Про «Icons» и праведный гнев

29 марта лофт «Ткачи», вызывая на себя гнев православных активистов, должен, наконец, открыть «Icons» - «выставку Марата Гельмана». (Это будет вторая попытка - первую малодушно провалил Rizzordi Art Foundation). Кстати, как «выставка Гельмана» она и фигурирует в сознании гельманоборцев: какая разница, кто там участвует, какие конкретные идеи выдвигает. Выставка Гельмана - и вся недолга!

Так – удобнее для демонизации.

Злой дух Гельмана веет над Обводным каналом - это ли не лозунг, мобилизующий охотников за привидениями. У большей части петербуржцев, хоть как-то причастных к искусству, тем более современному, всё это кипенье нестойких умов вызывает даже некоторое веселье: во дают! Ничего себе зажигают! Интересно, до чего дойдут эти, как бы никого не обидеть, экзальтированные и ряженные.

– Дойдут, - осаживают весельчаков пессимисты. - И до ваших студий дойдут, и до театров, и до клубов. Власть нашла наконец прием усмирения разного рода несанкционированной художественной активности. Зачем всякого рода сложности и комбинации, просто дай – хотя бы в опосредованной форме – отмашку маргинальным группам. И денег тратить не надо – шинели и папахи сами пошьют. А потом можно будет от них и отказаться: что с них взять, экзальтированные…

Надо сказать, оба подхода к возне вокруг «Icons» меня не устраивают. Поэтому рискну высказаться. Хотя давал зарок - по поводу Гельмана не выступать. Почему? Марат - человек-бомба, без взрыва общественных страстей он «ржавеет», художественную провокацию, вообще-то необходимый современному искусству смыслообнажающий фактор, он зачастую ставит как телегу впереди лошади. Не раз коробил меня и его поведенческий рисунок (ставка на кого-нибудь из «ближних» персонифицированной власти, азартная увлеченность политической интригой). Критиковать или хвалить его бесполезно: это то же самое, что гладить или пинать бомбу, – всё равно может взорваться.

При этом, безусловно, Гельман – арт-деятель позитивистского толка. Мало кто может сравниться с ним по числу «открытых», часто в глуши, молодых художников, по размаху культуртрегерской деятельности, наконец, по успешности музейной инициативы – организованного им лично музея ПЕРММ. Вот такой феномен современной художественной жизни, этот Марат. Хотите его демонизировать? – Пожалуйста. «Дух изгнанья» - да за такую характеристику любому художнику-модернисту ничего не жалко. А вы делаете это бесплатно.

Тем не менее, хотелось бы обратиться к «протестующей общественности» без обидной иронии (признаюсь – это трудно, слишком уж много поводов для приколов и троллинга дают опубликованные от её имени манифесты). Просьба, в сущности, одна: попробуйте быть зрителями. Не демонстрантами-запретителями, не безликой силой, которая – если нет отпора – диктует своё «любо - не любо»… Нет – просто зрителями. Посмотрите на конкретные работы (а затем уже и на ситуацию в целом) собственными глазами. И сразу поймёте, что «Icons» – это не про иконы как предмет культа, вообще не про сакральное. Ничего похожего на иконоклазм (иконоборчество) в намерения экспонентов не входит. Icons в их понимании – визуальный архетип, закрепившийся в сознании современного человека благодаря бесконечной масс-медийной повторяемости. Говорим же мы – иконы стиля, иконы моды и пр. Ничего обидного здесь нет и быть не может. Языковая норма, не более того.

Есть ли среди экспонатов выставки работы, всё-таки апеллирующие к религии? Было бы странно, если бы не было: религиозные образы и церковная жизнь в центре внимания мировых СМИ, им ли не входить в круг «Icons»? Бог с ними, с современными СМИ, уже с начала ХIХ века русская национальная живопись привнесла в евангельские темы авторское начало. Первым, кто начал дискуссию по поводу авторского и каноничного в изобразительном решении ветхозаветных и новозаветных сюжетов, был Константин Батюшков.

А ещё через полвека критическая установка в обращении художников к жизни духовенства вызывала острейшую общественную дискуссию: дело доходило до запретов и снятия с выставок. Но даже самым гневливым оппонентам Перова и Ге, Репина и Пукирева не приходило в голову подвергать сомнению искренность их религиозного чувства. Да и художники почувствовали бы себя глубоко оскорбленными, если бы их обвинили в неверии. Те нападки, которым сегодня публично подвергается Гельман, были бы невозможны в приличном обществе: нравы были другие, и люди, бравшие на себя защиту нравственности, были другие.

Если вернуться к выставке, вы увидите непредвзятым взглядом: попыток намеренного глумления, святотатства, иконоборчества здесь вовсе нет. Есть вещи поталантливее и побездарнее, поумнее и попрямолинейнее. А безбожных – в самом широком смысле – нет. Да и не может быть: кто они, эти художники, - злодеи из детских фильмов-страшилок? Привидения, за которыми гоняются специально отобранные и тренированные человеческие особи? Да нет, это ваши современники, сограждане, чаще всего – единоверцы.

Теперь главное – почему сыр-бор разгорелся? А просто есть люди, которые намеренно втягивают вас в противостояние, а то и в конфликт с «художниками-безбожниками». Задумайтесь – почему именно вас? Может, вы слишком восприимчивы к простому делению на своих и чужих? Может, слишком доверчивы к горлопанам? Может, не хватает подготовки в области искусства – мне как-то трудно представить завсегдатаев музеев в роли запретителей любой выставки.

