Чтобы ребенок не был инвалидом. Почему в центре Турнера порадовались санкциям

«Не было бы счастья, да санкции помогли», — говорят в НМИЦ детской ортопедии и травматологии им. Турнера. Помогли так, что теперь детям с тяжелейшими заболеваниями проводят вместо нескольких операций одну. И восстанавливают опорно-двигательный аппарат на всю жизнь.

Центр — одно из немногих медучреждений в стране, в которых «наука лечит». «Фонтанка» поговорила с Сергеем Виссарионовым, детским ортопедом, доктором медицинских наук, профессором, членом-корреспондентом РАН, директором НМИЦ им. Турнера.

— Сергей Валентинович, часто ли вы лечите детей, пострадавших от военных действий?

— Нет, нечасто, в основном это очень тяжелые пациенты, которым не могут помочь на местах. Недавний пример — история 11-летней Полины из Донбасса. Она поступила в очень тяжелом состоянии: минно-взрывная травма шейного отдела позвоночника и спинного мозга. Ребенку было тяжело дышать, руки и ноги не двигались, мучили не ослабевающие боли в шее. Сразу после ранения врачи в ДНР оказали первичную помощь — удалили осколки снаряда. Спасли жизнь.

С момента поступления к нам в клинику с девочкой работала мультидисциплинарная команда, состоявшая из более 10 специалистов. После операции сразу прошли боли в шейном отделе. Специально для Полины разработали индивидуальную программу реабилитации и несколько медицинских изделий для восстановления двигательных функций. Она обрела возможность держать спину и сидеть, появились чувствительность и движение в руках и ногах. С помощью изготовленного специально для нее аппарата для ног и позвоночника смогли зафиксировать спину и поставить на ноги. За несколько месяцев, которые девочка провела в нашем центре, она начала вставать, делать первые шаги, снова научилась есть, держать ручку и рисовать. На очередной курс лечения приедет осенью этого года. Уверен, мы увидим очевидный прогресс.

К счастью, таких тяжелых пациентов у нас мало. Я езжу на новые территории, вижу, что дети получают разные ранения. Но помощь им оказывают местные, достаточно квалифицированные врачи. Их пациенты сегодня — с травмами опорно-двигательного аппарата, не с ортопедической патологией.

— Как сказались санкции на доступности медизделий для детей, расходных материалов для их установки? Многие жалуются, что все стало сильно дороже, контракты либо срываются, либо задерживаются из-за изменений логистики.

— На мой взгляд, с началом санкций в нашей области медицины все стало на свои места. До сих пор нам, по сути, навязывался принцип зарубежной медицины, который кардинально отличается от подхода в отечественном здравоохранении.

Смотрите, что было до введения санкций, например, в хирургии позвоночника. Дилер приходил и говорил от имени какого-то зарубежного производителя: «Вот вам металлоконструкция, устанавливайте ее так и только так». И мы вынуждены были работать под диктовку зарубежного производителя, использовать те технологии, которые нам навязывали. Зарубежный принцип лечения подразумевал, что надо оперировать ребенка два, три, а лучше больше раз. И все методики были направлены на многократное оперативное вмешательство.

В отличие от европейских стран, где они разрабатывались и использовались, у нас огромное число пациентов просто потому, что у нас населения больше, чем в европейских странах. И наша хирургическая идеология рассчитана на то, чтобы с минимальной травматичностью прооперировать ребенка один раз, решив сразу все его проблемы. Скажем, детей с врождёнными пороками развития мы оперируем рано — до трёх лет: убираем врождённые искривления позвоночника и создаём условия для нормального роста и развития. Благодаря нашим анестезиологам, спокойно проводим операции детям и полутора, и двух лет, даже с тяжелейшей врождённой патологией. Одна операция в раннем возрасте — и на этом всё. Потом мы ребенка наблюдаем, он получает консервативное лечение.

— Какие конструкции при этом устанавливаются?

— Разработанные нами же металлоконструкции для детей разного возраста с деформацией позвоночника, наши пластины — для лечения детей с патологией тазобедренного сустава. Производят их российские компании (на Урале, в Татарстане, например). Благодаря сотрудничеству с фондом «Круг добра» мы получили возможность всё это развивать и в практике, и в науке.

— Вы всегда лечили детей в рамках программы высокотехнологичной помощи (ВМП). Почему понадобилось участие «Круга добра»?

