Конфликты, сделки и маневры. 2020 год в юридических коллизиях

Год 2020-й заставил по-иному взглянуть на привычные правовые конструкции. Ковидные проблемы, с одной стороны, обнажили давно тлевшие в душах бизнесменов претензии к собственным партнерам, заставив их выплеснуть негатив в судебные разбирательства. Но в то же время научили тех, кто привык по любому поводу идти в суд, договариваться между собой и решать проблемы в диалоге.

Городской портал «Фонтанка.ру» собрал экспертов всех юридических практик на пятую правовую онлайн-дискуссию, чтобы подвести итоги года в области правосудия и законотворчества. Наравне с консультантами в обсуждении приняли участие и представители судейского корпуса — на этот раз это были судья Арбитражного суда СПб и ЛО Илья Шевченко и судья Московского районного суда Петербурга Наталья Бурданова.

Корпоративные конфликты

Уже в начале года, когда о масштабах грядущего ковидного локдауна еще никто не подозревал, стало очевидно, что грядёт глобальный передел рынка, отметил Валерий Зинченко, старший партнер коллегии адвокатов Pen&Paper. А когда «все началось», прогнозы на эту тему посыпались буквально от каждой крупной инвесткомпании, и банкиры наперебой делали выкладки, какой из регионов России будет наиболее подвержен всплеску корпоративных конфликтов. При этом все сходились, что это произойдет в 2021 году.

— Возможно, все считали, что понадобится время на раскачку, но, исходя из того опыта, который есть у меня, могу сказать: не понадобилось, — сказал Валерий Зинченко (подробнее его доклад можно прочитать здесь). — Как только началась история с ковидом, многие бизнесмены начали задумываться над тем, чтобы в их понимании правильно «структурировать» свой или чужой бизнес. И если раньше, в доковидную эпоху, основой для корпоративных конфликтов в первую очередь являлся взгляд на будущее — выходить на IPO или нет, масштабировать сети на другие регионы или нет, привлекать инвесторов иностранных или нет, — то сейчас ситуация стала проще и жестче. Бизнесмены и бизнес думают над тем, чтобы просто выжить. И в этом контексте мгновенно обострились противоречия между акционерами. Все стали считать, кто кому сколько должен, кто сколько вложил в бизнес — материально или не материально. Кто этим бизнесом должен управлять. Практически как только начались ограничения, многие бизнесмены начали активно действовать — или как минимум серьезно задумались: а хочу ли я быть с этим партнером, достоин ли он того, чтобы вместе со мной дальше строить бизнес? И достаточно большое количество конфликтов началось уже весной этого года.

При этом, отметил эксперт, если еще совсем недавно крупными игроками рынка корпоративных войн были банки, то теперь даже они подвинулись, чтобы уступить место государству: оно ведет себя все более агрессивно, провоцируя конфликты и вынуждая бизнесменов передавать предприятия под его контроль по самым разным поводам и основаниям.

Как отметила Наталья Бурданова, судья Московского районного суда Петербурга, на руку некоторым недобросовестным участникам рынка, стремящимся завладеть чужим бизнесом, играет существующее правовое регулирование. «Довольно распространена ситуация, когда в суд обращаются исключительно с целью принятия обеспечительных мер, — рассказала она. — И у нас в судах, к сожалению, бывают случаи, когда судьи не могут сразу по иску — настолько это хорошо создано — вычленить скрытый недобросовестный мотив. В результате меры по обеспечению иска блокируют деятельность компании, после чего истец утрачивает интерес к развитию дела, но эти меры служат инструментом в захвате компании. Это очень печально. И вопрос, как усилить возможности суда по противодействию попыткам использовать судебную систему в недобросовестных целях, — актуален».

Корпоративные сделки

Впрочем, перефразируя Кота Матроскина, чтобы войти в корпоративный конфликт, надо сначала войти в какую-нибудь корпорацию на правах совладельца. А для этого надо купить ее долю или акцию. И, как отметил Михаил Тимонов, партнер Eversheds Sutherland (его доклад доступен здесь), такие сделки продолжались даже во время пандемии. Хотя они стали менее денежными — и это тенденция наблюдается не только в России, но и по всему миру, — их не стало меньше количественно. По крайней мере, к третьему кварталу интенсивность восстановилась, а под конец года даже выросла по сравнению с 2019 годом.

