Петр Семак: Исполин нашего времени (фото)

Сегодня артист МДТ – Театра Европы Петр Михайлович Семак празднует 50-летие. Празднует не слишком безоблачно - переживает, что сыграл не так много, как хотелось бы, и что в свой полтинник до сих пор выходит на сцену деревенским тинейджером Мишкой Пряслиным в «Братьях и сестрах». А между тем, Петр Семак сделал то, что удается единицам из поколения: в свои всего лишь 50 он стал актером-легендой, соединив в ролях нерв нашего времени и масштаб тех мастеров, чьи образы сохранила только черно-белая кинопленка.

Когда-то художественный руководитель МДТ режиссер Лев Додин мечтал, что Петр Семак выйдет играть 16-летнего Мишку Пряслина совершенно седым, а зрители этого не заметят, будут следить за героем, погружаясь во все его подростковые проблемы, которые так странно и неизбежно (война) переплелись с самыми, что ни на есть мужскими, взрослыми. Тогда, как казалось режиссеру, и осуществится полностью главный принцип МДТ: доминанта жизни человеческого духа, о котором писал Станиславский, над внешней (в том числе и по отношению к самим себе) жизнью, которой так увлечены современники. Мечта Додина осуществилась полностью. Потому что дело, разумеется, не в цвете волос артиста, а мере правды и точности сценического переживания.

Мне скажут, что чуда тут никакого нет, что Янина Жеймо в 50 играла Золушку. Но то в кино, где на стороне артиста играет свет, камера, весь антураж. А тут – театр, да еще камерный, где от первого ряда до сцены полметра. Чудо было бы уж совсем полным, если бы Додину пришло в голову восстановить спектакль «Дом» все по тому же Федору Абрамову, снятый с репертуара после смерти Николая Лаврова – там Мишке Пряслину за сорок. Получилась бы завершенная история о человеке, который видел и пережил все, что можно было увидеть и пережить в советской послевоенной России, но не утратил ни связи с корнями, ни идеалов – исконных, внеидеологических, библейских. Ни мальчишеской молодости души, позволяющей испытывать восторг любви, самой что ни на есть земной.

Впрочем, еще в юности, в 1986 году, Семак сыграл эту убежденность в неколебимости гуманных идеалов в самом центре Содома и Гоморры. Его подросток Ральф в «Повелителе мух» рядом с ополоумевшими от вида крови ровесниками проявлял стойкость восточного монаха-воина, твердя как спасительную мантру: «У меня в руках мегафон, значит, я главный». И в интонациях не было ни грана мелочного тщеславия, была вера в человека, заглушающая голос животного страха смерти, позволяющая сохранить рассудок.

При известных обстоятельствах Петр Семак, как, в свое время, Евгений Урбанский, мог бы стать для целой нации тем современником, что воплотил бы мощь и силу едва ли не былинную. В этом легко убедиться, посмотрев на Семака-Герасима в «Муму». Но режиссер Лев Додин никогда не был склонен рассказывать сказки – даже про обыкновенное чудо. Чудеса в его спектаклях происходят крайне редко. Здесь в чести трудное счастье, радости, заслуженные муками, но их не перекрывающие. И исполинские герои Семака мучаются и страдают рядом с пылкими героями Игоря Иванова и надрывными персонажами Сергея Курышева. Но страдают совершенно особым образом. И артистичный доктор Астров, и декадентствующий Николай Ставрогин, и ослепительный король Леонт из «Зимней сказки» до последнего сохраняют внешнее спокойствие и красоту античных колоссов. Червь разрушения живет в них невидимым для глаз других героев, а зритель лишь краем глаза замечает мельчайшие перемены, отчего на сцене зарождается предощущение неминуемой, сокрушительной катастрофы. Да не отдельной личности – мироздания.

Персонажи Семака всегда больше, чем отдельные люди, они – символы гармонии, стабильности, осмысленности бытия. Они либо сами взваливают на широкие плечи ответственность за себе подобных, либо претерпевают атаку ближних, которым необходима опора и защита. Проблема в том, что сегодняшние богатыри не пригодны для таких ролей. В этом убежден Лев Додин, и потому персонажи Петра Семака терпят одно фиаско за другим. Но как они это делают! Безжалостно, наотмашь, рывком. Бесповоротно. Смерть, как и жизнь героев этого артиста, безусловна, пустота, остающаяся после их ухода, невосполнима. И речь даже не о реальной смерти. Очевидно, что, скажем, доктор Астров – это последний человек на земле, который всерьез думает о потомках, сажая леса. Его разочарование в идеалах – та же смерть.

Есть только один случай, когда катастрофа героя, осязаемая, страшная, растягивается на целый театральный вечер: в «Короле Лире». В спектакле, шокирующем обилием обнаженной натуры, Семак умудряется держаться на трагической высоте – такой, что физиология отступает на десятый план. А на первый выходит ужас голого человека (скинувшего с себя разом и одежды, и роли) перед холодом и мраком космоса. И процесс постепенного обретения им опор, которые, как выясняется, не менялись со времен языческих ритуалов. Это своего рода превращение ничтожества в богатыря – самого что ни на есть неподдельного, какого не мог бы сыграть сегодня никакой другой российский артист. Кстати, именно за эту роль Петр Семак получил специальный приз жюри «Золотой маски» с формулировкой: «За мощь и полноту самоотдачи на сцене».

Мишке Пряслину Петра Семака и сегодня – 16, королю Лиру – сотни лет. Тому богатырскому образу, с которым ассоциируется творчество Семака в целом – тысячелетия: он из разряда архетипов. А стало быть, полвека для большого артиста – та условность, о которой точно нечего горевать.

А еще полвека – хороший повод сказать добрые слова выдающемуся русскому актеру. С юбилеем, Петр Михайлович. Оптимизма Вам, душевного равновесия и богатырского здоровья.

Жанна Зарецкая
Фонтанка.ру