Лев Толстой как альтруист, анархист и экстремист

В прошлую субботу (20.11.2010) страна не заметила 100-летие со дня смерти Льва Николаевича Толстого. Уверен, что замалчивание этой даты есть не результат забывчивости чиновников от культуры, а спущенной им сверху установки.

Почему уверен? Дело в том, что Лев Толстой своей публицистикой не оставляет камня на камне от принятой в путинскую эпоху идеологии великодержавности и крышуемого государством православия. В неприятии государства и церкви он, пожалуй, не уступит и самому Петру Кропоткину. Однако начать все-таки хотелось бы с Толстого как альтруиста, что, на мой субъективный взгляд, наиболее рельефно проявляется в его суждениях по экономическим вопросам.

Человек: альтруист против эгоиста

Несмотря на принципиальное несогласие с ключевыми толстовскими доктринами о порочности частной собственности на землю и капитал, а также о великой роли физического труда (особенно в сельском хозяйстве), не хочется называть Толстого наивным автором. Хочется понять, откуда эти доктрины берут свое начало.

Современные его позднему творчеству экономические представления (а с ними, как показывает его критика политической экономии и, в частности, теории факторов производства, он был знаком) ушли далеко от популярного в XVIII в. учения физиократов, в котором единственным производительным родом деятельности провозглашалось сельскохозяйственное производство. Тем не менее, в толстовском культе крестьянского труда явно прослеживается идейная связь с их воззрениями (знал бы он, какой ничтожный процент людей занят сегодня на полях и фермах в США и Европе!). При этом, надо признать, что его позиция не столь радикальна (что-то полезное он замечает и в других отраслях, если их продукция, в его понимании, «служит людям»).

Возможно, что невольно на толстовские экономические воззрения повлиял и очень популярный в то время в России марксизм, основывавшийся на уже устаревшей к концу XIX-началу XX вв. трудовой теории стоимости. При этом, конечно, необходимо подчеркнуть, что Толстой ни в малейшей степени не разделял марксистский взгляд на мир в целом. Капиталистов как паразитов рассматривали тогда далеко не только марксисты (тут у них не было расхождений с народниками).

Ключом к разгадке позиции Толстого как по экономическим, так и по всем прочим вопросам, служит его учение о нравственных принципах. Где-то глубоко внутри человека прячется альтруист, преисполненный любви к ближнему и никогда не прибегающий к насилию. Во всяком случае, такой высокий моральный стандарт ему был задан почитаемым Толстым Иисусом Христом. А эгоизм – от испорченности мира. Нужно открыть в себе эти христовы заповеди и им следовать («царство божие внутри вас»). И только через это внутреннее совершенство преобразится жизнь.

Экономическая наука исходит из принципиально иной трактовки. Она принимает мир таким, какой он есть, с его гомо экономикус («человеком экономическим» как рациональным эгоистом). Стремление к максимизации выгоды движет миром и обеспечивает рост благосостояния. Фактически, экономическая наука атеистична и на вопрос о месте бога в системе мироздания отвечает так же, как Лаплас Наполеону («Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе»).

В результате для экономиста институт частной собственности как продукт человеческого эгоизма представляется оправданным, поскольку дает опору и стимул человеческой активности. Для Толстого она – безнравственна, так как идет вразрез с требованиями Христа об отречении от земных благ и «стяжательства» как пути к духовному преображению. «Не ищите себе богатств на Земле…»

Государство - абсолютное зло

В том, что касается отрицания государства, он идет гораздо дальше большинства либертарианцев: видит в нем не необходимое, а абсолютное зло. Лев Толстой – анархист!

Обратимся к подлинному Толстому. «Рабство людей происходит от узаконений, узаконения же устанавливаются правительствами, и потому освобождение людей от рабства возможно только через уничтожение правительств».

Для того, чтобы свершился «великий переворот», освобождающий человечество, «нужно только, чтобы люди поняли, что государство, отечество есть фикция, а жизнь и истинная свобода есть реальность: и что поэтому не жизнью и свободой надо жертвовать для искусственного соединения, называемого государством, а ради истинной жизни и свободы — освободиться от суеверия государства и вытекающего из него преступного повиновения людям».

Вспоминаю тему школьного сочинения: «Патриотизм в романе Льва Толстого “Война и мир”». А вот подлинный, а не школьный, Толстой о патриотизме: «Производит же войну желание исключительного блага своему народу, то, что называется патриотизмом. А потому для того, чтобы уничтожить войну, надо уничтожить патриотизм». «Патриотизм не может быть хороший». Последнее Толстой как будто специально добавляет для всех тех, кто до сих пор попытается представить его как противника только «плохого» патриотизма, а не патриотизма вообще.

Государство провозглашается им «разбойническим учреждением». И что делать? Говоря современным языком – бойкотировать государство. «Перестать, самое первое, повиноваться тем, кто называет себя властью, перестать давать подати, перестать признавать таможни, а ввозить товары мимо, признавать суды, полицию и обязанность исполнять требования их, перестать отдаваться во власть военным, перестать, главное, самим принимать участие в каком бы то ни было насильническом действии правительств».

Толстой, подобно Кропоткину, полагал, что в каждом сообществе и во всем мире будет произведена замена насилия разумным и свободным соглашением. В то же время, если для Кропоткина – это что-то вроде результата естественной эволюции, то для Толстого – результат восприятия сознанием людьми подлинно христианских моральных норм. Злейшим же врагом этих норм он считал православную церковь. И тут мы подходим к Толстому как экстремисту.

Учение церкви – ложь!

(Из ответа Синоду Русской православной церкви).

Отлученный от нее великий писатель в ответ выдал настоящий антицерковный манифест. «Учение церкви, - писал он, - есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения».

Толстому особо претил симбиоз церкви и государства. В статье «О веротерпимости» был поставлен вопрос о том, для чего правительство и правящие классы соединяются в церковью и поддерживают ее? «Правительства и правящие классы не могли бы существовать без этого извращения христианства, которое называется церковной верой. Церковь со своей ложью не могла бы существовать без прямого или косвенного насилия правительств и правящих классов». В статье «Церковь и государство» он подчеркивал, что «освящение власти государственной есть кощунство, есть погибель христианства».

Вот так писал, писал Лев Николаевич, да и дописался. Признан экстремистом. Нет, не Синодом РПЦ (тот пережил его лишь на 7 лет). А решением суда в Ростовской области от 11.09.2009 г. Возбуждал религиозную вражду по признакам статьи 282 УК РФ. И далее в судебном решении дается ссылка на первую из приведенных в этом разделе цитат.

Теперь дело – за Минюстом РФ. Почему-то до сих пор никакая толстовская публицистика не фигурирует в его официальном списке экстремистских материалов. Вот будет здорово, если Лев Николаевич все-таки окажется в одной компании с Адольфом Алоисовичем.

Андрей Заостровцев