшую рыбку, забыл, как называется.

— В пруду возле базы «Зенита»?

— Не, в другом месте. Там я тоже один раз рыбачил, но ничего не поймал.

— Встреча с Семаком стала для вас во многом судьбоносной. Помните, как впервые его увидели?

— Отлично помню. Наша первая встреча произошла на Кипре, потому что «Уфа» улетела на сбор, а я летел напрямую из Бразилии. После первого общения стало понятно, что это дружба на долгие годы, потому что наши мысли о жизни, о семье, о футболе во многом схожи. Конечно, бывают моменты, когда мы спорим о чем-то, но в целом у нас одинаковое видение. Он для меня уже как родной человек, как старший брат. Только благодаря ему я оказался в такой большой команде, как «Зенит».

— Семак возглавил «Зенит» в 18 году, вы пришли в 19-м. Почему так получилось?

— «Уфа» должна была дебютировать в Лиге Европы. И в этот момент Сергей Богданович ушел в «Зенит». Конечно, он держал меня в курсе на протяжении всех переговоров. Он хотел взять меня с собой сразу, но Шамиль Газизов не хотел меня отпускать, потому что вслед за Семаком сразу ушли еще Александр Незелик и Мария Бурова. Главным тренером назначили достаточно молодого Сергея Томарова, и Газизов хотел, чтобы я ему помог первое время. И лишь где-то через полгода Семаку удалось договориться, чтобы меня отпустили. Конечно, я хотел бы уйти сразу, но с пониманием отнесся к просьбе Газизова. В конце концов, я тоже очень сильно благодарен «Уфе».

— То есть вопрос о том, чтобы остаться в «Уфе», не стоял перед вами?

— Там как было. Переговоры по поводу моей судьбы шли между руководителями. «Зенит» изначально хотел меня забрать, но «Уфа» отказалась. Мне сказали, что до конца года я остаюсь в Уфе, а дальше будет видно. Даже когда «Зенит» всё-таки договорился забрать меня, я об этом не сразу узнал. Я, как обычно, должен был лететь после зимней паузы из Бразилии на сборы на Кипр. За день до вылета я спокойно собирал чемоданы, не думал ни о каком «Зените», и тут мне звонит Газизов и говорит: «Я договорился с Дюковым, ты переходишь в «Зенит». Говорю: «Ну, у меня уже билеты на руках!» — «Не-не, ты приезжай, попрощайся с командой и лети в Катар на сборы «Зенита».

— Семаку в «Зените» досталось тяжелое наследство после Луческу и Манчини. Очень много игроков, от которых сейчас, что показательно, почти никого не осталось. Насколько тяжело было разгребать всё это?

— Конечно, это был не очень удачный период для «Зенита». Проблемы с составом были огромные. Если не ошибаюсь, у нас было 43 игрока на контрактах. Пришлось проделать очень много работы, чтобы найти компромиссы для некоторых из них. К сожалению, в тот момент не было возможности покупать новых футболистов и надо было использовать тех, кто был в наличии. Первые значительные изменения произошли как раз, когда я пришел в команду: мы продали Паредеса, пришли Ракицкий, Барриос и Азмун. Тогда у Сергея Богдановича появилась возможность строить команду под себя. Раз мы до сих пор в «Зените», значит, мы всё делали правильно.

Почему не получилось у аргентинцев, невезучий Малком, конфликт с Дзюбой

— Почему из всех аргентинцев дольше всех в «Зените» задержался Дриусси — изначально не самый очевидный с этой точки зрения персонаж?

— Я не могу ничего плохого сказать про других аргентинцев. У меня были отличные отношения со всеми. Наверное, дело в адаптации. Краневиттер не смог закрепиться в составе, а он хотел играть больше. Примерно то же самое было с Ригони — у него не было стабильности. Маммане сильно помешали две травмы крестообразных связок. А Дриусси более легкий по характеру. Когда пришли Ракицкий, Барриос и Азмун, мы стали использовать его на фланге.

— Да, а еще он потом ругался на эту позицию.

— Его можно понять. Он нападающий, но благодаря своей мобильности, умению вести единоборства, он отлично выглядел на фланге, чувствует себя на этой позиции как рыба в воде. Он очень нам помог на этой позиции.

— По каким принципам вы выстраивали новую команду? Было ли у вас четкое представление, что вам нужно?

— Мы сразу решили, что хотим играть в современный футбол, чтобы наша команда играла на высоких скоростях, как лучшие европейские команды, чтобы мы играли агрессивно. Понимаю, что не всё из этого удалось достичь, но это вопрос времени. Не так просто поменять всё. На протяжении этих трех лет мы каждый год стараемся добавлять что-то новое в команду, чтобы появлялась уверенность, чтобы мы играли лучше и добивались лучшего результата.

