1 июля 2021 г. Коммунистической партии Китая (КПК) исполнилось 100 лет. Китай просто захлебывается в собственном торжестве. Для людей же, не испытывающих по этому поводу восторга, этот юбилей — хороший предлог поговорить о природе коммунизма. И попытаться встроить его в долгую историю человечества.
Начать надо с эпохи «великого унижения», как ее именуют сами китайцы. И длилась она с опиумных войн до завоевания КПК государственной власти в материковом Китае в 1949 г. Более 100 лет. Один из основателей социологии Макс Вебер (1864–1920) видел в Китае пример общества, которое не развивается. Однако жесткое столкновение с западной цивилизацией стало выводить Китай из спячки.
Родившийся из идей Сунь Ятсена и организационного таланта Чан Кайши Гоминьдан (Китайская национальная партия) предполагал японский путь возрождения. Что-то вроде построения Всекитайской республики. На первых порах его поддерживал Коминтерн (читай — советская Россия). Но вот в 1921 г. появляется на свет КПК, которая до 1927 г. дружила с Гоминьданом, прежде чем вступить с ним в борьбу за власть. Новый «приступ» дружбы состоялся в 1937 г. в результате появления общего врага — Японии. Ну а после завершения Второй мировой войны — снова война с Гоминьданом вплоть до 1949 г. В этот исторический отрезок СССР поддерживал всеми силами и средствами только КПК.
Коммунизм органичен для исторического пути Китая. В нем на разных династических циклах в той или иной мере развивался рынок, но никогда он не был тем, чем он стал на Западе: доминирующей экономической системой при разделении власти и собственности. В Китае человек никогда не становился суверенной личностью, а значит — независимым собственником. Государство решало всё, что возможно; рынок же — только те вопросы, до которых оно по той или иной причине не дотягивалось. Культ всемогущего государства воплощался в культе императорской власти. Он заменил собой религиозный культ: для китайца Бог — это земная власть (посмотрите на смешные картинки с поклоняющимися сегодня КПК буддистами под партийными лозунгами и государственными символами).
А что такое коммунизм? Официально в СССР его представляли как некий посткапитализм. На самом деле нет ничего более далекого от истины. Коммунизм — это «футуристическая архаика». Что под этим имеется в виду?
Человечество в своем развитии выработало два (и только два!) цивилизационных проекта. Первый — это силовая цивилизация (условный Восток). В нем человек есть органическая принадлежность государства. В той или иной мере, но, тем не менее, он лишен права собственности на самого себя («самопринадлежности»). Китай — опора этой цивилизации, Россия — ее ответвление. Запад же, понятно, есть антагонистическая силовой цивилизации правовая цивилизация, в основе которой суверенитет личности.
История повернулась таким образом, что российская силовая цивилизация оказалась ближе к западной и находилась с ней в постоянном противостоянии. В начале XX в. попытка трансформироваться в Запад не удалась (Столыпин — это русский Сунь Ятсен и Чан Кайши в одном лице, который, в отличие от них, потерпел поражение на первых шагах). Коммунизм победил, и эта победа означала рождение модернизированной силовой цивилизации индустриальной эпохи, способной, не становясь Западом, бросить ему вызов. СССР вышел в лидеры силовой цивилизации, пока Китай выбирал свой путь.
Китай поначалу выбрал карикатурный путь коммунистической индустриализации. Он получил название по имени тогдашнего председателя ЦК КПК — маоизм. Однако надо понимать, что он представлял собой попытку воплотить в XX в. буквально идеологию Шан Яна (IV в. н. э.) — основателя учения о праве государства на безграничный деспотизм. Оно известно сегодня как легизм. Модель Шан Яна воплотил в реальность император Цинь Шихуанди (тот самый, с терракотовыми воинами). Конфуцианство является лишь смягченной моделью легизма, но сходятся они в главном: государство обладает полным и безоговорочным суверенитетом; подданные лишь следуют его воле и не только не диктуют своих решений власти, но даже не обсуждают их. Кстати, эволюцию от маоизма к современному Китаю можно интерпретировать как эволюцию от разновидности легизма к разновидности конфуцианства (недаром ныне идеология китайского социума проталкивается вовне через сеть Институтов Конфуция).
