Мертвые трубку не бросают: Данила Козловский в мистической трагикомедии «Бар „Один звонок“»

На платформе KION вышел сериал «Бар „Один звонок“», который был снят в 2023 году, но тогда Министерство культуры не выдало ему (или отозвало) прокатное удостоверение — как сочли в кулуарах, из-за политической позиции Козловского. Он выступает как продюсер сериала, соавтор сценария и исполнитель главной роли — инфернального бармена загадочного заведения, где можно позвонить на тот свет.

Реабилитировавшегося в глазах Минкульта Козловского, долгое время не появлявшегося на экранах и даже бравшего отпуск в театре, можно поздравить с тем, что здесь он «отделался легким испугом» и теперь на экране демонстрирует всю свою богатую актерскую палитру в колоритной роли трикстера-искусителя с тонкими усиками, подначивающего клиентов на опасную игру.

А реальным пострадавшим, «попавшим под лошадь» цензурных опасений, в сериале вправе считать себя исполнитель не центральной, но драматургически ценной роли — Максим Виторган. Решив на всякий случай изъять его из титров, продюсеры подвергли его внешность изменениям с помощью дипфейка, хотя выглядит это как чисто косметическая процедура, и узнать артиста нетрудно, тем более что все заинтересованные зрители и так заранее знают, кто скрывается за этой подрисованной нейросетью маской.

При всем сочувствии к «полуотмененному» актеру можно утешаться тем, что дипфейковая коррекция его внешности тут, может, и к лучшему с художественной точки зрения, учитывая комический шлейф, который тянется за Максимом Виторганом после фильмов с участием «Квартета И». В «Баре» же ему досталась трагическая роль безутешного отца, год назад потерявшего дочь и забредающего в бар «Один звонок» в поисках бензоколонки. Так что есть свои плюсы в том, что комик Виторган не похож на себя обычного в роли сумрачного бородача, который всё время крестится, поскольку является священником какой-то загадочной конфессии. С одной стороны, вдали как бы невзначай виднеются характерные луковки-купола православной церкви, но с другой — бармен вдруг ни с того ни с сего спрашивает священника: «Так вы настоятель храма Зевса?», напуская античного тумана и начиная энергично шутить с религиозным оттенком.

«Ну ничего святого!» — укоризненно вздыхает бармен, когда отец Федор (а именно так зовут настоятеля храма Зевса) хочет уйти, не расплатившись за звонок. Но самая тонкая из околорелигиозных шуток в сериале — все-таки невербальная, когда вместо одного из фрагментов витража в окне бара, поврежденного неудачным выстрелом, бармен приклеивает фотографию Курта Кобейна: тем самым культовый музыкант и самоубийца на общем плане как бы превращается в ангела с крылышками.

Если порассуждать теоретически, можно ли было вместо смехотворной дипфейковой маскировки просто удалить виторгановского персонажа от греха подальше (как это сделали ранее продюсеры сериала с подходящим названием «Беспринципные»), то это не только привело бы к урезанию религиозного контекста (который авторам явно дорог), но и осложнило бы завязку детективной сюжетной линии, где главным героем выступает глазастый и оттого как бы всё время удивленный следователь (Александр Ильин — младший). Он пытается расследовать происхождение трупа, обнаруженного в брошенной в чистом поле машине священника, но с самого начала очевидно, что его гораздо больше заботит не посторонний мужик в багажнике, а повторяющийся флешбэк с убегающим в темноту подростком Витей (Кай Гетц), который исчезает за дверями злополучного бара «Один звонок».

Специфика сложившейся вокруг «Бара…» цензурной шумихи в том, что ни Козловский, ни Виторган статус иноагента так и не заслужили, а как бы застряли в некоем «лимбе» между благонадежными гражданами и «врагами народа». Двусмысленность их положения перекликается с сюжетом самого сериала, действие которого происходит в промежуточном пространстве между жизнью и смертью, этим светом и тем, по сути в чистилище, куда забредают кающиеся души, чтобы попросить прощения у мертвых, а потом либо присоединиться к ним, либо вернуться в мир живых. Куда отправится игрок, решает «русская рулетка», один раунд которой является в баре платой за один минутный звонок.

