AdVita: Никто не хочет давать денег на «больничные» исследования. А мы будем

В Петербурге заработал Фонд поддержки научных исследований им. Бориса Афанасьева, который на деньги благотворителей будет искать средство от неизлечимых пока форм рака.

Неизлечимые еще недавно формы рака поддаются терапии благодаря не только фундаментальной медицинской науке, но и клинической — больничной. Это она создает новые протоколы лечения. А прибывают они к нам в основном из-за границы. «Их можно создавать и дома, благо в умных врачах у нас недостатка нет, были бы у них возможности и условия», — говорят в благотворительном фонде AdVita и создают эти самые условия.

До революции была традиция: в память о дорогом человеке учреждать «вечный вклад». Так назывались «неприкосновенные» капиталы, проценты с которых шли на благотворительность. Людям было важно, чтобы память хранилась не в словах или памятниках, а в делах: сироты призревались, больные лечились, студенты учились. После революции традиция была уничтожена. Благотворительный фонд AdVita, который помогает людям с гематологическими и онкологическими заболеваниями, ее возродил.

Борис Афанасьев, замечательный доктор и ученый, был одним из учредителей этого фонда и его бессменным председателем правления почти двадцать лет. Прошлой весной он скоропостижно умер. Фонд поддержки научных исследований им. Бориса Владимировича Афанасьева, созданный фондом AdVita в память о нем, заработал ко дню рождения доктора 28 августа.

Борис Афанасьев и сотрудники клиники, которую он возглавлял, — НИИ детской гематологии и трансплантологии им. Горбачевой ПСПбГМУ им. Павлова — искренне считали, что их пациенты ничем не хуже тех, кто лечится в лучших госпиталях мира. А значит, у них должны быть все те же новые лекарства и методы. Поэтому фонд AdVita, созданный как раз для этого, никогда не платил миллионов, чтобы отправить кого-то одного лечиться за границу, наоборот: миллионы всегда тратились на то, чтобы все лучшее привезти сюда, в Петербург. Но совсем не обязательно только привозить новые протоколы лечения откуда-то — можно их создавать и дома, благо в умных врачах у нас недостатка нет, были бы у них возможности и условия. Для этого фонд AdVita и учредил новый фонд. Он создан в виде фонда целевого капитала, эндаумента.

«Обычно, когда благотворительная организация собирает деньги на лечение конкретного пациента, это такое тушение пожара — здесь и сейчас. А нужно вкладываться в такую систему, чтобы пожары вообще не появлялись. Способов для этого много, эндаумент — один из них. Если речь идет о длинных проектах, лучше инструмента не существует. А жертвователи по своему темпераменту и философии очень разные. Есть те, кто по натуре спасатель — и ему очень подходит оперативная деятельность фонда AdVita. А есть строитель и инвестор — вот для них больше подходит эндаумент», — говорит Елена Грачева, член правления благотворительного фонда AdVita. Она рассказала «Фонтанке», что такое эндаумент и почему это самый надежный способ финансирования госпитальной науки, без которой современная медицина невозможна.

— Елена, AdVita ведь сама себе — фонд, зачем нужно было создавать еще один, с мудреным названием «эндаумент», непонятным жертвователям ваших благотворительных программ?

— Эндаумент — самая молодая форма благотворительности в России (закон о целевых капиталах принят в самом конце 2006 года) и при этом самая старая: первые российские филантропические организации, приказы общественного призрения были придуманы Екатериной II именно в форме эндаументов. Их идея в том, что формируется капитал и передается управляющей компании для извлечения дохода. Сам капитал остается неприкосновенным и может только пополняться, а расходуются только проценты с него. Чем больше денег в основном фонде — тем больше проценты, а значит, больше финансирование проектов. В России эндаументов относительно немного — чуть больше двухсот на всю страну. Но они созданы в основном в системе высшего образования, при институтах и университетах. При благотворительных фондах эндаумент фонда AdVita был третьим после фондов «Вера» и «Большая перемена». Эндаументов, финансирующих госпитальную науку, в России и вовсе два: один — в Москве, при ФНКЦ им. Рогачева, второй — наш, при фонде AdVita. А в сфере помощи взрослым с онкологическими и гематологическими диагнозами наш новый фонд единственный на всю страну. При том что за границей независимый научный фонд в форме эндаумента — самая распространенная форма финансирования медицинских исследований. За исключением фармкомпаний, конечно.

— Почему вы хотите финансировать именно клиническую медицину? Пусть ее фармкомпании финансируют или Минздрав.