— Мы используем отечественные конструкции, созданные по нашим технологиям в операциях в рамках программы ВМП. А «Круг добра» оплачивает, во-первых, очень дорогое лечение, во-вторых, эксклюзивное, инновационное, оно не включено в госгарантии.

Например, лечение детей с болезнью Пертеса, при которой из-за нарушения кровоснабжения разрушается костная и хрящевая структура головки бедренной кости, вплоть до некроза. Мы создали отечественный имплантат — электрет из тантала, который стимулирует восстановление костной и хрящевой ткани. В мире нет аналогов этой конструкции, способной в течение нескольких лет нести в себе электрический заряд. Через 6–8 месяцев после ее установки по рентгеновским снимкам мы видим полное восстановление костной и хрящевой структуры. В последующем воздействие электрического поля на костные и хрящевые структуры не позволяет им снова разрушаться. Подчеркиваю, в этом наше отличие от зарубежных коллег — они в таких ситуациях просто заменяют пораженную часть металлоконструкцией.

— Ортопеды, кстати, удивлялись, когда после эпидемии коронавируса к ним начали массово обращаться взрослые люди с проблемами головки бедренной кости, возникшими из-за нарушения кровоснабжения. Им тоже можно устанавливать такой электрет?

— Наши московские коллеги из НМИЦ травматологии и ортопедии имени Н. Н. Приорова используют эту технологию восстановления структуры головки бедренной кости у молодых пациентов с болевым синдромом и с изменениями в тазобедренном суставе. Установка им электретов из тантала помогает отдалить момент, когда потребуется эндопротезирование.

— Какие еще заболевания вы лечите за счет «Круга добра»?

— Тяжёлые врождённые деформации позвоночника в сочетании с аномалией развития грудной клетки. Когда у ребенка неправильно развиты тела позвонков (они как бы срастаются друг с другом с одной стороны, с той же стороны срастаются ребра) — это приводит к бурному и быстрому прогрессированию врождённого искривления. А следом развивается дыхательная недостаточность — от сдавления страдают легкие. Это сложные пациенты, раньше они жили максимум 25–30 лет — помочь им было невозможно. Сейчас мы восстанавливаем ребенку форму грудной клетки и одновременно исправляем деформацию позвоночника, используя отечественные индивидуальные рёберно-рёберные или рёберно-позвоночные металлоконструкции.

Еще одно заболевание, которое вошло в перечень «Круга добра», — тяжелые формы идиопатического сколиоза. Особенность хирургического вмешательства для исправления искривления в том, что мы используем предоперационное планирование в компьютерной программе с навигацией. Это позволяет нам установить опорные элементы металлоконструкции так, что практически полностью восстанавливается нормальная форма позвоночника. Можно сказать, ювелирная работа исключает риск неврологических нарушений — их не было ни у одного нашего пациента.

За время сотрудничества с фондом «Круг добра» мы выполнили в общей сложности 24 уникальные операции детям с редкими тяжёлыми заболеваниями.

— Почему идиопатический сколиоз относят к редким заболеваниям? Оно же довольно часто встречается, в том числе в Петербурге. У городских детей с таким диагнозом есть возможность получить помощь в вашем федеральном учреждении?

— К редким заболеваниям он не относится. У тысяч детей в России установлен диагноз «идиопатический сколиоз» в начальной стадии. Им не требуется ничего, кроме наблюдения у своих докторов в поликлиниках по месту жительства и консервативного лечения. Но это заболевание способно прогрессировать и осложнять жизнь. Многим требуется коррекция искривлений.

В Петербурге — более полутора тысяч детей с идиопатическим сколиозом в начальной стадии. Около 500–600 детей уже нуждаются в лечении с применением индивидуальных корригирующих корсетов.

Мы предложили комитету по здравоохранению и правительству Петербурга комплексную программу диагностики и лечения детей с идиопатическим сколиозом. Ее идея в том, чтобы ребенка с начальной формой сколиоза направляли в наш консультативно-диагностический центр на прием травматолога-ортопеда, невролога, реабилитолога и ортезиста. Если у него есть показания к использованию корсета, тут же снимается скан и через несколько дней изготавливается это корригирующее приспособление в нашем центре. Затем ребёнок проходит обучение лечебной физкультуре — специальным упражнениям в этом корсете — и наблюдается у наших врачей. Это позволяет полностью исправить деформацию позвоночника и избежать хирургического лечения. Надеюсь, программа будет поддержана.

