По доброй воле — но в принудительном порядке. Почему идея адвокатской монополии вызвала бурные споры среди юристов

Законопроект об адвокатской монополии расколол юридическое сообщество. Одни видят в реформе шаг к цивилизованному рынку и защите граждан от псевдоюристов, другие — угрозу для независимости профессии и ликвидацию частного юридического бизнеса. Но среди участников круглого стола «Фонтанки» не нашлось ни одного, кого полностью устраивала бы нынешняя версия: в ней видят и бюрократические перегибы, и риски для доступа к правосудию, и желание государства усилить контроль над юридическим полем.

— Дискуссия, разворачивающаяся на сегодняшний день, носит в основном эмоциональный характер, — считает Олег Кассин, управляющий партнер Международной юридической компании «Кассин и партнеры». — Что касается нашей компании, то мы не адвокатское образование, но тем не менее уже не один год готовимся к вступлению в профессиональные ряды: как сейчас это будет, скорее всего, называться — судебных представителей. Для нас это шаг эволюционный, обдуманный. И нам видится, что вступление в адвокатуру принесет больше плюсов, чем минусов.

Основным плюсом эксперт видит большую защищенность с точки зрения закона, возможность избавиться от недобросовестной конкуренции в юридической среде, а также — с учетом изменений в налоговом законодательстве — экономическую выгоду.

В то же время переходный период в два года, который сейчас обозначен в законопроекте, кажется Олегу Кассину критически малым для того, чтобы перестроить систему: меняться придется и самой адвокатуре, куда придет большое количество новых участников.

— Конечно, реформа не должна ограничиваться непосредственно судебным представительством, — уверен он. — Участие в изменениях должны принимать и суд, и контрольно-надзорные органы.

Иван Прохоренков, руководитель арбитражной и корпоративной практики Санкт-Петербургской коллегии адвокатов «Династия», отметил: необходимость реформирования судебного представительства как такового действительно давно назрела.

— Ранее обсуждалось, что реформа должна касаться не только перевода всех юристов в адвокаты, но и изменений в самой адвокатуре, создания новых адвокатских образований, поэтапного перехода, льгот для сдачи экзамена опытными юристами и т. п., — говорит он. — Актуальный вопрос — налогообложение. Адвокаты платят НДФЛ как физические лица, нет возможности перейти на УСН, при этом нет никаких льгот и социальной поддержки либо она минимальна. Многие адвокаты не могут уйти в отпуск по уходу за ребенком, получить социальные выплаты и гарантии, которые доступны работникам по трудовому договору. В итоге адвокаты отчасти как индивидуальные предприниматели платят такие же страховые взносы и имеют минимальные социальные выплаты и льготы, при этом налоговая ставка на доход сильно выше.

Но если рассматривать непосредственно законопроект, который есть сейчас, то в нем много недоработок и минусов, считает эксперт.

— По сути, он просто заставляет юристов в течение двух лет идти и сдавать экзамен на адвокатов, — поясняет Иван Прохоренков. — Остается вопрос, что будет с юридическими компаниями, которые работают много лет и у которых выстроена финансовая модель. Ведь чтобы создать новое адвокатское образование, должен быть управляющий партнер — адвокат со стажем не менее трех лет. То есть им придется присоединяться к уже существующим адвокатскими образованиям? Это не очень понятно.

По его словам, возможной схемой было бы создание института судебных представителей не просто как части адвокатуры, а отдельно с созданием своих структур или СРО. ФПА при этом можно поручить только проведение аттестации. Еще один вариант — более мягкий и длительный переходный период с поэтапным изменением формата юридического бизнеса. Но, в любом случае, это должно быть не простым решением обязать всех сдавать экзамен на адвоката за пару лет.

