ПоделитьсяАндрей Смирнов сделал себя режиссёром лент рефлексивно-исторических, если только можно ввести такое понятие. Историческое кино чаще других становится пропагандистским, это получается как-то легко, естественно и приятно — опереться на миф.
Но в «Белорусском вокзале», с которого пошла смирновская слава, как раз вот этой легкости и нет — режиссер как бы с усилием докручивает какую-то ручку рефлексии, уходит от простоты, от очевидности. В том числе и в картинке, и в сюжете. Шутка ли, сильнейшим фильмом о войне стала картина, в которой, собственно, никакой войны нет, а выстрелы звучат только церемониальные — салют на кладбище. Есть последствия, закономерности, событийные и психологические цепочки…
Сорок лет спустя, в новую эпоху Смирнова-постановщика, его «Жила-была одна баба» о Первой мировой и Гражданской — полотно куда более эпическое, но тоже предмет такого упрямого вглядывания, исследования. «Француз» 2019 года — опять более камерный этюд об истоках оттепели.
И вот теперь — объектив камеры Смирнова смещается на несколько лет назад, в 1952–1953 годы. «За нас с вами» — кажется, подходящее название для добродушно-беззубой патриотической комедии, но уже в самом фильме несколько раз усиленно показывается — это часть довольно циничного тоста: «За нас с вами — и хрен с ними».
Кто тут мы, кто вы, кто они? Сперва понять что-то трудно в этой куче. Темно, спящие тела, какие-то эротические поползновения — и от тряски подламывается ножка кровати, сложенная хлипко из кирпичей. Похоже, метафора! Дом на песке упал, и падение его было великое; если царство разделится в себе, не устоит царство то. Царство в самом деле на грани: вот-вот умрет Сталин, простите за спойлер. Но даже и без этого… От шума зажигается свет, недовольные голоса, и действие выплескивается в гигантские коридоры московской коммуналки, где, конечно, ад, чад, и новые и новые лица высовываются из-за бесконечных дверей, и тела в блеклой одежде вращаются по непонятным орбитам, выстраиваются в странные композиции.
Поделиться«Куда от вас, уродов, деться-то», — бормочет кто-то вполне в духе фильмов Германа-старшего. Решительно непонятно сперва, на кого смотреть, за кем следить. Кажется, на семейство Петкевичей. Профессор философии Пётр Казимирович (Андрей Смоляков в образе несколько непривычном после всех милицейских ролей) фрондирует и рассуждает довольно свободно, что все марксисты — недоучки... Его жена Ангелина Федоровна (Ирина Розанова) загадочно улыбается и вспоминает о том, как была смолянкой и любила гусара.
Здесь же живут их дочь Ариадна (Юлия Снигирь) и её муж, метростроевец Борис (Александр Устюгов), которому вся эта антисоветчина поперёк горла, но терпеть приходится.
Это если очень упрощать: на самом-то деле в фильм, как в ту коммуналку, уместилась ещё уйма персонажей. Заглядывают время от времени соседи, семейство Дорфманов (Леонид Ярмольник и Галина Тюнина), — они-то, интеллигентные евреи-врачи, станут, конечно, образцовыми жертвами на последнем сталинском витке репрессий. Появляется Зина Лурье (Ксения Раппопорт), подруга Ариадны, — тоже страдающая от антисемитизма. Отдельная линия посвящена аспиранту Олегу (Иван Добронравов), который к Петру Казимировичу набивается в друзья и поговорить о Гуссерле — непонятно, искренне или с каким-то умыслом. Не говоря о семействе колхозников Раисы и Василия (Нина Амелина и Дмитрий Куличков), которым тоже положено внимание. Где-то до поры таится капитан Госбезопасности Иван (Александр Кузнецов), положивший глаз на красавицу Ариадну.
Всё это и в фильме выглядит так же многолюдно и переполненно, как предыдущий абзац. Длины ленты в добрых два с половиной часа на всех явно не хватает — персонажи теснятся, появляются, исчезают. Фокус внимания все-таки сходится в какой-то момент на Петкевичах — но совсем непонятно, к чему тогда Раиса и Василий, которые и так-то ютились на задворках сюжета, как бедные родственники, а примерно к середине фильма Андрей Сергеевич (писавший сценарий) и вовсе их выбросил на мороз.
ПоделитьсяИ вообще-то кажется, что режиссёр явно не любит пролетариат, как профессор Преображенский. И даже дело не в том, что большая часть «простых» показана как алкоголически обрюзгшие люмпены. Но вот изъясняются они все на таком искусственно-селянском наречии, что хочется бегом, рыдая, убежать в комнату интеллигентных Петкевичей, прильнуть к бюсту Марка Аврелия и забыть обо всём, обо всём… «Скоро ничаго не будя. Цельный рупь энто. Али шкура моя рубля не стоить боле?» Инда взопрели, словом, озимые. Неловко как-то даже.
Интеллигенции, впрочем, Андрей Смирнов тоже не даёт спуску. Изъясняются они тоже странно, только на другой лад: очень тщательно проговаривают, что массовый террор не способствует полёту мысли, что евреям, оказывается, очень тяжело жить в антисемитской стране, что психика народа покалечена, а фраза «ты что, особенный?» — это наша национальная идеология. Они рассказывают об этом друг другу при всяком поводе, подробно и обстоятельно — примерно как классицистические герои на сцене рассуждают про злонравия достойные плоды… Выглядит довольно устрашающе. Пожалуй, до такого сценария не додумался Сорокин с его письмами Мартину Алексеевичу и Булгаков с его «абырвалг». Впрочем, может, это новейшая эпоха наша так движет рукой автора, что вся сложность, вся толстовская панорамичность, вся рефлексия — сводятся к довольно нелепой, зловещей сатире, к вороху андроидов и гомункулов, теснящихся в этих Покровских воротах.
И при этом совершеннейшим контрастом становится работа неизвестного почти оператора Сергея Медведева, под взглядом которого все сцены прорастают в какой-то небывалый ренессанс и античность, становятся руинами Серебряного века и репродукциями малых голландцев — и пустые дворы Москвы, и обшарпанные стены коммуналки, и серый блестящий снег, и, конечно, ледяной взгляд капитана МГБ, сканирующий всю эту прощальную красу.
Матвей Пирогов, специально для «Фонтанки.ру»