— Фармкомпании и Минздрав — это чудесно. Но их интересы не всегда совпадают с интересами врачей и пациентов. Фармкомпании всегда будут интересовать случаи, которых много, тогда у их лекарств будет много покупателей. Но полно пациентов с редкими болезнями — кто будет искать для них новые способы лечения? Между прочим, в этот разряд попадают и дети с онкологическими диагнозами: их, слава богу, мало в сравнении со взрослыми. Но поэтому фармкомпании для них редко что-то разрабатывают специально, а «взрослые» новые лекарства попадают к детям с большим опозданием — для них надо проводить новые клинические исследования, а это дорого и невыгодно. Или дозировки: фармкомпания выпустила на рынок новое лекарство и испытало на тысяче человек. А принимать его начинают миллионы, и вылезают все новые и новые обстоятельства, меняются дозы, появляются другие сочетания. Это и есть клиническая медицина, практическая наука. Не фундаментальная, которая изобретает новые молекулы для лекарств. А больничная, самая что ни на есть прикладная, которая тут, рядом с больным. И никто особо давать ей денег не хочет. А мы будем.

— Для чего нужен эндаумент, если AdVita изначально создавалась для того, чтобы обеспечивать пациентов с гематологическими и онкологическими диагнозами необходимыми препаратами и методами лечения, оплачивать поиск доноров костного мозга? То есть все то, для чего эндаумент предназначен, вы уже делаете.

— Благотворительному фонду очень трудно вытаскивать деньги из повседневной помощи пациентам, которым лекарства нужны прямо сейчас. А клинические исследования — это несколько лет работы, и неизвестно еще, будет ли тот результат, на который рассчитывали, и еще сколько-то лет нужно наблюдать пациентов. Значит, все эти годы у исследования должно быть постоянное финансирование. У фонда AdVita нет якорного жертвователя, который, что бы ни случилось, нужную сумму пришлет. Все, что у нас есть, мы собираем благодаря тысячам людей и сотням организаций. Нас штормит вместе со всеми: экономический кризис, пандемия, курс рубля — даже по месяцам сборы могут отличаться очень серьезно. Поэтому никогда нет гарантии, что все годы исследования мы сможем выделять на него нужные деньги. А если раньше времени эксперимент прерывается, то все уже полученные данные «сгорают» — раз конечная точка не достигнута, опираться на них нельзя.

С целевым капиталом Фонда поддержки научных исследований имени Бориса Владимировича Афанасьева финансирование исследований не будет зависеть от перепадов со сборами пожертвования.

— Пока у вас не было этого фонда, какие исследования удавалось оплатить?

— Больше всего ресурсов «съело» исследование по оптимальным дозировкам «Опдиво» (ниволумаб). Это онкоиммунологический препарат — он помогает собственному иммунитету распознавать раковые клетки и уничтожать их. Я услышала об исследованиях так называемых ингибиторов контрольных точек, в результате которых появился этот препарат, от Бориса Владимировича году в 2010-м, задолго до регистрации. Он говорил, что за ним будущее и что, может, это будет альтернатива трансплантации костного мозга. Фармкомпания, понятное дело, по результатам своих исследований рекомендует, как и в какой дозе применять препарат. На самом деле все режимы дозировок она не может исследовать, для этого нужно слишком много пациентов и лет. Ну и она, конечно, не шибко заинтересована в снижении дозировок. Поэтому, бывает, выводы врачей могут вступать в конфликт с интересами производителя.

Доктора НИИ ДОГиТ им. Горбачевой доказали, что сокращение дозы почти в пять раз не влияет на результат лечения. Это очень важное открытие: пролечить за те же деньги можно в пять раз больше пациентов, а токсичность у этого лечения будет в пять раз меньше. Родилась эта концепция не от хорошей жизни: пациентам после трансплантации костного мозга было просто невозможно дать высокую лечебную нагрузку, мог возникнуть иммунный конфликт. А небольшие дозы не вызывали осложнений и работали. Тогда и было запущено клиническое исследование, продолжавшееся больше трех лет. Теперь все называют этот протокол горбачевским и используют в своих больницах. А ниволумаб для него оплатила AdVita. Но чтобы этот протокол вошел в мировые гайд-лайны (своды рекомендаций по лечению тех или иных болезней), нужно уже исследование другого уровня — мультицентровое: в нескольких больницах с большим числом пациентов. Денег на это у нас пока нет.

Как раз на этом протоколе стало понятно, что нужен эндаумент. На третьем году исследования мы потеряли финансирование от одного из ключевых наших жертвователей (у него изменилась ситуация с бизнесом). И оставшийся год пришлось продвигаться такими короткими перебежками, что каждый раз наши возможности оказывались на волоске. А будь у нас эндаумент, никакой угрозы эксперименту бы не было.