— Кто хочет вступить в адвокаты, может сделать это и сейчас, для этого не нужен закон об адвокатской монополии, — отметила Юлия Лебедева, юрист-инхаус, заместитель генерального директора по правовым вопросам ООО «Петронефть Ойл». — Цель этого закона совершенно иная и не имеет никакого отношения к оказанию квалифицированной юридической помощи. На мой взгляд, государство просто хочет иметь определенное влияние на юристов, которые ходят в судебные процессы и защищают тех, кто выступает против государства в том числе.

Например, по ее словам, в судах все градозащитные споры, споры о введении платных парковок, оспаривание закона о КРТ, результатов выборов, недопуска кандидатов на выборы решаются без адвокатов — защитой занимаются сами общественники, простые жители, избиратели на безвозмездной основе.

— Адвокаты в таких процессах не участвуют, — подчеркнула Юлия Лебедева. — Это бесплатная общественная нагрузка, которая, к тому же, может показать тебя не вполне благонадежным. И таких дел достаточно много. Да в целом адвокаты там, может быть, и не нужны — достаточно судебных представителей, чтобы обосновать содержание своих требований. А дальше уже судья, руководствуясь нормами права, должен принять соответствующее решение.

Еще один аспект — это вовлеченность внутренних юристов в дела своей компании: в ее бухгалтерию, налоговый учет, договорные отношения. Адвокату потребуется немало времени, чтобы это узнать, и не всегда это в принципе возможно, считает эксперт.

— Если говорить о качестве юридической помощи, то можно задуматься о внедрении публичного типового договора оказания тех или иных юридических услуг, — продолжила Юлия Лебедева. — Например, адвокат сейчас точно так же заключает договор на процесс, он не гарантирует результат. Поэтому если судебный представитель не достиг того результата, на который надеялся клиент, это еще не значит, что он мошенник.

Кирилл Захарян, к. э. н, юрист, член президиума Санкт-Петербургской Ассоциации собственников жилья и их объединений, считает, что для ряда процессов — например, в арбитражном суде — экономическое образование может быть важнее, чем юридическое, т. к. позволяет разобраться в тонкостях налогового учета, бухгалтерии и других вопросов.

— Зачастую представитель в виде экономиста, главного бухгалтера или финансового директора будет выглядеть в суде намного весомей, чем адвокат, который разбирается в процессе, но не понимает ничего в экономических расчетах. — отметил он. — И для меня, как экономиста со вторым юридическим дипломом, было очень печально, когда ввели новеллу, что только человек с юридическим дипломом может представлять интересы в суде. Потому что человеку с экономическим образованием проще изучить процесс, чем юристу — тонкости налогового и финансового права, если он на них не специализируется.

По его словам, можно было бы ввести отдельную аттестацию судебных представителей, но при этом у них должно сохраниться право не быть адвокатом.

— Я занимаюсь консалтинговой деятельностью, экономической, я индивидуальный предприниматель и не хочу быть адвокатом, мне это не нужно, — говорит Кирилл Захарян. — Я никогда не буду представлять интересы человека в уголовных делах, но там, где вопрос находится на стыке экономики и права, консалтинга, где решаются вопросы между организациями, в том числе общественными, статус адвоката вряд ли чем-то может помочь. У меня опыт представительства в судах более 20 лет, а теперь мне предлагают пойти и сдавать экзамены, в том числе уголовный процесс — а я им не занимаюсь и не планирую.

Между тем, в России в настоящий момент всего 76 тысяч действующих адвокатов, и в 2025 году их стало меньше на 20%, чем годом ранее. Об этом рассказала Елена Козлова, адвокат Военной коллегии адвокатов. В судах сотни тысяч дел, а заседаний приходится ждать по нескольку месяцев.

— В Петербурге адвокатов в целом хватает, но если поехать даже в Архангельскую область, там их катастрофически мало, и чтобы его привлечь, потребуется заплатить достаточно дорого, — говорит она. — Поэтому адвокаты нужны. Почему? Исходя из действующих законов, у адвокатов все-таки больше полномочий, чем у остальных юристов. Например, мы можем отправлять адвокатские запросы — например, в сферах медицины, военных вопросов, уголовных дел.