В принципе, звонков можно сделать сколько угодно, но в каждом следующем раунде в барабане прибавляется один патрон, — соответственно, шансы встретиться с покойником лично, без посредства вертлявого бармена, увеличиваются. Это останавливает далеко не всех, а кое-кто из посетителей, наоборот, даже стремится побить рекорд, который в первом сезоне составляет пять звонков. Решившегося на такой риск рекламщика (Антон Кузнецов) оправдывает состояние сильнейшего алкогольного опьянения, а главное — то, что он названивал по делу: выведать у брата, как получить наследство в биткоинах.

Эмоциональные или практические соображения, заставляющие персонажей звонить мертвецам, вызовут отклик у многих зрителей, ведь очень многие живут с чувством той или иной вины перед умершими (или не могут найти пин-код от карточки, который покойный унес с собой в могилу), однако остается ряд вопросов к технологии и логике связи с потусторонним. Почему, например, одного посетителя, резонно сомневающегося в том, что он говорит именно с покойником, герой Козловского поторапливает: «Это он, не тратьте время», а другому, наоборот, предлагает: «Спросите что-нибудь, чтобы убедиться, что это она»? Или на чем основана уверенность бармена, что «мертвые обычно трубку не бросают»? В одной из серий бармен дает объяснение происходящим чудесам, хотя и не слишком удовлетворительное: «Вот хрен знает, как оно работает, но работает».

Зритель в общем приучен, что большинство авторов сериалов и даже фильмов не утруждают себя внятным объяснением всякой паранормальной мистики, так что это не беда. Больше огорчает, что многочисленная команда сценаристов не очень справилась с главной развлекательной задачей: максимально разнообразить состав посетителей, их мотиваций и интересов, психологических и социальных типов. Однообразие происходящего в баре кратко описывает сам же герой Козловского: «Прощаются, извиняются, говорят, что любят, спрашивают, где наследство, семейные тайны — ничего интересного, но людям нравится».

В первых двух сериях в баре появляются два маменькиных сынка почти подряд, с небольшим перерывом. Один (Ян Гахарманов) просто хочет хоть на минуту продлить общение с мамой, рыдает, признаётся ей в любви и вспоминает духи, подаренные на 8 Марта. У второго (Артем Осипов) более тяжелый клинический случай, и он задвигает длинные монологи о том, как мать испортила ему всю жизнь. Очень похожим образом героиня Оксаны Акиньшиной звонит только что похороненной маме, чтобы лишний раз напомнить, как она ее ненавидит: «И похороны твои прошли хреново, как ты и заслуживаешь».

Обнаруживается, впрочем, среди посетителей один оригинал (Иван Макаревич), который предлагает позвонить Хармсу, но эксцентричный обэриут вопреки обыкновению ведет себя удивительно банально — на сообщение, что его книги теперь переиздают и перечитывают, вежливо удивляется: «Не может быть!» Зато неожиданным и вполне блестящим можно считать выход видеоблогера-многомиллионника Егора Шипа в роли самого себя. Его короткое появление заканчивается очень простой практической шуткой, но иногда самый тупой анекдот вызывает самый безудержный и здоровый смех: думается, этот эпизод способен развеселить даже тех, кого сериал в целом оставит равнодушным.

Наиболее смешная деталь в «Баре» — то, что голосов покойников не слышим ни мы, ни звонящие, а за мертвецов отвечает бармен, глядя на пятизначную цифру, которая высвечивается на диске телефона, и потом разыскивая этот номер в многочисленных толстых словарях и называя соответствующее слово. По такой технологии за минуту и тремя словами едва успеешь обменяться, поэтому разговоры получаются суперлаконичными, но зато, поставив картинку на паузу, можно немного развлечься, читая комбинации слов в списках, составленных непонятно по какому принципу: «эмменталь, электричество, эполеты, экипаж, эксклюзивность» или «трение, трясина, тюфяк, тварь» (последнее слово в сочетании с эпитетом «эгоистичная» мама присылает с того света героине Акиньшиной). А учитывая, что восприятие «Бара» неизбежно будет искажено внекинематографическими, политическими соображениями, самым символичным сочетанием в одном из потусторонних словарей оказывается «поганый» и «политика».

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»