— Вы возглавили центр в октябре 2020 года — тяжелый период вам достался: работа в ковиде, а не успели от него оправиться, как пришли санкции.

— Все медицинские учреждения страны — в одной лодке. Как и все, мы тяжело переживали ковид. Невозможно ведь отложить на «послепандемийные времена» лечение детей с тяжелыми травмами опорно-двигательного аппарата, обострениями тяжелых врожденных болезней, вмешательства по поводу сложной ортопедической патологии. Чаще всего медлить с ними нельзя. При этом мы продолжали и продолжаем развиваться, получать новое оборудование — от диагностического до реанимационного. Правда, не всегда все проходит гладко. Например, в начале 2020 года недобросовестная компания поставила нам техническое оборудование с ухудшенными характеристиками — не теми, что центр запрашивал в конкурсной документации. Сейчас мы с ней будем судиться. Дело ведь не только в размере нанесенного ущерба, от использования этого оборудования зависит здоровье наших пациентов, а оно дороже денег.

— Владимир Путин еще в 2011 году пообещал решить вопрос с реабилитацией и гостиницей для родителей, которые привозят своих детей из разных регионов страны. Над проектом реабилитационного центра начали работать еще в 2011 году. Когда же хотя бы начнут строить?

— Да, из года в год переносится строительство нашего реабилитационного центра (бывший дворец княгини Палей). Сейчас снова вносим корректировки в проектную документацию — предыдущие устарели. Если все сложится как надо, надеюсь, в следующем году сможем приступить к строительству. Расширение стационарных возможностей для реабилитации и проживания для родителей иногородних пациентов нам очень нужны.

— В разгар пандемии, в 2021 году вы создали Лабораторию экспериментальной травматологии и ортопедии. Жаль, конечно, что не удавалось сделать этого раньше — ваши разработки были бы очень востребованы сегодня. Как, например, клеточные материалы для лечения ожогов или «синтетические сосуды» и уж тем более новое поколение гемостатических материалов. На каком этапе они находятся сейчас?

— Большая часть работ на базе нашей экспериментальной лаборатории ведется в тандеме с ведущими научно-практическими центрами Петербурга. Например, с Покровским банком стволовых клеток мы уже год проводим доклинические исследования (на животных): моделируем ожог и восполняем его клеточным продуктом, созданным в Покровском банке. Мы уже понимаем, что в сравнении с используемыми сегодня технологиями наша позволяет быстрее и эффективнее восстановить кожный покров. Это очень важно, потому что большая площадь ожога — это боль, риск инфекционных осложнений и длительное лечение.

«Синтетическими сосудами», как вы их называете, мы занимаемся совместно с Политехническим университетом Петра Великого. Они в своей лаборатории создают их на основе нановолокон из биосовместимого полимера — разной длины и диаметра, чтобы можно было заменить любой (периферический или центральный) сосуд. Сегодня у нас нет возможности восстановить целостность, допустим, бедренной вены, из-за полученной травмы, когда ее либо нет, либо она повреждена так, что хирургическое сшивание невозможно. Мы экспериментальным путем устанавливаем и исследуем, насколько эффективно они заменяют родные сосуды для нормального кровообращения.

С Политехом у нас есть еще один совместный проект — ученые университета создают для нас биопластические изделия для остеосинтеза при повреждении челюстно-лицевой области. То есть травмы лица с переломами кости мы пытаемся лечить с помощью не металлоконструкций, которые детям требуется со временем удалять, а биопротезов, с которыми можно прожить всю жизнь, даже если они устанавливаются в детстве. И коррекции они не требуют. Пока это тоже доклиника.

Совсем новое исследование, которое у нас только началось, — выращивание хрящевой ткани. Представьте, у ребенка — дефект хряща, возникший из-за травмы или из-за неправильного распределения нагрузок, при которой хрящевая ткань истончается или совсем исчезает. Появляются боли, двигаться тяжело. Суставы страдают так, что требуется, например, эндопротезирование. Чтобы операция для ребенка была органосохраняющей, выращивается хрящевая ткань и имплантируется, восстанавливая правильные анатомические взаимоотношения в суставе, уходит боль. Ребенок начинает нормально двигаться, как все дети.

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»