Сейчас, по словам Елены Козловой, таких специалистов в возрасте 55 лет даже больше, чем 30-летних. Молодежь не идет в адвокаты, и на это есть ряд причин.

— Адвокатом стать сложно: нужно не просто сдать квалификационный экзамен — люди меняют по сути профессию, т. к. не могут больше заниматься коммерцией, только преподавать и заниматься научной деятельностью, — подчеркнула она. — Я не могу открыть ИП, начать торговать, потому что сразу же лишусь статуса, к которому долго шла. Поэтому спорный вопрос, как повлияет закон об адвокатской монополии на юридическое сообщество. Понятно, что это еще проект, но, как показывает практика, каждый проект рано или поздно становится законом.

В то же время Елена Козлова отметила: довольно часто люди сталкиваются с мошенническими действиями, когда обращаются в разные «юридические» фирмы, обещающие золотые горы и 100% результат, и подписывают соглашения, которые заведомо вводят в заблуждение.

— Я видела договор, не поверите, в котором написано, что в случае расторжения договора клиенту ничего не возвращается, наоборот, он доплачивает деньги за бумагу, ручки, краску для принтера, такси для сотрудников и т. п. — рассказала она. — А чтобы назваться юридической фирмой, достаточно зарегистрировать ООО с соответствующим ОКВЭД.

— У меня нет желания становиться адвокатом, и я считаю неправильным ограничивать судебное представительство наличием этого статуса, — говорит Владимир Витман, руководитель юридической фирмы, профессиональный юрист, бывший федеральный судья. — Это можно было бы ввести в рамках уголовных дел, но не для гражданских, экономических и тому подобных. Загонять судебных представителей в узкие рамки адвокатского сообщества, на мой взгляд, и непрофессионально, и некорректно, и нарушает права как доверителей, так и самих профессионалов, юристов, у которых есть право реализовывать свои знания и умения вне адвокатских объединений.

Он напомнил: когда создавали адвокатские палаты, был сформирован единый реестр. Благодаря этому отсеяли достаточно лже-адвокатов, которые при вступлении в адвокатуру пользовались дипломами, купленными в пешеходных переходах Невского проспекта. Адвокатский корпус уменьшился тогда вполовину. И не факт, что в результате этой реформы подобные типы не появятся снова с поддельными корочками.

Еще один аспект — работа юридических фирм, т. к. работа адвокатом лишает возможности набрать определенный штат сотрудников, отметил Владимир Витман. Он озвучил идею создания образовательного центра для судебных представителей, где для профессиональных юристов делался бы акцент на арбитражном, гражданском процессе, на кассации.

— Судьям ведь все равно, кто приходит в суд: адвокат или юрист с доверенностью, — подчеркнул эксперт. — Их больше всего заботит процессуальная неграмотность как адвокатов, так и представителей без статуса адвоката. Процессу надо учиться — и делать это можно только на заседаниях. Даже если ты учился у хорошего адвоката, то не станешь сам хорошим адвокатом без практики. И, на мой взгляд, принятие закона о монополии не повысит качество, не устранит недобросовестные действия среди юристов или тех, кто юристами и не является.

Владимир Витман напомнил, что в 90-х было лицензирование юридической деятельности, но затем оно быстро сошло на нет. Возможно, какая-то его форма имела бы смысл для того, чтобы фильтровать класс судебных представителей, помимо необходимости подтверждения высшего юридического образования.

