Эрмитаж отреставрировал «Красный вагон». Теперь можно заходить внутрь, но он все равно не тронется

В Главном штабе Государственного Эрмитажа представили после реставрации «Красный вагон» Ильи Кабакова — наверное, самый известный экспонат коллекции современного искусства музея. Гигантская тотальная инсталляция из вагона поезда, у которого нет колес, и лиственничной лестницы, уходящей вверх, как башня Татлина, стоит в четвертом атриуме (крытом дворе). И теперь посетители музея спустя три года вновь могут заходить в вагон, присаживаться на лавочку и слушать песни, глядя на идиллический пейзаж на стене.

Свой «Красный вагон» патриарх московского концептуализма Илья Кабаков впервые создал в 1991 году в Дюссельдорфе, и сейчас этот экспонат хранится в музее Висбадена — правда, пылится без особого пиетета, как замечали наши музейщики.

А вот для Эрмитажа вторая версия вагона, построенная в 2008 году к выставке в московском Центре современного искусства «Гараж», стала значимым приобретением. Его перевезли в Восточное крыло Главного штаба раньше, чем закончили реставрацию самого здания, — в 2011 году. И чтобы в гигантском пространстве атриума вагон визуально не потерялся, поставили на постамент. Этим вторая версия «Красного вагона» отличается от первой. А еще в Висбадене, говорит заведующая отделом современного искусства Эрмитажа Марина Шульц, достаточно низкий потолок, что не позволяет вытянуть лестницу во всю длину (общая высота инсталляции порядка 11 метров), как планировал автор. В Петербурге такая возможность есть.

Современное искусство нестойко перед лицом времени: оно часто содержит недолговечные материалы, и его реставрация — отдельная сложная тема для музейщиков. В случае с «Красным вагоном» под собственным весом просела деревянная лестница, а панно на бортах вагона (авторская цифровая печать) выцвели. Их заменили копиями в исходном цвете, оригинальные сохранив в Реставрационно-хранительском центре в Старой Деревне. А лестницу укрепили металлическими трубами изнутри.

Образ «Красного вагона», стоящего на деревянных ножках вместо колес и не имеющего окон, несмотря на амбициозную лестницу в небо, — метафора жизни в Советском Союзе.

«Сам Кабаков отсылает лестницу к башне Татлина, у него даже есть рисуночки, где он башню наклоняет и дальше перерисовывает, перерисовывает, пока она не превращается в нечто вот такое, — показывает Марина Шульц. — То есть это символ 1920-х годов, так он сам пишет: утопия, направленность в прекрасное светлое будущее, вверх, в небо, в космос, мечты и фантазии. Потом идет сам вагон — это 1930−60-е годы: как пишет Кабаков, вечный советский сталинский рай, где всё залито солнцем, время остановилось».

Действительно, сидеть внутри вагона на лавочке и слушать музыку, глядя на панно с утопическим городом будущего, можно долго.

«Это песни 30-х годов в аранжировке композитора Владимира Тарасова, — продолжает Марина Шульц. — И у зрителя может возникнуть ощущение томительного ожидания, что вот-вот начнется какое-то представление, что-то произойдет, вся атмосфера создает ощущение театральности. Но сколько бы мы ни сидели внутри вагона, ничего не изменится. И выйдя из вагона, зрители встречаются с грудой строительного мусора, которая, опять же, может вызывать недоумение, вопросы, как это всё оказалось в музее и почему. По задумке авторов, этот строительный мусор, оставшийся от стройки самого вагона, символизирует период 1960−80-х годов, застоя, когда это так и не наступившее будущее остается в руинах на месте».

Интересно, что в первом варианте инсталляции Кабаков даже поначалу планировал, чтобы посетители проходили «хронологически»: от лестницы, сквозь вагон — к груде мусора. Но потом, во-первых, оказалось, что посетители неверно трактуют замысел, а во-вторых, есть в том, чтобы заходить не с парадного входа, что-то привычное советскому человеку: главный вход многих учреждений в городах извечно закрыт, и все привыкают ходить через боковой.

Впрочем, Эрмитажу все равно придется обстоятельно объяснять посетителям инсталляцию. Во-первых, потому что опыт показывает, что надо напоминать: возможность взаимодействия не подразумевает любого взаимодействия с экспонатом, и это не детская площадка, где можно лазить. А во-вторых, находятся те, кто решает к авторскому «мусору» добавить своего. Сотрудникам приходится терпеливо выносить: что поделаешь, опыта осмотра подобных экспозиций у нашего зрителя маловато, а теперь еще и взяться ему особо неоткуда. Но этот момент музей немного попробует исправить — своими силами.

«У нас в июне открывается большая выставка Кабакова, еще одна инсталляция из нашей коллекции, которую мы никогда не показывали, — поделилась с «Фонтанкой» Марина Шульц. — Это большая инсталляция под названием «Памятник исчезнувшей цивилизации». Ее подарили нам в 2014 году, и даже на ретроспективе 2018 года мы ее не показывали, потому что она просто настолько огромная, что мы не смогли ее никуда вместить в этом пространстве. Наш Белый зал на третьем этаже целиком будет занят этой инсталляцией. Это попытка действительно создать памятник цивилизации СССР. Но, естественно, как всегда у Кабакова, глазами маленького человека, через переживания каких-то странноватых героев, которые живут в своих маленьких мирах. Он мечтал построить такой музей под землей и в нём воспроизвести свои инсталляции разных лет. Ты бы как по городу бродил по этому музею и раскрывал все миры. Они сделали эскизы, проекты, чертежи, — в общем, на самом деле спроектировали целиком музей, но так никогда его и не построили. Поэтому создали инсталляцию, которая рассказывает об этом музее, то есть, по сути, это проект будущего, не существующего музея».

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»