— Малком — провал?

— Тут скорее можно сказать, что не повезло. В начале ему мешали травмы. Люди просто оценивают Малкома по тому, что он пришел из «Барселоны» за такие большие деньги. Конечно, от него ждали другой игры, ждали, что он будет, как Халк. Ожидания были действительно большие. Да он и сам очень хочет оправдать эти ожидания. Мы видим каждый день, как он старается. В принципе, он с каждым годом играет всё лучше, но мы знаем, что он способен на гораздо большее.

— В целом у бразильцев в «Зените» идет как-то лучше, чем у аргентинцев. Возможно, дело в менталитете?

— На самом деле для меня это удивительная история. Потому что во всём футболе считается, что у аргентинцев более европейский менталитет в плане самой игры. Они берут больше желанием, агрессией, физикой. А бразильцы более техничны. И в теории набор качеств аргентинцев больше подходит для игры в России. Наверное, это просто стечение обстоятельств. Возможно, в другое время у них бы получилось лучше.

— Барриос — одно из самых ценных приобретений при Семаке, если не самое ценное. Как вы его нашли и сразу ли было понятно, что он настолько хорош?

— Конечно. Кандидатура Барриоса появилась как раз в тот момент, когда я пришел в «Зенит». Помню, мы много обсуждали эту позицию, говорили, что нам нужен такой игрок в центр поля, который бы был более оборонительного плана. Если бы Нобоа не порвал кресты, возможно, мы бы не так сильно нуждались в таком игроке. Мы просмотрели много футболистов, но Барриос нам всем показался самым идеальным вариантом. У него был хороший опыт — играл в кубке Либертадорес за такой большой клуб как «Бока Хуниорс», где так же, как и в «Зените», всегда большое давление. Это однозначно была для нас очень хорошая покупка.

— Дзюба — самый противоречивый игрок. С одной стороны, однозначно лучший бомбардир команды за эти три года. С другой — он человек явно очень тонкой душевной организации, способный к тому же влиять на коллектив. Как сказал Слуцкий, если Дзюба не чувствует доверия тренера, он направит всю свою энергию на разрушение. Тяжело контролировать эту энергию?

— На самом деле все футболисты такие. Но если говорить конкретно про Дзюбу, вы вспомните, что дольше, чем Сергей Богданович, с Дзюбой никто не работал. Именно при Семаке Артём стал показывать такую игру и результативность. При Сергее Богдановиче Артём всегда играл, всегда забивал и действовал максимально эффективно. Конечно, Артём это знает и понимает, и держать такого футболиста всегда мотивированным — это непростая задача. Плюс мы всегда смотрим в будущее, и мы понимаем, что футбол меняется. Дзюба, когда он мотивирован и здоров, — это топ-футболист. Есть ли у нас с ним проблемы? Нет. Он, как и другие футболисты команды, должен ждать свой шанс и момент. Выходя в старте или на замену, он всегда должен помогать команде. Пока, на мой взгляд, Сергей Богданович очень хорошо справляется с задачей держать Дзюбу мотивированным.

— Ходили упорные слухи, что между ними существует конфликт.

— Никакого конфликта нет. Пойми, что внутри коллектива всегда есть какие-то вопросы, но конфликта нет. Понятно, что каждый футболист хочет, чтобы тренер его выпускал с первой до последней минуты в каждом матче. Но в футболе так бывает не всегда, потому что есть другие футболисты. Всегда возникают разговоры — почему этот играет, а этот не играет. В принципе, это нормально.

Неожиданное чемпионство, худший тайм в жизни, провалы в Лиге чемпионов

— Первое чемпионство было для вас самым эмоциональным?

— Думаю, да. Оно было первым для нас и первым для самого клуба за много лет. Но второе и третье точно не были хуже.

— Для вас самих это чемпионство не стало сюрпризом? Ведь даже Семак в начале своего пути в «Зените» говорил, что не стоит ждать от него чудес в первый же сезон.

— Кажется, у русских есть такое выражение: «Аппетит приходит во время еды»? Вот, это был тот самый случай. Конечно, тот год начинался для нас с огромных проблем. Но когда пошел чемпионат, мы стали набирать очки, обыгрывать принципиальных соперников, вышли на первое место, мы почувствовали, что у нас есть всё для того, чтобы стать чемпионами. Хотя опять же, такой задачи не стояло, и то, что это произошло несмотря ни на что, делает это чемпионство особенным.