Тем не менее современный Китай (КНР) обязан своими успехами не столько Конфуцию (ок. 551–479 до н. э.), сколько новой модели тоталитарного общества, которую я называю рыночным сталинизмом. Что это такое? Если коротко — это соединение тоталитарного государства с рыночной экономикой, которое ранее считалось невозможным. Чего боялись большевики в период НЭПа, которому, как мы знаем, тоже 100 лет? Того, что окрепнув экономически, субъекты рыночной экономики предъявят претензии и на политическую власть. Поэтому надо сокрушить рынок, и тогда в командной экономике монополия компартии будет гарантирована. И, по большому счету, в той реальности большевики были правы.
Что же изменилось? Говоря марксистским языком, произошел «скачок в развитии производительных сил», позволивший технологически создать общество всеобщего контроля. Цифровой тоталитаризм. Он отличается от сталинского тоталитаризма, как big data — от энкэвэдэшника в тулупе на лагерной вышке. Делай свой бизнес в рамках дозволенного, не забывай о КПК и веди себя правильно. Иначе система слежения понизит тебе социальный рейтинг. Билет в бизнес-класс не продадут, кредит будет дороже, дети в престижный университет никогда не поступят (какую бы взятку ты ни предлагал). Ну а если что-то плохое про партию или товарища Си скажешь, то всё — ты поражен во всех гражданских правах. Про сделаешь плохое — уже и речи нет. Лагеря не только в Синьцзяне для уйгуров, а еще для много кого существуют.
Цифровой тоталитаризм, таким образом, соединил силу тоталитаризма с преимуществами рыночного хозяйства, пусть и ограниченного в правах (кто сомневается насчет последнего, пусть почитает о недавней истории с членом КПК Джеком Ма, когда он публично усомнился в правильности действий регулятора финансовых рынков). Китай последние годы изменил свое поведение и во внешнем мире: грандиозная программа «Пояс и путь» — это не только многочисленные инфраструктурные проекты за рубежом, но еще и план институциональной агрессии — навязывания, по мере возможностей, своей социальной модели в разных странах.
Не случайно даже до слабовольных и недальновидных лидеров современного Запада что-то дошло, и на последней встрече G7 они, по существу, провозгласили Китай экзистенциальным врагом. Так оно и есть. Вопрос в противостоянии двух цивилизаций чисто ленинский: кто кого? Экономическое их взаимодействие, конечно же, остается, но всё чаще принимает конфликтную форму. Дело в том, что если Запад, например, отдаст на откуп Huawei внедрение у себя связи 5G, то лет через 10–15 он будет получать указания из Пекина. Это равносильно передачи правительственных функций Китаю.
Незадолго до 100-летия КПК человечество получило от Китая «подарок» — COVID-19. И здесь даже не важно, появился он в результате утечки из лаборатории (хотя в этом я лично нисколько не сомневаюсь, так как «некрасиво подозревать, когда уверен») или же в результате какого-то там взаимодействия панголина с летучей мышью. В любом случае Китай вел себя преступно по отношению к человечеству: до последней возможности врал, выпускал миллионы своих туристов на китайский Новый год в феврале 2020 г. Да что там говорить! Он до сих пор не раскрывает всю необходимую информацию даже для ручной ВОЗ. Всё это вытекает из природы тоталитарного государства, которое, с одной стороны, никогда не ошибается, с другой стороны — хранит при себе всё, что может убедить в обратном.
Каковы перспективы китайской модели силовой цивилизации? В последней книге всемирно известных экономистов-историков Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Узкий коридор» утверждается, что Китай способен преимущественно копировать готовое, что он хорошо научился делать вещи, но не быть первоисточником инноваций. «Креативность — ключевой элемент устойчивых инноваций, и она критически зависит от большого количества индивидуальных экспериментов, нестандартного мышления, нарушения правил…» Естественно, что по причине деспотической власти Китаю такое недоступно.