Дмитрий Мухин, адвокат Санкт-Петербургской коллегии адвокатов «Курбалов, Габдулин, Богуславский и партнеры», отметил, что мошенничество чаще всего происходит еще до суда — как правило, заранее подписывается какой-то акт об оказанных услугах, который защищает от преследования. Но главная проблема в том, что услуги этих «контор» практически бесполезны: они пишут какую-нибудь жалобу — президенту, в ФСБ, в ООН, куда угодно, — естественно, не получают ответа, и дальше уже предлагают заявителю самому идти в суд или в полицию. Но эту проблему закон об адвокатской монополии не решит, т. к. это, скорее, вопрос юридической грамотности населения, а не самих юристов, считает он. При этом и само адвокатское сообщество далеко не всё приветствует такую инициативу.

— Конечно, есть те, кто поддерживает законопроект, считая, что у адвокатов станет больше работы, и все клиенты придут к нам, — говорит Дмитрий Мухин, — Мне же как адвокату в целом безразлично, что будет с этим проектом. Я полагаю, что если адвокат работает, у него есть клиентская база, хорошие рекомендации, то для него ничего не поменяется в принципе.

По его словам, в самом законопроекте у адвокатуры вызывает опасение поправка, которая дает возможность Минюсту оспаривать решения Федеральной палаты адвокатов в суде, так как она ставит под вопрос независимость адвокатуры.

Что касается самой инициативы, то в 2019 году прошла предыдущая реформа, которая сделала обязательным для судебных представителей высшее юридическое образование на стадии городских судов и выше. Ее в Минюсте назвали неэффективной. Но проблема в том, что 90% дел — это районные суды, где реформы никакой не произошло. При этом никаких исследований, метрик не было представлено, говорит Дмитрий Мухин. Опять же, из этого не следует необходимость адвокатской монополии — логичнее было бы ввести норму о высшем юридическом образовании на стадии районных судов, понаблюдать 5 лет за тенденцией, а уже потом возвращаться к вопросу о монополии.

— Для адвокатуры была бы более актуальна налоговая реформа, т. к. мы платим и взносы, и все социальные выплаты, но в итоге почти не получаем социальных гарантий, — отметил он. — А тем коллегам, кто работает без статуса, сейчас предлагают, по сути, свернуть бизнес, распустить сотрудников — ведь необходимо три года проработать адвокатом, чтобы возглавить адвокатское образование. Я лично пришел в адвокатуру по любви, готовый ко взносам и иным издержкам, который накладывает этот статус, видя для себя в этом следующую ступень профессионального роста. Но не уверен, что всех юристов стоит силой тащить в адвокатуру.

Плюс прежде чем проводить такую реформу, необходимо как-то унифицировать адвокатские взносы, считает Дмитрий Мухин. В ряде регионов (например, в Псковской области) размер единовременного взноса превышает 500 000 руб., а, например, в Республике Алтай достигает рекордных 800 000 руб. В том же Санкт-Петербурге и Ленинградской области эти цифры в несколько раз меньше. Поэтому даже получил распространение «адвокатский туризм».

— На первый взгляд, концепция закона неплоха, так как он призван в первую очередь защитить граждан, которые пользуются юридическими услугами, от недобросовестных услуг, обещаний 100% гарантии от «юристов высшей категории», — продолжил тему Денис Кокшаров, адвокат, председатель коллегии адвокатов «Призывник». — Но вместо этого он зачем-то затрагивает юрлица, общественные организации, которые призваны представлять интересы неограниченного круга лиц.

При этом если обычные люди, бабушки и дедушки, действительно нуждаются в такой защите от недобросовестных предпринимателей, то у юрлиц как раз есть возможность нанимать юристов, специализирующихся в какой-то области права: военного, гражданского, банковского, экономического корпоративного.

— Закон говорит, что интересы фирм может представлять только штатный юрист — но невозможно нанять всех специалистов в штат. Либо придется действительно обращаться к адвокату, который не погружен в деятельность компании, — отмечает Денис Кокшаров. — А вот в случае с бабушками и дедушками обращение к адвокату убережет от необоснованных обещаний: исходя из кодекса профессиональной этики адвокатов мы не имеем права давать какой-либо гарантии выигрыша процесса, как это делают недобросовестные юристы.