— Есть и такое мнение, что «Зениту» пора двигаться дальше уже без Семака, потому что в Европе с ним команде ничего не светит. Его еще часто называют тренером для внутреннего пользования.

— Это говорят люди, которые сами ничего не добились за эти три года. В принципе, такое бывает всегда, когда какая-то команда имеет такое преимущество над другими. Людям хочется как-то навредить, как-то помешать. На самом деле это даже смешно, когда начинают говорить про европейские достижения. Как будто до этого «Зенит» всё время побеждал в Лиге чемпионов. Понятно, что был сезон, когда команда победила в Лиге Европы. Но Лига чемпионов — это другое, это гораздо тяжелее. Тут сказывается и лимит на легионеров, и уровень футболистов. В первый год было всё отлично, кроме второго тайма с «Бенфикой» в Лиссабоне. Наверное, для меня это был самый обидный тайм за всю жизнь. Во втором сезоне началась эпидемия коронавируса, и нам банально не хватило футболистов на пару игр. Было трудно конкурировать с командами, которые легко могли заменить заболевших игроков. А в этом году мы уже более или менее подобрали нужный нам состав, перестроили немного игру, у нас не было сильных проблем с ковидом. С тем же «Ювентусом» мы вполне могли бы если уж не победить, то сыграть наравне. Мы каждый год стараемся стать лучше, но это непросто, потому что другие команды тоже не стоят на месте, а в целом мы очень сильно уступаем ведущим европейским клубам. Другие российские клубы играют в Европе не лучше. Мы всё время говорим про лимит. Вот его отмена как раз могла бы помочь нам сократить это отставание.

— Многие даже петербургские болельщики считают, что «Зенит» трусливо играет в Лиге чемпионов. То есть можно и проиграть, но сделать это достойно.

— Что значит проиграть? Я, например, хочу всегда побеждать. И неважно как. Еще я не понимаю слово «трусливо». Когда ты выходишь против «Челси» и «Ювентуса», тяжело играть в атакующий футбол. Когда мы можем это делать, мы это делаем. Но мы не можем этого делать, если у нас, например, не хватает центрального защитника и приходится выпускать на эту позицию молодого. Играть для удовольствия можно на улице. А когда ты защищаешь сине-бело-голубые цвета, пропустить пять-шесть голов непозволительно. Поэтому мы всегда будем играть в первую очередь на результат. Про того же Гвардиолу и его гениальные схемы никто бы не говорил, если бы у него не было результата.

— Тут же даже психологически сложно: в России ты играешь в атаку, а в Лиге чемпионов тебе приходится перестраиваться на противоположную игру.

— Ты просто пойми: неважно, какой соперник, мы всегда хотим выйти и 50 раз пробить по воротам. Но у соперников есть тоже сильные футболисты, которые нам не дают этого сделать. Мы ни в одной установке перед игрой никогда не говорили, что нужно стоять сзади и только защищаться. Возможно, в том, что ты сказал про психологию, и есть что-то, но мы никогда не скажем своим футболистам: «Только защищайтесь». Это просто бред. Наоборот, Сергей Богданович всегда повторяет, что играть надо смелее, неважно — против кого. Мы прекрасно понимаем, что против «Челси» в Лондоне мы будем меньше владеть мячом, но опять же никто не говорит: «Сегодня наша задача играть без мяча». Мы говорим: «Надо защищаться вот так и вот так. А дальше берите мяч, атакуйте, ищите зоны, ищите пространство, держите мяч на чужой половине, ищите момент для удара».

— Есть еще и такое мнение, что в целом уровень футбола в России падает. И именно благодаря этому «Зенит» побеждает последние три года.

— Это объективная картина. Если сравнивать с европейскими чемпионатами, то мы немного отстали. И это все прекрасно понимают. 10 лет назад трансферная стоимость футболистов «Зенита» находилась на одном уровне с «Севильей», «Боруссией» и «Тоттенхэмом». А сейчас наш уровень — это «Брюгге» и «Хетафе». Мы уже давно не покупаем дорогостоящих футболистов, если не считать Малкома. В то же время, если сравнить трансферные расходы за более долгий период, а не за конкретный сезон, мы увидим, что ведущие клубы РПЛ тратят плюс-минус одинаково, просто остальные покупают больше игроков за меньшие деньги. Плюс, не забывайте, «Зенит» сбалансировал состав, сильно сократил зарплатную ведомость, три раза подряд выиграл чемпионство, каждый сезон мы играем в Лиге чемпионов, мы живем по средствам, но на это, когда речь заходит о суммах, почему-то не все обращают внимание.

Записал Артём Кузьмин, «Фонтанка.ру»