Новый спектакль Александра Баргмана в «Приюте комедианта» родился в результате гибридизации двух маленьких комедий Мольера – «Брака поневоле» и «Смешных жеманниц». Однако название спектакля не просто шутка мичуринца, привившего одно к другому, а разъяснительная формула. Смешные поневоле – актеры: их метаниям посвящен этот сценический бурлеск.
О том, как Александр Баргман убегал от сценических штампов, наигрыша и фальши, можно снять залихватский экшен. Померкнет «Дуэль» Спилберга: вот тут-то настоящая погоня, длиною в жизнь. Это началось еще в годы актерской юности, когда фактурного Баргмана в ветхой Александринке упорно назначали на роли благородных любовников. Актер сопротивлялся, контрабандой проносил на сцену в кармане фигу и подтрунивал над попытками загнать себя в амплуа романтического болвана с красивыми кудрями. Где-то здесь коренятся и причины бывшей одно время притчей во языцех творческой булимии Александра Баргмана. Он играл много и буквально всюду; в какие-то сезоны у него выходило больше ролей, чем у Сергея Барковского, хотя наукой доказано, что это невозможно. И повсюду смотрелся гостем, ощутимо держал дистанцию, а порою резко выламывался из ровного актерского штакетника. То взрывал роли развязной буффонадой, то играл вызывающе стерто, с отсутствующим выражением лица. А одной из лучших ролей Баргмана стал Дон Жуан в спектакле Александра Морфова в Комиссаржевке: бунтарь без причины, уставший от распутства, но не способный и переквалифицироваться в праведники. По сугубо эстетическим соображениям: ни в праведности, ни в грехе он не слышит правды, а только фальшь, набор пошлых актерских приемов.
Дорога привела беглеца в режиссуру. Но лейтмотив остался прежним. Только теперь автору настоящих строк стало вполне понятно, о чем был чеховский спектакль Баргмана «Иванов» – о человеке, смертельно уставшем от актерства, о тщетных попытках жить, а не играть. Потом возник «Каин», в котором сугубо цеховые, внутритеатральные зарисовки вдруг приобретали метафизическое измерение, а работа актера над ролью практически уподоблялась крестному пути. «Смешные поневоле» – снова о театре. Об этом открыто говорится с порога, вернее, с пролога. Но надо немножко знать Баргмана: говорить о сокровенном напрямик он отказывается, опасаясь впасть в патетику, от которой бежал всю жизнь. Поэтому спектакль начинается с длинной сцены… на французском языке. Актер Маскариль (Роман Агеев), явное альтер-эго автора спектакля, закончит свой нервный монолог о превратностях сценического ремесла звонким «merde» – «дерьмо»; и уйдет из труппы, отчаявшись доискаться высокого искусства. Пародийная галльская тема и дальше будет помогать спектаклю избегать пафоса и прямолинейности.
Действие мольеровских одноактовок якобы перенесено в Париж XX века, что дает повод к шуточной бутафорской франкофонии, обильному шансонному музицированию, появлению на сцене бутылки абсента, а на одном из героев – летного шлема а-ля Экзюпери. Суровая и не очень внятная декорация Эмиля Капелюша (навесной мостик, мельничное колесо, фрагменты флотской оснастки, в частности, огромная корабельная труба у одной из кулис, приспособить которую к комедиям Мольера стоит режиссеру немалого труда) такой игре не помогает, но и не мешает: в конце концов, где-то рядом есть вода – почему бы не Сена?
А с другой стороны, почему бы не Нева? Като (Анна Вартаньян) – шикарная вамп в треуголке и броском декольтированном платье – вдруг проговорится, сетуя на Париж: мол, сыро здесь, того гляди, снег пойдет, а сосульки с крыш не сбивает никто. И из-под пестрой псевдопарижской мишуры высунется маленькое северное одиночество. И Като, и ее подруга – умненькая и страшненькая Мадлон, судя по говору, аспирантка из провинции (убойная буффонная маска актрисы Марины Солопченко), – типичные питерские невротички с несложившейся личной жизнью. И уж точно невозможен на французской почве пятидесятилетний девственник, каким выглядит в спектакле Сганарель (универсальный артист Геннадий Алимпиев в данном случае блистает в своей комической ипостаси), обладатель дурацкого берета и полосатого костюма, вполоборота и крадучись подбирающийся к пышнотелой Изабель (Евгения Латонина): жениться или не жениться?
Если у Мольера Като, Мадлон и Сганарель попадались в хитро расставленные ловушки, то в «Смешных поневоле» интрига первоисточника вывернута наизнанку. Маскариль и его друзья-компаньоны не дурачат этих горемык, а спасают их от тусклого прозябания, вовлекая в безумие лицедейства. Сломанная судьба оборачивается выгодной комической личиной: чем ты несчастней в жизни – тем больший успех тебя ожидает на театре. Театр оказывается единственным праздником, который всегда с тобой. Рвать с ним бессмысленно, себе дороже. Возвращается в игру беглец Маскариль, напрасно пытается бежать с подмостков его верный сподвижник Жодле (Виталий Коваленко). Все дороги ведут их обратно на сцену, где зябкий Петербург преображается в спасительный Париж.
«Смешные поневоле» сделаны хорошо. Александр Баргман на диво ловко освоил режиссерское ремесло. Спектакль, как конструктор, составлен из точно вылепленных модулей, ситуации разобраны, актерские задачи ясны, никто не слоняется без дела, не говорит взахлест, и в рубке ничего не путают со светом. Именно поэтому, затянутый на премьере, он так легко впоследствии был сокращен до удобоваримой продолжительности. Среди искрометных актерских буффонад попадаются чрезмерные вихляния, но их нетрудно убрать. Сложнее справиться с допущенным мискастингом. Роману Агееву не вполне по плечу роль Маскариля – здесь требуется некая рефлексия над сыгранным, а опыт комических ролей у Агеева невелик. Вот героическое амплуа этот актер готов высмеять на раз, что недавно с успехом доказал в «Зимней сказке» Молодежного театра. Между тем именно Маскариль должен был явиться центром и камертоном спектакля – от исполнителя требовалось виртуозное владение комическим актерским штампом, способность обнажить за его механикой усталость и надлом, а также провести обратную операцию: показать, как хороший артист преломляет свои тяжелые душевные метания в легкость комической игры. Лучшим Маскарилем мог бы стать Виталий Коваленко, примеряющий по ходу «Смешных поневоле» десятки комических масок с протеической легкостью и, очевидно, имеющий большой талант комедийного актера (в дополнение к прочим талантам). Завлит новосибирского театра «Красный факел» когда-то кричала мне в телефонную трубку: «Вы, Петербург, не понимаете своего счастья. Вы забрали у нас Коваленко. Ко-ва-лен-ко!!!» Теперь окончательно ясно, что она имела в виду.
Вопрос тут возникает не в связи с ремеслом – а в связи с идейным, так сказать, содержанием. Режиссер не в первый раз предстает добровольным пленником темы театра, театра в театре, театра в театре в театре – и так до бесконечности. Этот зыбкий мир дробящихся отражений неустойчив и полон миражей. Александру Баргману ощутимо не хватает спасительной точки опоры. Додумать свою тему, не обрывать фразу на полуслове, не срываться на хрип и фальцет. Осмелиться, наконец, без стеснения обратиться к зрителю. На русском языке.
Андрей Пронин
«Фонтанка.ру»
Фото: Виктор Васильев
О других театральных событиях в Петербурге читайте в рубрике «Театры»