«Память» с Тильдой Суинтон: очень странное кино

Новое творение самого радикального автора современного кино Апичатпонга Вирасетакула не вполне похоже на фильм

На экранах показывают «Память», новый фильм каннского лауреата и самого странного автора современного кино Апичатпонга Вирасетакула с Тильдой Суинтон в главной роли. Хотя фильмом это произведение называть было бы ошибочно и даже жестоко по отношению к неподготовленным зрителям: скорее, Апичатпонг в очередной раз создал тотальную инсталляцию, для демонстрации которой пока не придумано лучшего места, чем кинотеатр.

Вирасетакул (он же Вераситакун, он же Апхичхатпхонг — как только не писались имя и фамилия тайского автора, прежде чем устаканился нынешний вариант) заполучил мировую славу десять лет назад, когда его пятый по счету фильм — «Дядюшка Бунми, который помнил все свои прошлые жизни» — получил «Золотую пальмовую ветвь». В мире повальной смерти авторства и отказа от художественного диктата, честной горизонтальной системы кинопроизводства, командной игры он предложил западному миру лирический, во всех смыслах авторский кинематограф. Как и многие другие художники кино, Линч например, Вирасетакул обладает своей, узнаваемой оптикой, которая шире, чем стиль или набор формальных приемов. Он именно что видит мир очень своеобразно, способен разглядеть страшное в самом смешном, магию в бытовых приборах, древние проклятья в самых обычных словах, которые мы произносим каждый день. Не зря его окрестили последним автором мирового кино: своеобразие и упрямство, с которым он хранит его, в Вирасетакуле слиты очень органично и плотно.

«Память», как и прочие работы автора — чистое визуальное искусство. Хотя кое-что здесь все-таки упрощает общение зрителя с фильмом. В первую очередь исполнительница главной роли — Тильда Суинтон. Дива мирового кино могла бы несколько снизить градус «вирасеткуловского» своеобразия, придать ему «товарный вид» — но получилось строго наоборот. Суинтон с радостью возвращается в ту среду, из которой вышла до всяких «Хроник Нарнии», «Мстителей» и фильмов Луки Гуаданьино. Открытая когда-то другим большим художником, Дереком Джарменом, позировавшая отцу визуальных исследований Джону Берджеру, она отлично умеет быть моделью, просто эффектно и стильно существовать в кадре. Большего от нее Вирасетакул и не требует.

Героиня Суинтон здесь британка Джессика, которая зарабатывает на жизнь, выращивая орхидеи. В Колумбию она приезжает, чтобы проведать сестру, сраженную странным недугом. Женщина уснула беспробудным сном. Так — между больницей и чтением книжек про пожирающие цветы грибки — Джессика и коротает время. Но внезапно в ее жизнь вторгаются очень странные явления. По ночам ее беспокоит подозрительный грохот — сначала кажется, что кто-то делает ремонт или забивает сваи на стройке, но нет. Источник неизвестен. А потом Джессика ошибается дверью и попадает в лабораторию, где хранятся древние кости. Их обнаружили во время строительства тоннеля — и сколько останков нашли, пока неясно. Грохот продолжает ее преследовать, напряжение растет, в окружающем мире медленно пробуждаются духи прошлого, злые демоны, всё теряет привычное бытовое измерение.

Тревожные похождения британской дамы в Колумбии Вирасетакул показывает в формате ожившей выставки. Неспешно сменяющими друг друга совершенными пейзажами и интерьерными сценами. Их живописная природа только подчеркивается тем, что все они сняты с одной-единственной точки и показаны исключительно на общем плане. Две женщины в больничной палате: одна лежит, другая стоит у ее койки. Герои пьют кофе и листают бумаги в уличном кафе. Суинтон в избушке пьет настойки. Суинтон лежит на зеленой лужайке.

Ровно так же выверена до малейшего шороха вся звуковая составляющая: шумы организованы ритмично, а в кульминационный момент зрителю вовсе предлагается следить за двумя параллельными сюжетами, один из которых неспешно развивается в кадре, а другой ураганом проносится где-то на периферии в виде закадровых горячечных разговоров. В этом смысле как никогда вредит картине русский дубляж: речь героев тоже вписана в общую звуковую партитуру. Героиня Суинтон англичанка, но на родном языке говорит мало (такую свинью подложил восточный гений тем, кто поспешил окрестить «Память» его англоязычным дебютом). В основном же она перепрыгивает с комфортного англоязычного воркования на испанский, на котором говорит с трудом — даже в физическом смысле, через силу, то и дело сбиваясь.

При этой визуальной отточенности и отвлеченности Вирасетакул здесь доказывает, что с помощью чистого искусства можно добиться едва ли не большей чувственности и публицистичности, чем задействуя самый хитрый драматургический и повествовательный инструментарий. Он водит зрителя от картины к картине, от стука к грохоту, от закадровой болтовни к звенящей тишине. И таким вот, опять же, своеобразным, ему одному ведомым и им одним сочиненным языком воспроизводит завораживающее и гипнотическое камлание. Про то, что мир гораздо больше, чем мы привыкли думать. Про то, что за знакомыми очертаниями вполне могут скрываться неведомые и неподдающиеся описанию явления. Про то, что наше сознание, наш язык не могут этого всего охватить — поэтому остается только молча созерцать эту таинственность. Примерно о том же говорит всякий триллер — только знакомым, привычным нам образом, потому мы и воспринимаем страшилки автоматически. Пугаемся — и только.

Вирасетакул со своим странным стилем, манерой всюду видеть жуть напоминает, в чем смысл триллерности. В конце концов, всякое визуальное искусство — и кино в том числе — нужно только затем, чтобы зритель увидел знакомый ему мир со стороны и по-новому оценил его значимость.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанка.ру»