— Основной рефрен, который звучит в речах тех, кто подводит итоги 2020 года, — то, что он потерян для истории, что нужно поскорее его забыть, перевернуть календарь в надежде, что следующий принесет более позитивные новости, — заявил Михаил Тимонов. — Но если посмотреть на ситуацию на рынке сделок по приобретению бизнеса, по слиянию и поглощению, то картина не такая однозначная. Конечно, многие успели заявить, что год был худшим за всю историю наблюдений, худшим со времен Великой депрессии и, как минимум, с кризиса 2008–2009 годов. Частично такое суждение справедливо. По статистике, конечно, второй и третий кварталы были провальными, но начиная с осени идет достаточно резкое восстановление, особенно по количеству сделок. Также можно отметить, что сделки стали меньше, глобальных слияний или крупных сделок — таких, какие мы привыкли видеть несколько раз в год, — практически нет. Четвертый квартал для бизнеса стал очень активным, это я могу подтвердить и на своем опыте, и на опыте коллег. Все поняли, что жизнь не закончилась, что до конца года нужно успеть завершить все остановленные или отложенные проекты, вне зависимости от локдаунов и карантинов. Можно смело сказать, что ситуация сложная, неприятная, но отнюдь не фатальная.

Налоги

Неизбежны только смерть и налоги, но в 2020 году, когда угроза первого нависла над всеми, российские власти постарались немного отрегулировать вторую часть. Президент поручил обложить налогами доходы с депозитов, а также прижать к стенке офшорные юрисдикции, чтобы стрясти больше с граждан, хранящих там деньги.

По словам Андрея Гусева, управляющего партнера петербургского офиса юридической фирмы Borenius, российские законодатели славно потрудились в этом году, чтобы облегчить бремя состоятельных россиян, хранящих в офшорах свои сверхдоходы. Им предложено платить в российский бюджет по 5 млн рублей в год и спать спокойно: на все, что сверх того, государство претендовать не будет. В качестве компенсации возможных бюджетных недостач государство сможет использовать средства от поднятия НДФЛ с 13 до 15% для граждан, чьи доходы за год превысят эти самые 5 млн рублей.

— Я выделил четыре ключевых события 2020 года в налоговой сфере, о которых будет интересно поговорить, — сказал Андрей Гусев (его доклад читайте здесь). — Это, во-первых, налоговый маневр в IT-отрасли, во-вторых, пересмотр соглашений об избежании двойного налогообложения с Кипром, Мальтой, Люксембургом и Нидерландами, в-третьих — изменения в НДФЛ, которые имеют три части: повышение подоходного налога до 15%, введение НДФЛ для процентных ставок по депозитам и то, что я называю патентным налогообложением контролируемых иностранных компаний. Рынок отреагировал на все эти изменения неоднозначно, так как они вызывают вопросы.

С экспертом согласилась судья Московского районного суда Наталия Бурданова: «Я рассматриваю административные дела, в том числе касающиеся налогообложения граждан. И сильнее всего меня задела та часть, которая касается НДФЛ, поскольку именно она придет впоследствии в суды общей юрисдикции. И я абсолютно согласна с мнением докладчика, что здесь главным будет вопрос с реализацией этих норм: как этот повышенный НДФЛ реально будет собираться».

Аренда помещений

Карантин разорил многих торговцев и рестораторов. Но все было бы гораздо печальнее, если бы не антиковидный закон, давший арендаторам право претендовать на отсрочки, рассрочки и скидки по договорам аренды помещений. По словам Романа Чистякова, старшего юриста ЮБ «Григорьев и партнеры», лучше всего повели себя чиновники, управляющие государственным имуществом, которое сдается в аренду бизнесу. Они сами приходили к арендаторам с предложением изменить договор в связи с тяжелой ситуацией. По большей части на период невозможности использования помещений — с апреля по июль — предоставлялись скидки до 50% или отсрочки на период до 2023 года. Для бизнеса, который в этот период вообще ничего не получал, это не сильно спасало положение, но хотя бы давало некую возможность для маневра: попробовать сохранить компанию и действовать дальше. А вот арендодатели-коммерсанты далеко не всегда были столь открыты к диалогу: нередко арендаторам приходилось разбираться с ними в судах.

