Лоуренс Арракийский: какой оказалась «Дюна: Часть вторая» Дени Вильнева

В широкий мировой прокат выходит «Дюна: Часть вторая» Дени Вильнёва: сиквел космической оперы по роману Фрэнка Герберта. Обозреватель «Фонтанки» уже посмотрел её и рассказывает о галактических интригах, об искусстве езды на песчаных червях и о том, почему перед нами — рождение новой большой фантастической франшизы.

Так, вкратце, чтоб напомнить: в далёком будущем благородное семейство Атрейдесов и дом психопатов Харконненов воюют за контроль над ценной планетой Арракис, она же Дюна. Атрейдесы разгромлены, герцог их погибает, но его сын, Пол (его играет Тимоти Шаламе), сбегает в пустыню к местным жителям-фременам. Фремены верят в приход мессии, который изгонит оккупантов, и внезапно выясняется, что на Поле начинают сбываться древние пророчества.

Первую часть «Дюны», вышедшую два с лишним года назад, встретили, в общем, благожелательно и критики, и зрители — но явным было и какое-то недоумение. Слишком медленно раскручивалась сюжетная линия — и обрывалась, дойдя до самого интересного места. Множество ярких персонажей вроде бы имелись, но все они как-то неуверенно топтались, как в передней. Безоговорочно хороши были визуальный стиль, спецэффекты, музыка — и за это картина была отмечена шестью «Оскарами». Но словно бы некуда было всё это богатство применить.

...Вот теперь всё найдено и оправдано. Первый фильм и правда, похоже, был разминкой, увертюрой, расстановкой фигур, чтобы в следующей части сыграть уже саму партию. Три часа — а как на одном дыхании: ничто здесь не провисает. Даже не очень понятно, как именно Вильнёв это делает, потому что местами он как будто слишком даже буквально понимает извечный киношный девиз «показывать, а не рассказывать». В пустыне, как видно, тяжело говорить, горячий воздух сушит горло. Герои зачастую молчат или просто идут через кадр. А иногда и их нет, и тогда всё пространство экрана занимают неизменно изысканные образы, почти абстрактные виды — оранжевой пустыни с бесконечными извивами песков, массивных тёмных зданий, блестящих, обтекаемых, будто органических звездолетов, зависших над поверхностью…

Сюрреалистически красиво. Есть тут что-то от дизайнов Ханса Гигера, работавшего над «Чужим», что-то — от французского художника Мёбиуса, который создавал стиль для не состоявшейся экранизации «Дюны» Алехандро Ходоровски (страшно сказать) полвека назад. Но на самом деле это родное дени-вильнёвское: похожие пейзажи и механизмы уже населяли его «Прибытие» и «Бегущего по лезвию 2049». Просто тут, во второй «Дюне», эти инопланетные фантазии наконец нашли своё достойное место, встали на него со щелчком: чувствуется, что это и правда мир в невообразимой дали: через десять тысяч лет за десять тысяч парсеков. На это же работает и саундтрек Ханса Циммера, получившийся под стать картинке: сильная и удачная его работа, лишенная следов сентиментальной наглядности; то заунывные, то электронно-ритмичные звуки других планет.

Главное, что этот демонстративный эстетизм превосходно работает: это вовсе не просто случайный набор картинок «чтоб красиво было», а мощный инструмент для рассказа истории. Вот запыленные племена фременов, затянутые в свои бежевые скафандры, чтоб сберечь каждую каплю воды в теле; они движутся по пустыне иррегулярными скользящими шагами, будто танцуют, чтоб не привлечь внимание чудовищных песчаных червей, хозяев и богов этого мира. Совсем другое — эстетика абсолютно обесцвеченных, черно-белых Харконненов, уже наполовину лишенных человечности, сросшихся со своими машинами. Барон Харконнен (Стеллан Скарсгард) и его племянник Раббан (Дейв Батиста), уже сыгравшие в прошлом фильме, и новое лицо, Фейд-Раута, как бы тёмный двойник Пола (Остин Батлер, Элвис в байопике База Лурмана), — бледные, безжалостные полумеханизмы, единственными эмоциями которых осталась тяга к власти и доминированию.

Но как раз бесперебойность, безотказность, монотонная ритмичность их машин обрекает их на поражение. Нужна свобода, спонтанность, жизнь, хаос, чтобы не быть сожранным судьбой. Иногда эти две силы, две тенденции сталкиваются, и тогда Вильнёв нам дарит не менее зрелищные сцены сражений, тоже больше похожие на танцы на фоне взрывов. Это совсем не похоже на старую версию «Дюны» Дэвида Линча, которую, впрочем, и он сам, и все остальные воспринимают как неловкий курьёз: это не «научная фантастика», это миф.

Пол учится у фременов науке жизни в пустыне, пугающе быстро учится: и как ходить по песку, и как выжить под палящим солнцем, и даже — как оседлать гигантского червя. Эту сцену прямо-таки необходимо видеть в кинотеатре: тут потрясающий визуал и рёв динамиков создают ощущение уже не просто аттракциона — мистического переживания.

Для фременов это несомненно религиозная история, они всё сильней убеждаются, что Пол — «Махди», истинный мессия. Но здесь же свилась кольцами и большая политика, затягивающая Пола и его близких людей в этот роковой водоворот. Слишком поздно осознаёт это его возлюбленная из фременов, Чани (её сыграла певица Зендея). Принимает неизбежное мать, леди Джессика (Ребекка Фергюсон). Здесь много других известных лиц: императора всея Галактики сыграл Кристофер Уокен, его дочь — Флоренс Пью, по пустыне с Шаламе странствуют Хавьер Бардем и Джош Бролин, а во флешбэках и видениях сюда ненадолго заглядывают Леа Сейду и Аня Тейлор-Джой. Но ни про кого как-то не получается сказать, что актера позвали ради слишком малого: всех видно, все здесь не ради звездного каста, а ровно на своём месте.

Для Дени Вильнёва задача была вдвойне сложной: редко когда вторая часть бывает лучше первой. Снимать сиквелы всегда непросто, особенно если это не отдельная история, а вторая половина того же рассказа. Но здесь вышло не просто не хуже, а намного лучше первой части. Вероятно, это значит, что нас ждёт и третья, в которой рок всё-таки настигнет героев, как и полагается в любом приличном мифе. И вероятно, это означает рождение новой классики, возможно — под стать старой лукасовской трилогии «Звездных войн», которые в восьмидесятые изменили кинофантастику навсегда. Кажется, на что-то подобное рассчитывал Зак Снайдер со своей «Мятежной луной», но только «Луна» против «Дюны» — как Фейд-Раута Харконнен против Пола Атрейдеса.

Это — гораздо более взрослая история, без иллюзий: о том, как восторг переходит в религиозный трепет, как рождаются религия и идеология, как не живет идеализм в большой политике, как колониализм и жажда наживы уничтожают природу, как война и власть засасывают и перемалывают любые благие намерения — в духе «Лоуренса Аравийского», на историю которого во многом ориентировался автор книги, Фрэнк Герберт. Никуда не исчезла актуальность «Дюны» и сейчас — наоборот, многократно приросла и отяжелела. Но хорошо, что этот миф сегодня пересказал нам Дени Вильнёв — так красноречиво, как только это возможно.

Матвей Пирогов, специально для «Фонтанки.ру»