— Вы говорите, что именно госпитальная наука создает новые схемы лечения. Как это происходит?

— Проверяется, как работают разные сочетания лекарств. Иногда это могут быть старые препараты, давно известные, но как только их включают в новые сочетания, оказывается, что они могут работать гораздо лучше, чем сами по себе. Например, Борис Владимирович мечтал о гериатрическом отделении в клинике и о полноценном лечении от онкогематологических заболеваний пациентов старше 70 лет. Им в нашей системе не везет (и, судя по исследованиям международной ассоциации пациентских организаций Lymphoma Coalition, не везет везде). Все протоколы лечения рака крови и лимфатической системы, как правило, связаны с высокими дозами лекарств и очень токсичные. Если у человека не очень здоровое сердце, или почки, или печень (и т. д.), полную дозу он не вынесет. При этом большинству пациентов с лимфомами именно за семьдесят. И Бориса Владимировича задевал именно этот факт: что мы за врачи, если толком не можем лечить тех, кто заболевает чаще всего? Так вот. В базовом протоколе для химиотерапии перед трансплантацией костного мозга у больных с лимфомами использовали схему, в которую входила нитрозометилмочевина (BCNU). Вместе с опухолевыми клетками она убивала и легкие. Поэтому тех, у кого они были больны, просто не брали на пересадку. А те, у кого легкие до трансплантации костного мозга были здоровые, получали жизнь, но с поврежденными легкими. Первыми заменить BCNU на старый-престарый, известный с 1963 года и придуманный в ГДР «Рибомустин» придумали врачи одного из итальянских госпиталей. И доказали, что при таком режиме химиотерапии легкие у пациентов не страдают, а эффективность лечения выше. Когда в НИИ ДОГиТ подбирали протокол для ослабленных и пожилых пациентов, тоже начали использовать «Рибомустин». Оказалось, что он спасает не только легкие. Он не выводится через почки — поэтому почки не страдают. Этот препарат эффективен в низких дозах, поэтому не повреждает сердце. Но в российские стандарты он не входил, поэтому платить за него пришлось фонду AdVita. Восьмидесятилетнему блокаднику одному из первых мы оплатили это лекарство, и он умудрялся еще и работать между курсами терапии. В какие-то месяцы число заявок на «Рибомустин» доходило до 80 штук в месяц: значит, на терапии в отделении было сорок человек одновременно. Сейчас этот протокол уже финансируется государством.

— Для конкретных пациентов и для таких больничных исследований вы привозите не зарегистрированные в России лекарства. Как российские врачи их получают?

— Это сложно. Нужно получить разрешение Минздрава на индивидуальное применение, а потом это лекарство кто-то должен оплатить и привезти, государство за него платить не будет. И это тоже госпитальная наука, кстати. Бывало, мы привозили лекарства, отсутствующие в продаже не только в России, но и в стране-производителе — там еще шла клиническая апробация. Так было с «Адцетрисом», который стал первым прорывным лекарством для не поддающейся лечению лимфомы Ходжкина за сорок лет. У него еще не было тогда даже названия, он именовался SGN35 и выдавался в Штатах под исследовательские проекты. Я и директор сестринской организации AdVita Fund USA девять месяцев переписывались с разными инстанциями — от производителей до таможен: американской, лондонской, хельсинкской и петербургской. Лекарство было холодильного хранения, везти его нужно было быстро, а на каждой таможне были свои «паньски вытребеньки». К несчастью, пациентка, ради которой все это было затеяно, не дожила. Но дожили другие. Горбачевские врачи заполняли на каждого пациента многостраничные досье, которые отсылались производителям, те должны были одобрить назначение, дальше нужно было оплатить лекарство, обеспечить его доставку, все это съедало кучу времени и сил. Но мы начали возить это лекарство пациентам НИИ ДОГиТ за год до его регистрации в США и за шесть лет — в России. Десятки людей, которые лечились в клинике, спаслись благодаря ему. Сейчас «Адцетрис» тоже государство оплачивает, хоть и не без скрипа.

— Как случилось, что вы взялись даже за фекальную трансплантацию — модную сейчас коррекцию микробиоты?