— Мы представляли интересы клиента, ИП, микробизнес, который пытался выжить как мог, — рассказал Роман Чистяков (полностью его доклад доступен здесь). — Когда он понял, что пользоваться помещениями не может, обратился к арендодателю с просьбой снизить арендную плату, приводил действительно сильные аргументы, предоставлял выписки по счетам, книги продаж, из которых было видно, что бизнес встал и продаж нет. Поступления минимальны и связаны только с тем, что он очень интенсивно работал до карантина. Арендодатель навстречу не пошел».

По словам Чистякова, его клиент заявил требование об уменьшении арендной платы до 25% от договорной и до 50% — с момента возобновления работы торгового центра и до восстановления финансовой стабильности. «Суд очень внимательно изучил доводы арендатора: что он действительно не мог пользоваться помещением, что на расчетные счета ИП действительно не было никаких поступлений — и по итогу принял сбалансированное решение: с 1 апреля по 26 июля установил плату в размере 35% от договорной и со следующего дня — 65%. — рассказал Роман Чистяков. — До этого решения мы действительно очень пристально следили за практикой по таким делам и не видели, чтобы суды других субъектов снижали арендную плату настолько сильно. Как я понимаю, суд исходил из четкого баланса интересов арендатора и арендодателя. И эта сбалансированная позиция суда, я считаю, действительно помогает бизнесу выжить в это тяжелое время».

По словам Ильи Шевченко, судьи Арбитражного суда Петербурга и Ленобласти, при разрешении споров суды внимательно смотрят на процессуальное поведение — в том числе до момента подачи иска: «Это называется эстоппель. Многие думают, что можно до суда контрагенту говорить одно, а в процессе занимать совершенно другую позицию — и это будто бы нормально. Но некоторые примеры показывают, что для судов это может стать поводом для принятия решения не в пользу того, кто так себя ведет».

Банкротство

Народ в России стал беднее: это подтверждает статистика банкротств граждан (+68%). Но в то же время компании стали банкротиться реже (-19%). Как объясняет партнер «Апелляционного центра» Владимир Полуянов, это связано с действовавшим до октября мораторием на банкротство компаний из наиболее пострадавших отраслей, а еще с тем, что далеко не все кредиторы доживают до момента, когда у них появляется возможность подать иск о банкротстве своего должника.

— И в конечном счете — я вижу это по своим клиентам — коммерсанты стали гораздо более открытыми к нахождению общего языка между собой, — отметил Владимир Полуянов (его доклад доступен тут). — Люди стали гораздо более договороспособными. Стали выше ценить получение платежей во внесудебном порядке — пускай с дисконтом, с условиями об отсрочках, рассрочках, — нежели раньше, когда они шли напролом, в банкротство и так далее. Сейчас сложные времена у многих отраслей бизнеса, поэтому и в нашем понимании снижение количества банкротств было связано с тем, что коммерсанты стали больше договариваться друг с другом о решении взаимных финансовых вопросов.

Кроме того, как отмечает Татьяна Грушко, директор по развитию Legal to Business (ее доклад опубликован здесь), суды еще не полностью отбили у бизнесменов охоту к попыткам своими деньгами помогать предприятию. Это называется «компенсационное финансирование», и в случае банкротства компаний эта помощь рискует пропасть втуне: требование владельца к своему бизнесу, основанное на таких вспомоществованиях, могут быть понижены в очереди по сравнению с независимыми кредиторами (что тоже имеет свое название — «субординация требований»).

