С режиссёром Игорем Коняевым обозреватель «Фонтанки» встретился в условиях почти экстремальных: сидя в коридоре, постановщик поминутно заглядывал в открытую дверь зрительного зала, откуда неслась музыка, и время от времени, извинившись, устремлялся в зал, что-то покрикивая в микрофон. В любом театре, особенно музыкальном, последние дни перед премьерой — всегда цейтнот и всегда форс-мажор. Сегодня в Михайловском театре — премьера: опера Антонина Дворжака «Русалка».
– Скажите, Игорь, это первая ваша оперная постановка?
– По большому счёту да, если не считать моего опыта в «Клаустрофобии», где — если помните — наличествовала опера «Живой труп» с Лениным, на музыку Шостаковича. Так что это первый опыт.
– А как, откуда возникло это предложение?
– Театр меня пригласил, вот и всё.
– И вы не испугались? Что вы подумали в этот момент?
– А я подумал: почему бы и нет? Ведь всегда интересно делать что-то впервые. Всегда хочется что-то новое попробовать.
– А раньше вам в опере поработать не предлагали?
– Предлагали, причём в этом же театре: Андрей Аниханов, в то время — главный дирижёр Михайловского, предлагал сделать в театре «Снегурочку» Островского с музыкой Чайковского. Был в истории русского театра такой случай: в 1873 году Дирекции императорских театров понадобился спектакль, в котором участвовали балетная и оперная труппа Большого и драматическая труппа Малого театра. Обратилась к Островскому, а музыку по просьбе драматурга заказали Чайковскому, молодому профессору Московской консерватории. Спектакль тот продержался недолго. И больше «Снегурочку» в таком виде не ставили. Мне симбиоз оперного спектакля с драматическим показался не очень удачной идеей, и я отказался. Самое смешное, что потом я всё-таки «Снегурочку» сделал — но в Костроме. Позже Андрей Аниханов звал меня на постановку «Орестеи». Но потом возник Сокуров, и про меня как-то тихо забыли.
– А потом исчезли и «Орестея», и Сокуров, и Аниханов... Но, судя по декорациям, на сцене и считанным часам до премьеры, на этот раз вы никуда не исчезнете. Кстати, вам времени хватает, чтобы нормально подготовить премьеру?
– Нет. Но дело здесь не только и не столько во времени. Все же хотят жить, как европейские театры — то есть, буржуазные, капиталистические. Сцена — на вес золота, поскольку сцена, грубо говоря — это то место, которым театр зарабатывает деньги. Поэтому есть, конечно, желание у администрации «ссылать» репетиции куда-нибудь в ангар. Ничего особенно страшного в этом нет, пережить можно, если всё хорошо организовано. Проблема в другом: Михайловский — это репертуарный театр, и отношения внутри него далеко не капиталистические. Нет такого, чтобы кто-то рвал жилы, дабы доказать, что он лучше многих. Назначили тебя, например, на роль шестой Лесовички — ну и хорошо: зарплатка идёт, денежка капает. А дальше можно стоять в очереди в буфете, пока тебя на сцене ищут. Для того, чтобы театр действительно стал «капиталистическим», нужно контрактную систему для артистов вводить. И вообще для всех: для тех, кто декорации готовит, костюмы. И если сказано, что декорации должны стоять на сцене такого-то числа в 11 часов 20 минут, — то в театре европейском они будут стоять. А у нас декораций не будет, а те, кто за это отвечает, будут «проблемы решать». То есть, всё равно в основании всего — советская система, совковая схема. Вот если удастся Владимиру Кехману побороть это — тогда Михайловский станет действительно европейским театром.
– За всю свою жизнь я видел только две успешные работы драматического режиссёра в опере: это Темур Чхеидзе в «Игроке» Прокофьева и Тревор Нанн в «Кате Кабановой» Яначека. Чхеидзе здорово удалось ухватить нерв Прокофьева и Достоевского, а Тревор Нанн просто необыкновенно музыкальный человек; недаром ему всегда сопутствует успех в музыкальных постановках. А от чего вы отталкивались? Вы, прежде чем согласиться, музыку послушали?
– Разумеется. Я иду только от музыки. В этой опере, как мне кажется, даже либретто достаточно второстепенно по значению, по эмоциям. Ведь если просто взять любой драматический спектакль, то по своей сути он либо музыкальный, либо нет. Обязательно должен присутствовать ритм, определённый темп, музыка слова, мелодия речи. Если этого нет или кто-то не обращает на это внимания, то спектакль часто не получается. Я работаю, как работаю: иду и от пьесы, и от автора — но, прежде всего, от музыки, которую слышу.
– Лично для вас «Русалка» – это что? Притча, сказка, мелодрама?
– Ой, господи. Да я для себя жанр как-то вообще не определял. Это, если угодно — моя фантазия. Или мой сон. Сон о любви. Как только начинаются вот эти жанровые определения — сказка, например — ты уже и начинаешь стряпать сказку. А если не задаваться определениями, то работаешь гораздо свободнее.
– А кто оформляет спектакль?
– Пётр Окунев и Ольга Шаишмелашвили; я с ними всегда работаю в драматических спектаклях, а теперь вот и в опере.
– У вас очень много видеопроекций, световых эффектов, всяких мультимедийных «примочек» и традиционного театрального «дыма». Не получится в результате, что зрительный ряд будет доминировать, а музыка и пение превратятся в «музыкальное сопровождение»?
– А вот вы приходите на премьеру и посмотрите, что получится!
Беседовал Кирилл Веселаго, Фонтанка.ру
Фото Ксении Потеевой
Досье «Фонтанки»:
Актёр, драматург, режиссёр Игорь Коняев родился в г. Тырныаузе (Кабардино-Балкария). В 1980 поступил в Харьковский институт искусств им. Котляревского. В 1982 работал актёром в Харьковском театре драмы им. Шевченко. В 1985 окончил ЛГИТМиК (класс Я. Хамармера). В 1987–1989 работал актёром в театральных студиях. В 1995 окончил СПГАТИ (актёрско-режиссёрский класс Льва Додина). Участвовал в создании и был актёром в спектаклях «Gaudeamus» и «Клаустрофобия».
С 1995 года Коняев – режиссёр-ассистент в студии Малого драматического театра. Участвовал в создании спектакля «Пьеса без названия». Помимо этого осуществил следующие постановки: «Женщины всегда смеются и танцуют» по пьесе Мухиной «Таня–Таня», «Все бегут, летят и скачут» по произведениям Хармса, «Конкурс» Галина в Челябинском Камерном театре, «Недосягаемая» Моэма в театре «Приют комедианта», «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Бомарше в Саратовском театре драмы. На Камерной сцене МДТ поставил «Квартиру Коломбины» по произведениям Петрушевской и Шекспира, «Ресторанчик... ресторанчик...» по произведениям русских и советских писателей и композиторов.
Лауреат Национальной театральной премии «Золотая маска» (лучшая работа режиссёра) за спектакль «Московский хор» (по пьесе Людмилы Петрушевской), поставленная Коняевым в петербургском МДТ–Театре Европы (художественный руководитель постановки Лев Додин).
Среди известных работ последних лет можно выделить нашумевшую интерпретацию романа «Обломов» «Жизнь Ильи Ильича» по пьесе Михаила Угарова («Балтийский дом», Санкт-Петербург), комедию «Блажь» по пьесе Петра Невежина и Александра Островского (МДТ–Театр Европы), постановку «Изображая жертву» по пьесе современных уральских драматургов Олега и Владимира Пресняковых («Балтийский дом», Санкт-Петербург), а также инсценировку повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом» на сцене «Балтийского дома».