К тому же, если клиенту покажется, что адвокат сделал что-то не так, он может обратиться в палату — и она в качестве арбитра решит, насколько добросовестно специалист выполнил свою работу.

Владимир Витман добавил, что работа юриста с юрлицом заключается не только в том, чтобы представлять его в судебном разбирательстве. Он несет ответственность за правильность подготовки документов, возможность предусмотреть какие-то негативные моменты.

— Я закладываю туда какие-то свои тонкие мысли, свою практику — и если потом я не смогу пойти в суд, чтобы отстоять этот договор, взыскать по нему что-то или, наоборот, защитить своего клиента, то это нелогично, — комментирует он. — То есть нам остается только ведение юридическо-хозяйственной деятельности. Я не могу переложить все, что было у меня в голове, в голову адвоката — и получится, что ему нужно будет только прийти в суд, а всю подготовительную работу, по сути, я буду делать за него.

— В хозяйственной деятельности случается разное, — отмечает Кирилл Захарян, — и если возникает уголовное дело, то мы наймем, безусловно, адвоката для моего клиента. Но при этом объяснения в ОБЭП по экономическим вопросам я буду готовить сам, т. к. даже в рамках уголовного дела экономическую составляющую и состав правонарушения понимаю намного лучше, чем коллега, который будет следить за соблюдением уголовного процесса. То есть мы работаем в тандеме.

— Если реформа неизбежна, на нее надо как-то влиять, — отметил Олег Кассин. — Я бы полагал возможным, например, учредить согласительные комиссии, чтобы наше мнение было услышано. Если нас всех стройными рядами просят и мы желаем туда войти, то надо говорить о независимости и решать вопрос в форме взаимодействия доверителей, адвоката и палаты — например, в форме третейского разбирательства. Такие предложения есть, и они могут обсуждаться.

Подводя итог, Иван Прохоренков отметил, что в существующем виде законопроект не устраивает ни адвокатов, ни представителей юридического бизнеса в целом.

— При обсуждении концепций реформы раньше говорилось о создании новых типов адвокатских образований: например, юридических фирм, в которые смогут входить не только адвокаты, но и специалисты — добавил он. — Ведь мы постоянно консультируемся с бухгалтерами, финансистами, особенно по банкротным делам. При этом любые реформы должны сохранять и обеспечивать гарантии независимости адвокатуры, чтобы государственные органы, независимо от того, участвуем мы в процессах с ними или против них, не имели возможности оказывать давление на представителей.

Как альтернативу адвокатской монополии можно было бы рассмотреть схему аттестации тех же судебных представителей, считает он, но делать это логичнее на базе независимого института адвокатуры: например, ФПА, а не Минюста.

— Нам надо как представителям из разных областей, но занимающихся все-таки одним делом прийти к консенсусу и, возможно, объединиться, чтобы решить текущие вопросы, — отметил Иван Прохоренков. — У нас был не самый плохой проект реформирования рынка профессиональной юрпомощи от 2017 года, который предполагал поэтапные изменения в течение 5 лет. Он реформировал бы не только представительство в суде, но и адвокатуру, и налогообложение, и юридический бизнес в целом. Но тогда все возмущались и решили оставить, как есть.

В итоге получилось то, что есть сейчас. Поэтому стоит сконцентрироваться на том, чтобы подумать: как в принципе должна выглядеть реформа, чтобы были защищены гарантии и права как наши, так и наших доверителей.

— Я адвокат и им останусь, и вижу преимущества у этого статуса: все-таки у адвокатов иногда больше полномочий, — отметила Елена Козлова. — Но я вижу правду и в высказываниях тех, кто не хочет адвокатской монополии. И, конечно, всегда буду осуждать тех, кто работает непрофессионально.

— Наша позиция однозначна: этот законопроект вреден, — уверен Кирилл Захарян. — В том виде, как сейчас, он никаким образом не будет защищать граждан. То есть, он не отвечает целям, которые декларируются, а, скорее, прикрывает другие вопросы: в частности, пробелы в образовании и проблемы в организации работы высшей школы, которые накопились на сегодняшний момент.

