«Полторы комнаты» все-таки станут музеем Бродского (фото)

Город, наконец, выкупил комнату, где жил до своего вынужденного отъезда из СССР Иосиф Александрович Бродский. Осталось выкупить последнюю, шестую комнату в коммуналке в знаменитом доме Мурузи, но о Музее-квартире городские власти заговорили уже предметно. Председатель комитета по культуре Антон Губанков назвал даже сроки его открытия.

15 декабря журналисты, чиновники, бизнесмены и друзья Иосифа Бродского впервые собрались в квартире номер 28 по адресу Литейный пр., 24. На первый взгляд – самая типичная коммуналка: потолки с протечкой, длинные коридоры с обшарпанными стенами, привязанный карандаш у телефонной полочки в коридоре (кто-то вспомнит «Покровские ворота», кто-то «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину», байопик о Бродском, снятый Андреем Хржановским в реальных интерьерах), окна с трещинами, заклеенными скотчем. Но на стенах «полутора комнат», до 1983 года (года смерти отца поэта) принадлежавших семье Бродских, развешены фотографии: в родительской, просторной части – Бродский с друзьями, а в «закутке» (ну или в «половине» поэта) – снимки, сделанные в день его отъезда, 4 июня 1972 года. Последние помогут воссоздать все до детали, до миллиметра пространства. «Есть возможность сделать первый по-настоящему мемориальный музей, потому что все вещи сохранились», - рассказал обозревателю «Фонтанки» редактор литературного журнала «Звезда», писатель, друг Иосифа Бродского Яков Гордин.

Тогда, в 1983-м, Яков Гордин и Татьяна Никольская (сотрудник Института востоковедения, еще один завсегдатай «полутора комнат» при жизни хозяев) вместе паковали книги и автографы, а потом отвозили книги в Музей-квартиру Ахматовой, а рукописи – в Публичку. Мебель – знаменитые «собороподобные» (как охарактеризовал их в своем эссе Бродский) буфеты начала века, полки, шкафы увез к себе Гордин, потому что у него была самая большая квартира на Моховой. Но прежде, чем вещи были рассредоточены по разным частям города, еще один друг опального поэта, реставратор Михаил Мильчик (теперь – основатель и директор Фонда создания музея Иосифа Бродского) сфотографировал все, как было, для истории, тогда, конечно, не подозревая, что ему самому придется встать на позиции историка и воссоздавать то, что когда-то вынужденно «демонтировал».

Музей-квартира Иосифа Бродского станет филиалом Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, где и сейчас оборудована «американская комната Бродского» - попытка воссоздать заокеанский быт поэта. Директор Ахматовского музея Нина Попова поделилась с обозревателем «Фонтанки» своей концепцией будущего музея Бродского: «Здесь американской темой все будет заканчиваться, потому что этот музей должен рассказать современникам не только о жизни самого Бродского, но и об эпохе шестидесятников вообще. У нас ведь нет ни одного музея, рассказывающего о культуре того времени. А это ведь особая культура жить, культура выживать, сегодня почти совсем утраченная. Я слышала, как сегодняшние молодые люди читают стихи Бродского, как о нем говорят – он же для них настоящий герой, победивший КГБ, систему. Они ведь взахлеб читают его «Речь на стадионе» - как Бродский назвал свое выступление в 1988 году перед выпускниками Мичиганского университета. Нынешним молодым очень трудно найти реальных героев, а они ведь так необходимы».

В то же время чиновники и инвесторы больше говорили не об идеях, а о датах и цифрах. И хотя официальной информации о затратах дано не было – в пресс-службе инвестора, Группы компаний ЦДС, сообщили лишь, что жильцы взвинтили цены в среднем вдвое по сравнению с ценами на такие же комнаты в этом доме, – есть основания предполагать, что только в расселение вложен не один десяток миллионов рублей. В газете «Вечерний Петербург» директор Ахматовского музея озвучивает цифры. 11 миллионов – за такую сумму продал «половину Бродского» (19 кв.м.) ее последний обитатель по имени Вахтанг. А пожилая женщина Нина Васильевна Федорова (1936 г.р.), хозяйка последней из комнат, первой справа от входной двери (52 кв.м.), требует 21 миллион. Не удивительно, что вице-губернатор Алла Манилова воззвала к совести петербуржцев и выразила надежду, что Нина Федорова, прочитав последние репортажи о будущем музее, все-таки пойдет на компромисс. На сегодняшний день ей было предложено уже пять вариантов однокомнатных квартир в центре города в домах после капремонта. Безрезультатно. Говорят, 74-летняя женщина освоила компьютер и следит за событиями, что называется, в онлайн-режиме.