— Когда в НИИ ДОГиТ стали изучать ответственность микробиоты за иммунитет человека, эта история совсем не была модной, и мы, конечно, с огромным трудом растолковывали жертвователям, что такое, простите, фекальная трансплантация. Они просто в обморок падали от одного названия. Сейчас общеизвестно, что иммунная система очень зависит от состава колонии бактерий, которая живет в кишечнике. Пациенты, которые приезжают на трансплантацию костного мозга, очень залечены химиотерапией и, получив за годы лечения все существующие антибиотики, плохо на них реагируют и могут погибнуть не от рака, а от инфекции. Преодолеть устойчивость микробиоты к антибиотикам было главной задачей. Реаниматологи предложили пересадку микробиоты здорового человека, и мы оплатили все, что потребовалось для этого клинического исследования: изготовление капсул с донорской микробиотой, все анализы, которые нужны по ходу пересадки. Теперь видно, как это хорошо работает, смертность от инфекционных осложнений сильно снизилась, а теперь появилась информация, что трансплантация микробиоты еще и чувствительность к химиотерапии восстанавливает. В общем, тут много открытий еще впереди.

— Вы помогаете наладить использование технологии CAR-T, спасающей пациентов с B-клеточными лейкозами и лимфомами, не поддающимися лечению. Но в нашем законодательстве вообще не прописана терапия модифицированными клетками. Как вы это сделаете?

— CAR-Т — это модифицированный Т-лимфоцит самого пациента. Технология такова: у пациента забирают его иммунные Т-лимфоциты, добавляют к ним CAR (химерный антиген-рецептор, он помогает Т-клеткам человека обнаруживать клетки опухоли), соединяют с так называемым вирусным вектором (обезвреженным вирусом, который умеет внедряться в клетки, как в вакцине от коронавируса «Спутник») и вводят пациенту. Т-клетки добираются до опухоли и уничтожают ее. Эта технология была зарегистрирована в 2017 году в США и стремительно распространилась по миру: в Китае — 217 центров, в США — 200, в Европе — 37, в Японии и Австралии — по 10. А у нас в России — один: в Москве, в ФНКЦ имени Димы Рогачева, то есть только для детей. Борис Владимирович с появления самых первых публикаций мечтал о запуске CAR-T в Петербурге и для взрослых. К сожалению, в нашей стране это лечение может быть доступно только в рамках клинического исследования, так как в законодательстве по этому поводу — слепое пятно. Фонд AdVita оплатил реактивы для запуска этого метода в НИИ ДОГиТ им. Горбачевой и НМИЦ онкологии им. Петрова для взрослых с B-клеточными лимфомами, сейчас идет апробация. Мы надеемся, что исследование поможет регистрации этого метода в России.

— Как сейчас будут финансироваться клинические исследования? Фонд AdVita полностью передаст эти программы новому фонду?

— Нет, так быстро это не получится, какое-то время фонд AdVita будет оставаться основным жертвователем. Новый фонд создан в форме эндаумента, а если тратить только проценты от капитала, для финансирования серьезных исследований капитал должен быть большим. А мы пока сформировали только базовый, необходимый по закону для регистрации эндаумента, капитал — чуть больше трех миллионов рублей. Это значит, что в год мы сможем направить на исследования не больше трехсот тысяч. Но, во-первых, и такие исследования в нашем портфеле заявок уже есть. А во-вторых, мы очень надеемся на поддержку жертвователей. Мне кажется, что фонд имени Бориса Владимировича Афанасьева, доктора, спасшего тысячи людей, лучше всех памятных досок вместе взятых. Меня всегда поражало, как мало Петербург хранит память о своих врачах и инженерах, учителях и строителях — как-то не принято называть их именами улицы и площади. А уж именные благотворительные фонды и вовсе прочно позабытая традиция. Я считаю, что забыта она зря. И очень надеюсь, что петербуржцы поддержат память Бориса Владимировича пожертвованиями в фонд его имени и помогут врачам лечить людей лучше. Сделать это можно здесь.

Справка

Борис Владимирович Афанасьев посвятил жизнь тому, чтобы госпитальная практика была основана на фундаментальной науке в области гематологии, онкологии и трансплантации костного мозга. Врач и ученый с мировым именем, создатель российской школы трансплантации костного мозга делал все, чтобы в России люди получали лечение ничем не хуже, чем за границей. Для этого и был создан фонд AdVita, его председателем правления Афанасьев был со дня основания.

16 марта 2020 года Борис Владимирович скоропостижно умер. AdVita чтит его память и продолжает искать средства, чтобы оплачивать инновационные препараты и исследования, которые не оплачивает государство, а обычным пациентам они недоступны из-за высокой стоимости. Спустя год после смерти Афанасьева AdVita воплотила в жизнь его мечту — зарегистрировала Фонд поддержки научных исследований как независимый источник финансирования госпитальной науки. И назвала его именем.

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»