На мой взгляд, не всё так радостно. Готов даже согласиться с уважаемыми авторами. В то же время нельзя не замечать, что Запад утрачивает свои классические свободы, являющиеся, действительно, основой креативности. Если в США утвердится то, что получило название «критическая расовая теория» (расизм наизнанку), и прочая модная дребедень, то рухнет и креативность. Преподавание математики и естествознания будет строиться таким образом, чтобы не обидеть никого из расовых меньшинств, женщин и «альтернативно одаренных». В лабораториях будет царствовать не поиск научной истины, а соблюдение разного рода балансов (расовых, гендерных и чёрт знает каких). В таких условиях подлинные ученые Запада всё чаще будут смотреть в сторону Китая, а он уж не поскупится заплатить им раза в два-три больше. Идя по пути дегенеративного социализма меньшинств, Запад обречен на проигрыш истинному, деспотическому коммунизму.
Под занавес не откажу себе в удовольствии позлить китайских представителей. Вернусь к Чан Кайши и его разбитой армии, высадившейся в 1949 г. на острове Тайвань. Туда же хлынули беженцы от коммунизма (кому удалось и повезло бежать). Для начала партия Гоминьдан была там монопольной властью, но дала известный простор для рыночного экономического роста. Никаких коммунистических экспериментов! Особенно отличился в стимулировании экономического развития сын Чан Кайши и его преемник Цзян Цзинго, возглавлявший Тайвань 10 лет (1978–1988 гг.) и под конец давший зеленый свет демократическим реформам.
Наши упертые «чайнофилы» очень любят цифры, свидетельствующие об успехах КНР, забывая при этом, что есть еще Китайская республика (обозначение расположенного на острове Тайвань государства). КНР считает его своей неотъемлемой территорией. В большей степени, чем Россия Крым. Итак, к цифрам. В 2020 г. ВВП на душу населения в КНР составил $10 516, в Китайской республике — $28 323, или в 2,7 раза больше. «Чайнофилы» кричат, что, мол, только Китай увеличил свой ВВП в 2020 г. На самом деле — не только. В КНР рост ВВП составил 2,3 %, на Тайване — 3,1 %. Последний сумел не пустить «красную заразу» не только в 1949 г., но в 2020 г. О природе коммунизма он знает не понаслышке.
Однако Запад уже давно предал Тайвань, когда вполне мог навязать КНР признание подлинного «острова свободы». В итоге страна с 23,5 млн населения изгнана из ООН. В свое время (в 70–80-е гг. прошлого века) Запад следовал обанкротившейся ныне теории модернизации: будет экономически развиваться материковый Китай — со временем станет и демократическим. И тогда не страшно объединение двух Китаев — Тайвань чуть ли не сам захочет слиться с «Большим братом». Жизнь в очередной раз сказала горе-теоретикам «фиг вам».
Свое столетие КПК встречает во главе супердержавы, ставшей к настоящему времени безусловным лидером силовой цивилизации. Даже исламисты не решаются раздражать Китай, напоминая ему о не совсем счастливой судьбе братьев по вере на его территории. Ведь во всем остальном китайские коммунисты поддерживают любую исламскую диктатуру как составную часть силовой цивилизации. Складывается ось Пекин — Москва — Минск, где Пекин столь же превосходит Москву, сколько последняя — Минск. Африка всё больше становится прокитайской. Наращивает Китай и военную мощь, стремясь вывести ее на океанские просторы (бойся, Америка!). Внутри же Китая население радуется благосостоянию (не сравнить с тем, что было лет 30 назад) и любит власть. Запад — совсем не идеал ныне для китайской молодежи. Товарищ Си обретает вечную власть и затмевает китайских императоров. Только что подмял Гонконг.
Всё так. Правда, есть одно «но». История Китая — циклична. И нынешний ее династический цикл, который можно назвать коммунистическим, не вечен. Что за ним последует, не знает никто. Ну а пока порадуемся за КПК. Не всем и не всегда удается такой триумф. Хорошо бы еще только вирусологи в будущем синтезировали какой-нибудь вирус, который убивает вирус коммунизма. Хотя бы там, где его никогда раньше не было. Но это уже из области ненаучной фантастики.
Андрей Заостровцев
Согласны с автором?