— Хотелось бы чуть глубже поразмыслить над сутью компенсационного финансирования — когда собственник вливает деньги в компанию, — сказала Татьяна Грушко. — Ведь судьи в делах о банкротстве видят только те случаи, когда такое финансирование не сработало и предприятие признано несостоятельным. И пул негативных историй, связанных со злоупотреблениями, влияет на решения суда. Это как с дельфинами: мы знаем, что они добрые, потому что спасают людей. А откуда мы это знаем? От тех, кого они спасли. Мы же не можем спросить тех, кого они не спасли? Так и в дела о банкротстве не приходят успешные бизнесмены, которые в тяжелый кризисный период помогли компании, и она выздоровела. Также в банкротные дела не приходят кредиторы, которые благодаря успешным и эффективным действиям владельцев предприятия получили возмещение по требованиям.

Между тем, как отмечает судья Арбитражного суда СПб и ЛО Илья Шевченко, появление в России института субординации — это огромный шаг в развитии банкротного права и права вообще. «Мне кажется, все-таки одной из важных причин появления у нас настоящей субординации — а под настоящей я имею в виду именно понижение в очередности требования, а не отказа во включении в реестр, — в следующем, — пояснил Илья Шевченко. — В обзоре ВС на эту тему четко прослеживается мысль, что требования, основанные на мнимых сделках, следует отличать от ситуации, когда некое предоставление в пользу должника — будь то деньги или товары — все-таки было. Но при этом имеются признаки так называемого компенсационного финансирования. Я на этот счет изложу свою точку зрения, которая может отличаться от точки зрения коллег. Мне кажется, что основы для субординации есть еще в ГК РФ, принятом в 1994 году. Ведь там в статье 63 была норма, что участники всегда получают удовлетворение требований после сторонних независимых кредиторов. Ну такое правило распределения риска: кредиторы контролируют должника меньше. И знают об этом должнике меньше, чем его участники.

Судебные споры

По словам экспертов, судебная система, которая тоже поначалу была парализована коронавирусными ограничениями, сумела справиться с казавшимся неизбежным завалом исков, введя в обиход замечательную вещь — онлайн-заседания.

— Правосудие стало проще и доступнее, — констатирует партнер ЮБ «Григорьев и партнеры» Михаил Иванов (текст его выступления можно прочитать здесь). — Поскольку организовать сеанс видеосвязи и провести заседание можно откуда угодно, то участникам нет необходимости очно являться в зал суда. Благодаря этому полноценно участвовать в отправлении правосудия могут и находящиеся на больничном люди, и те, кто по не зависящим от него причинам физически не смог добраться до суда, и живущие в других регионах. Второе, органично вытекающее из первого, — правосудие стало быстрее. Нивелируя все задержки, связанные с необходимостью личного присутствия в суде, юристы и судьи работают быстрее и получают возможность выполнить больше работы за тот же промежуток времени. Третье — сократились затраты на юристов, в частности, на командировки и пересылки документов. Таким образом, цифровизация права сокращает разрыв между обеспеченными и не очень участниками споров: небольшие компании и частные лица могут рассчитывать на гораздо более эффективную работу юристов в их интересах за те же деньги.

Между тем, как отмечает руководитель практики арбитражных споров ЮК ATRA Инна Михайлова (полностью ее доклад можно прочитать здесь), отрадно, что Верховный суд в этот непростой период не пытался изобрести для нижестоящих инстанций универсальный шаблон по разрешению ковидных споров, а предоставил каждому судье самому разбираться в каждом конкретном случае. Это позволило максимально соблюсти баланс интересов и избежать массовых злоупотреблений.

— В целом разъяснения ВС дали судам возможность подходить к решению вопросов, связанных с пандемией, дифференцированно. ВС не выработал универсальных критериев для признания пандемии непреодолимой силой, занял позицию судейского усмотрения, закрепил обязанность изучения влияния пандемии в каждом конкретном случае. При этом обеспечил поддержку организаций, включенных в список наиболее пострадавших отраслей экономики. На мой взгляд, такой подход отвечает балансу интересов сторон процесса. В целом суды подходят к вопросам влияния пандемии взвешенно. И это оправдано: у участников процесса нет возможности злоупотреблять правами, — сказала Михайлова.

Павел Горошков, специально для «Фонтанки.ру»

Все правовые дискуссии и анонсы будущих событий — здесь.