Эксперт подчеркнул, что у судебных представителей должны быть профессиональные знания, но ограничивать их исключительно адвокатской деятельностью — это грубое нарушение прав юриста на работу, лишение возможности осуществлять консалтинговую, предпринимательскую деятельность, в том числе на условиях аутсорсинга.

— Если он будет принят, его следует обжаловать вплоть до Верховного суда, а если суд встанет на защиту законопроекта, то это будет прямое нарушение права на работу, — резюмировал Кирилл Захарян.

— Я согласен с посылом Минюста, что реформа нужна — она действительно назрела, — считает Дмитрий Мухин. — Но такой радикальный подход вызывает большие вопросы. Мое предложение — введение обязательного юридического образования у представителей на стадии районных судов и наблюдение за последующей тенденцией. Но если и эта мера не покажет свою эффективность, то возвращаемся к обсуждению: лицензирование, создание структуры, параллельной адвокатуре, или адвокатская монополия — если опция «оставить все как есть» не будет рассматриваться профессиональным сообществом как допустимая.

Юлия Лебедева считает, что отрасль еще не оправилась от предыдущей реформы — повысившей госпошлины на обращение в суд.

— С такими госпошлинами судебные разбирательства становятся экономически неэффективным, — считает она, — и нужна статистика, как эта реформа повлияет на количество судебных дел, какая будет практика складываться. Ведь даже если будут выноситься незаконные решения на первой инстанции, их никто не будет обжаловать из-за дороговизны судопроизводства.

Далее, по ее словам, нужно сделать выводы из реформы, требующей обязательного высшего юридического образования от судебных представителей. Кроме того, необходимо посчитать количество юристов, количество выявленных псевдо-юристов и количество адвокатов, чтобы понять, стоит ли из-за этого начинать целую реформу. Сейчас профессионализм юриста в судебном процессе оценивает непосредственно сам судья и в случае чего накажет судебным штрафом, а он не маленький — до 100 000 рублей.

— Действительно, законопроект сырой, в нем затрагиваются многие интересы: бизнеса, юридических лиц, адвокатуры в том числе, т. к. Минюст хочет иметь на нее все больше влияния, — отмечает Денис Кокшаров. — Идея защитить частных субъектов (физических лиц) неплоха, чтобы как-то привлекать к ответственности недобросовестных юристов. Но бизнес может сам себя защитить, он знает, куда ему двигаться, и ему необходима только помощь профессиональных юристов, которые могут ее оказать без статуса адвоката. А если помощь будет некачественной, юрлица сами себя защитят.

Он обратил внимание собравшихся: если взять юридическую фирму, которая открыла филиалы по всей стране, у нее есть сотрудники, которые получают зарплату, то превращаться в адвокатов большинство людей не захотят — они хотят стабильную зарплату в спокойном режиме. Адвокат же, как и предприниматель, хотя таковым не является, сам отвечает за все, включая доходы и расходы, налоги, страховые взносы, продвижение на рынке и т. п. А к этому готовы не все.

— Когда это законопроект представили, то в пояснительной записке говорилось, что он направлен на развитие адвокатуры, — отметил Владимир Витман. — Но кто сказал, что так она разовьется? Она, возможно, увеличится в численности, но не всегда количество переходит в качество. И опять же, получается, что я должен выгнать своих сотрудников или просто посадить их на сопровождение хозяйственной деятельности какого-то юрлица, или на исключительно консультацию, составление каких-то процессуальных документов без выхода в суд.

Владимир Витман добавил, что есть необходимость упорядочить, усилить профессионализм судебных представителей — тех, кто участвует в заседании.

— Это является насущной проблемой, а вот перегибать палку и заставлять всех идти в адвокаты — неправильно, — резюмировал он.