Неприятие, протест, письменный отзыв – это я принимаю. Но требования запрета, а то и физическое насилие – решительно нет. Если я прав, и ваша зрительская подготовка хромает – примите совет: знакомство с искусством стоит начать вне скандалов – на менее горячем материале. И - самому, без подсказчиков. А кто они, кстати, эти подсказчики? Присмотритесь к ним: мне кажется, это люди навсегда обиженные. Недовольные своим положением – не социальным даже, а, скорее, моральным. В своей профессии, в своей обыденной жизни они не достигли уровня, который позволял бы претендовать на лидерство или хотя бы уважение. Последнее, что осталось – найти стульчик, встав на который, можно обратить на себя внимание. Витийствовать, учительствовать, вести за собой.

Этот стульчик-трибуна может быть любым – национальным (притесняют!), социальным (не дают продвинуться!), патриотическим (окружили инородцы!), религиозным (оскверняют все святое!), морально-нравственным (педофилы и геи кругом, настоящему мужику не продохнуть!), даже искусствоведческим (разве это искусство?!). Как правило, у этих стульчиков может быть «смешанный» состав ножек: одна – национальная, другая, скажем, социальная.

Гельман подходит «по всем ножкам». Он и становится главной мишенью. Впрочем, мишеней много. Главное, чтобы мишень не сопротивлялась. Не дала сдачи. В прямом смысле – на другое, собственную репутацию, этим людям наплевать: как не было, так и не будет. Таким образом, выбираются самые разные мишени: Набоков (помер, не дотянется), братья Чепмены (вообще иностранцы, не принимают нас всерьёз), Мадонна (слишком велика шишка, нас и не заметит, и хорошо, а то телохранители могут вломить…), Пиотровский (слишком интеллигентный, побрезгует с нашим братом связываться). С этих стульчиков много кого видать… Одно у них (стульчиков) общее. Все они какие-то колченогие. Шаткие.

И те, кто с них выступают, держатся неуверенно («Настоящих буйных мало», - это ещё Высоцкий знал). Оглядываются. Никогда не будут действовать самостоятельно. Ждут сигнала от тех, у кого под ногами что-то покрепче. Трибуна повыше. Мне думается, что нынешняя активность маргинальных групп впрямую зависит от того, что их бригадиры высмотрели со своих стульчиков некую руководящую отмашку. Есть такая трибуна. Есть прикрытие.

Думаю, таким прикрытием объективно является наш городской депутат Милонов и его соратники. Не буду клеймить его взгляды как обскурантистские. Он их не скрывает, напротив, даже щеголяет фундаментализмом. Вообще, праведный гнев – не мой жанр. Я-то считаю, что Милонов не эпатажная, а вполне себе прагматичная фигура. Провокативность у него в крови – это для него самое эффективное оружие. В этом плане они с Гельманом – близнецы-братья. Только цели у них разные. У Гельмана, как я уже писал, при всей дискуссионности, - позитивные, существующие в рамках культуры. У Милонова, как мне видится, – сугубо политические. Карьерно-политические.

Думаю, он готовится, уже на всероссийской сцене, серьезно потеснить подуставшего Жириновского, вполне усвоив его политтехнологические (экстрим, провокация, оскорбление и пр.), поведенческие (эксцентризм) и др. приёмы. И нишу он нашел точно. Жириновский выработал до самого дна тему «русские бедные». Милонов, похоже, нашел свой ход, тоже квазипротестный и так же проникнутый неизбывной антропологической грустью: русские развращаемые, одинокие среди сладострастно потирающих руки геев и педофилов. Вот только артистизма Жириновского у него нет. Бог не дал.

И, наконец, – об опасениях либеральной общественности. Об их страхах: дескать, маргинализация питерской культуры управляема – с самого верха. Старые либералы помнят ещё искусствоведов в штатском советских времен. Дескать, теперь будут искусствоведы в самостийно пошитом экзотическом прикиде. Раньше были тетеньки с киками, теперь – дяденьки с пиками. Пусть и декоративными. Без них не то что выставку, ночной клуб не откроешь… Я с этим не согласен. Культурной станицей или там хутором Петербург не стал. Всё-таки, хочется думать, нынешнее питерское обострение – дело местное. Кремлевские государственные люди на маргиналов не опираются. На них опираются люди, рвущиеся в государственные. С далеко-далеко от «Icons» идущими целями.

А теперь снова обращусь к аудитории, которую подбивают прийти на открытие с незрительскими, запретительными, агрессивными намерениями. Не зрительское это дело, подозревать художников во враждебных замыслах. В зрительные залы приходят не для того, чтобы дать бой. Коли заранее видишь в художнике врага – ты уже не зритель. Ты кто-то другой. Чуть выше я говорил о маргиналах – верю, что не о вас. Не будьте маргиналами – манипулируемыми, предвзятыми, зашоренными. Посмотрите своими глазами – увидите: выставка – надежда на понимание. Вражду можно выказать и лозунгом на заборе. Художники с вами – по-человечески. Попробуйте и вы с ними – так же. По-зрительски.

Александр Боровский, заведующий отделом новейших течений Русского музея, специально для «Фонтанки.ру»