Кроме того, Алла Манилова объяснила собравшимся, какое важное значение будет иметь Музей-квартира Иосифа Бродского для туристов. А Антон Губанков назвал примерную дату открытия музея – конец 2012 года. Генеральный директор группы компаний ЦДС Михаил Медведев оказался большим ценителем творчества Бродского и поэтому, конечно, не смог сказать «нет», когда вице-губернатор объявила о существующей традиции среди тех представителей бизнеса, кто поддерживает некое культурное начинание на стадии строительства: не бросать проект и в дальнейшем.

Итак, на данный момент переведение помещения в статус нежилого и, соответственно, начало активных работ по созданию Музея-квартиры Иосифа Бродского тормозится единственной несговорчивой соседкой, которая прожила в этой квартире большую часть жизни. Впрочем, инвестор предлагает как вариант отделение этой комнаты, превращение ее в однокомнатную квартиру. Но в этом случае вход в Музей Бродского будет через черный ход. Директор Ахматовского музея совсем не против, а вот представители власти настроены пока исключительно на «парадный подъезд».

Когда все разошлись, выпив по бокалу шампанского за освобождение «полутора комнат», Михаил Исаевич Мильчик, директор Фонда создания музея Иосифа Бродского, ответил на несколько вопросов корреспондента «Фонтанки». В плащевой жилетке поверх кофты он выглядел местным домовым.

- Когда возник ваш Фонд?

- В 1999 году. Тогда же Фонд инициировал обращение к тогдашнему губернатору Владимиру Яковлеву нескольких представителей российской культуры во главе с Дмитрием Лихачевым и зарубежных нобелеатов. Яковлев наложил резолюцию из одного слова: «Поддерживаю». И началось медленное движение.

- Что было потом?

- Мне позвонил Александр Гафин, директор pr-департамента Альфа-банка, спросил, не соглашусь ли я принять участие в жюри по поводу создания памятника Бродского? На что я его спросил, не лучше ли создать Музей-квартиру Бродского? Воцарилось молчание – такое долгое, что я даже думал, что связь прервалась. Наконец Гафин спросил: «А если и – и?» И вскоре они выкупили первую комнату, вот эту самую, принадлежавшую родителям Бродского.

- Когда вы впервые после отъезда Бродского оказались в этих комнатах?

- В 1988-м. Меня попросили рассказать о Бродском в одном из сюжетов «Пятого колеса». Вот вместе со съемочной группой я сюда и пришел. И все было не то – незнакомые люди, мебель, предметы. И так больно стало, что я даже не смог ничего здесь говорить, сюжет в итоге снимали во дворе.

- А Бродский про «полторы комнаты» спрашивал?

- Да, один раз. В том же 1988 году мы шли с ним по Парижу. И я вдруг ему сказал: «Я был в той комнате». «И что?» - живо спросил он. Я начал рассказывать. И он через какое-то время оборвал меня на полуслове довольно резко: «Всё. Об этом больше не будем говорить». Больше не говорили.

- Вы помните, какие вещи взял с собой Бродский 4 июня 1972 года?

- Конечно. Несколько рубашек, несколько книг.

- Каких книг, не помните?

- Нет. А знаете, что я сейчас вспомнил? Что он в свой небольшой чемоданчик уложил печатную машинку «ундервуд». Он потом мне рассказывал: «Миша, они на таможне по винтикам мою машинку разобрали, мне потом огромного труда стоило ее собрать». Ему, понимаете, очень важно было, чтобы его стихи, где бы они их ни писал, выглядели так же, как выглядели здесь. А печатная машинка, в отличие от компьютера, имеет особые приметы. Я вот вчера автографы его машинописные сортировал – у меня их много сохранилось: так я понял, что его машинку узнаю из тысячи. И он ведь никогда так и не перешел на компьютер».

В фильме Хржановского Бродский после смерти возвращается именно на Литейный, 24, и тут встречается, наконец, с покойными родителями. И это логично. Если куда и могла бы гипотетически стремиться душа поэта, то сюда, в пространство, которое он, давно став благополучным заокеанским жителем, описал в эссе «Полторы комнаты» в таких словах: «Два зеркальных шкафа и между ними проход - с одной стороны; высокое зашторенное окно точно в полуметре, над коричневым, довольно широким диваном без подушек - с другой; арка, заставленная до мавританской кромки книжными полками - сзади; заполняющие нишу стеллажи и письменный стол с "ундервудом" у меня перед носом - таков был мой Lebensraum. Мать убирала его, отец пересекал взад-вперед по пути в свой закуток; иногда он или она находили убежище в моем потрепанном, но уютном кресле после очередной словесной стычки. В остальном эти десять квадратных метров принадлежали мне, и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал. Если пространство обладает собственным разумом и ведает своим распределением, то имеется вероятность, что хотя бы один из тех десяти метров тоже может вспоминать обо мне с нежностью».

Жанна Зарецкая,
«Фонтанка.ру»