Венедиктов, Октавиан и чужие головы

Песни Андрея Макаревича нравятся многим, а вот политические убеждения – не всем. В частности, позиция Макаревича по Крыму. Поэтому в сентябре 2014 года на концерт Макаревича в московском Международном доме музыки пришел активист «Другой России», проще говоря – нацбол, Олег Миронов с товарищами.

Немного послушав, он закричал: «Макаревич – предатель Родины!» – одновременно в зале был распылен газ из баллончика. Зрителей пришлось выводить, зал – проветривать, после чего концерт возобновился. Миронова взяли под стражу в октябре; оценить его патриотизм полагалось правосудию.

То, что поступок Миронова безобразный, недопустимый и заслуживающий наказания, оспаривали лишь самые ярые его сторонники, да и то не все. Адвокат и не пытался убедить суд, что приходить на концерт с газовым баллончиком столь же естественно, как с цветами. Упор был сделан на то, что самооборонный газ в замкнутом пространстве испускали и прежде, но наказание было административным, а иногда и такого не было.

Еще адвокат убеждал суд, что стопроцентно доказан лишь выкрик Миронова, саму же газовую атаку мог провести кто-то другой. И то, что пострадавших, в отличие от иных газовых инцидентов, – нет.

Пока шел суд, Макаревич говорил, что «дураков надо учить» и для этого стоит «немного посидеть». Ближе к приговору певец заявил, что Миронов «провел в тюрьме уже достаточное время», а сам Макаревич претензий к нему не имеет.

Суд не внял милостивым призывам певца. Прокурор потребовал три года строгого режима за злостное хулиганство по политическим мотивам, судьи с ним согласились. Позднее Мосгорсуд смягчил приговор на полгода – обычная практика. Но в нынешнем мае президиум этого суда вернул снятые полгода. Что происходит значительно реже.

Такая показная беспощадность выглядела загадкой. Можно было предположить, что и следствие, и суд озлились на то, что Миронов – нацбол. Лимонов не раз проходился в книгах по судейским и прокурорским чинам, вот они и отыгрались.

Допустимо выглядела и версия, что показательно-жестокий приговор должен был выглядеть контрастом с судебной практикой современной Украины. Там, если срывают концерты, например Ани Лорак, то скорее достанется организаторам, чем срывателям. У нас же за более скромные грешки карают по максимуму, если не с избытком. Правда, телепропаганда эту версию раскручивать не стала.

И вот на днях последовал более-менее объясняющий ответ. Но сначала небольшой мысленный эксперимент. Представим, что к давней истории «пусек» в интервью обратился экс-спикер Патриархии отец Всеволод Чаплин. Или даже сам патриарх. И сказал: «После того, как были предприняты некоторые усилия, публичные и непубличные, было следствие, был суд, эти девочки, между прочим, осуждены».

Реакцией на такую предысторию «двушечки» был бы массовый галдеж и лай. И лично я к этому хору присоединился бы. Потому что плясать в храме, тем более на амвоне, – нехорошо. Но предпринимать непубличные усилия для ужесточения судебного приговора еще хуже.

Вернемся к злоключениям Олега Миронова. Именно эти слова и сказал на днях главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов. Он посетовал на то, что Улицкую облили зеленкой и за это никто не привлечен. Не то, что было совсем недавно: «После того, как были предприняты некоторые усилия, публичные и непубличные… этот человек (Миронов) осужден».

"Публичные усилия", т.е. публичное давление на суд, привычны и допустимы. Конечно, если это петиции, заявления и пикеты, а не вторжение в зал суда военизированного отряда и не публикация домашних адресов судей. Иное дело, усилия непубличные. В идеальном правовом государстве признание, что некий гражданин непублично влиял на приговор, должно привести к двум юридическим последствиям: пересмотру дела осужденного и юридической проверке действий влиятеля.

Вряд ли хоть кто-то подумал, будто Венедиктов передал нужному человеку конверт с деньгами и просьбой: «Вы уж этому Миронову дайте с избытком». Или передал мзду более современным способом. Непубличные усилия – не монетарны. На какой-нибудь очередной столичной тусовке, когда за бокалом встречаются представители всех кремлевских башен, естественен такой разговор: «Вы же пацаном гоняли на велике и орали "Поворот"? Вы же бренчали на гитаре "Костер", у вас же была подруга, которая идет по жизни смеясь? И я помню эти песни. А теперь какое-то позорное убоище чудесит на концерте нашего Андрюши. Понимаю, вы державник, ваш дедушка славно потрудился на Лубянке, вы помните и гордитесь. Но, кстати, при вашем дедушке такое бывало? Вождь позволяет этому глупому скворцу петь дальше, значит, он и должен петь. И никто мешать не имеет право. Да за такое не то, что условного, даже двушечки на общем режиме маловато будет. Давайте уж, натяните ему, как натянули девчонкам, что в храме прыгали».

Беда не только в том, что такие просьбы деформируют правовую систему. Просто просьб проявить строгость, покарать пожестче не бывает. Бывает торг. Примерно, как в Древнем Риме во время второго триумвирата – союза Антония, Октавиана и Лепида – для восстановления порядка в государстве. Чтобы восстановить понадежней, прибегли к проскрипциям – массовой резне политических оппонентов. Но так как еще недавно триумвиры сами враждовали, у каждого был свой список, и слить их в единую базу не удалось. Пришлось торговаться.

Октавиан пытался спасти Цицерона – из чувства политической благодарности и уважения к талантам. Но язвительный Цицерон так досадил Антонию и Лепиду, что те требовали его смерти. Торг шел три дня, Антонию пришлось пожертвовать дядей, Лепиду пустить под нож родного брата. Лишь тогда будущий Август вздохнул и сказал: «Режьте Цицерона».

Чужие головы даром не отдают. Предполагаю, что нынешние «непубличные усилия» напоминают такой же торг. На просьбу как следует посадить Миронова внук деда с Лубянки ответит: «Хорошо. Но мы на днях откопали еще одного "болотника". Он то ли попал пустым пластиком в омоновский шлем, то ли налепил жвачку на омоновский щит. Что ему будет? Двушечка или трешечка. А вы, пожалуйста, не слишком истерите у себя, пока идет процесс. Или истерите так, чтобы было смешно. Не мне же вас учить».

Ответный кивок. Возможно, звон бокалов. Договор скреплен.

«Вы нашими головами помирились!» – крикнул политически активный московский купец во времена Бориса Годунова, когда фактический, но не статусный правитель «бодался» с Василием Шуйским, а Шуйский решил помириться, оставив без защиты группу поддержки. Что в Древнем Риме, что на старой Руси, что сегодня сильные мирятся головами слабых.

Михаил Логинов