«Говорить нельзя молчать» — расставить запятые в этом предложении собирается руководство Русского музея. В пресс-службе уверяют: решение будет коллегиальным и пойдет только на пользу посетителям. Но цепочка скандальных событий в учреждении наводит сотрудников на другие мысли
Сотрудникам Русского музея могут запретить рассказывать о его внутренних делах. В ходе международного фестиваля «Интермузей», что ежегодно проводится в Москве, прошла панельная дискуссия «Где грань между свободой слова и профессиональной этикой в музее?». В ходе беседы замдиректора по развитию и связям с общественностью ГРМ Анна Цветкова рассказала о планах музея разработать кодекс этики для своих сотрудников. Мол, в последнее время те «странно комментируют» происходящее, и в СМИ «утекают» внутренние документы.
Если вспомнить, что в последнее время приходилось комментировать сотрудникам Русского музея, – то вспоминаются отнюдь не выставки, а скандалы. Тут и угроза реконструкции Михайловского дворца, и вред, нанесенный произведениям искусства в результате зимних протечек, и история с иконой «Ангел Злотые Власы», которую пожелал перевозить с места на место бизнесмен Шмаков.
Надо полагать, руководству Русского музея, действительно, неприятно фигурировать во всех этих скандалах в качестве «злодеев». И вот — помощь подоспела: как было доложено на «Интермузее», необходимые для разработки документа сотрудники есть и готовы взяться за работу. Осталось дать отмашку, и мысли материализуются. А мысли, как выясняется, давние.
«Такое обсуждение ведется», – признали в пресс-службе ГРМ, уточнив, что слышали о нем и до «Интермузея». По их словам, кодекс профессиональной этики может быть в дальнейшем включен в более глобальный документ – стратегию развития. Но конкретных сроков пока нет.
«Это будет обсуждаться внутри музея и станет неким совместным корпоративным решением, которое будет касаться высказываний не только в публичном пространстве, но и личного общения с посетителями», – заверил собеседник «Фонтанки».
«Я об этом слышу впервые, и не могу в этой связи дать никаких комментариев: что я буду фантазировать? Посмотрим, что будет, – отреагировала на вопрос «Фонтанки» старший научный сотрудник музея Оксана Лысенко. – Если уважаемая администрация хочет сказать, что нам запрещено говорить о проблемах Русского музея, то я могу ответить только одно: Русский музей — это государственная организация. То, что мы храним и изучаем, принадлежит государству. Это не частная собственность, не частный музей. И вся та информация, которая попадает в прессу, крайне важна: люди имеют право знать о том, что происходит в музее, как хранятся музейные произведения».
Сходную позицию заняла и сотрудник отдела древнерусского искусства ГРМ Ирина Шалина. Какую бы юридическую силу ни имел документ, по мнению Ирины Шалиной, его появление станет способом давить на сотрудников и сеять в них еще больший страх, нежели раньше. О перспективах разработки подобного документа в Русском музее она узнала от корреспондента «Фонтанки». И не смогла с ходу припомнить подобных документов у коллег из других музеев. Зато напомнила об иных механизмах регуляции.
«В других музеях все построено просто на внутреннем страхе, – считает она. – Есть «страшилка», что музей – это особая статусная институция, сор выносить из избы ни при каких обстоятельствах не надо, музей – это сакрально».
Однако между обсуждением будущего «кодекса» и в том числе и своими публичными действиями сотрудник музея видит прямую связь.
«Я давала интервью изданию «Город 812», где называла действия администрации халатными, больно бьющими по сохранности музея и его истории. Понятно, что это интервью подтолкнуло обсуждение темы. Но ведь, с другой стороны, программа «Интермузея» готовится заранее».
В тенденции запретить сотрудникам высказываться о работе своих учреждений (сотрудников библиотек – о библиотеках, больниц — о больницах) Шалина видит конец свободы слова: ведь каждый где-то работает.
«Понятно, что любой директор не заинтересован в критике его деятельности, тем более сотрудниками, – говорит она. – Но есть музеи, в которых довольно жесткий режим, не терпящий никаких выступлений «низов» — типа нынешнего Музея Рублева, а есть более либеральные. И в Русском музее как раз до сих пор была достаточно демократичная обстановка — надо сказать, благодаря Владимиру Гусеву, именно эта особенность его личности в свое время была для нас главной, когда мы выбирали его нашим директором».
Интересно, что это уже не первый случай, когда учреждения культуры пытаются поставить под контроль информацию от сотрудников о том, что происходит в стенах учреждения.
Например, вспоминается ситуация в Российской национальной библиотеке — тогда в суд обратились три десятка сотрудников Публички, пожаловавшись на приказ, запрещавший им общаться со СМИ минуя сотрудников пресс-службы.
Меж тем в Государственном Эрмитаже «Фонтанке» сообщили, что у них, к примеру, никакого кодекса этики нет, хотя этот вопрос и поднимался. «Есть некие общие понимания, никак не зафиксированные», – пояснили в пресс-службе. И напомнили о том, что, вообще говоря, давным-давно написан Кодекс музейной этики ИКОМ (Международного совета музеев). И вступая в него, члены обязаны следовать положениям этого кодекса. Если открыть пункт 8.2 Кодекса музейной этики, в нем можно найти положение о «профессиональной ответственности», которое гласит: «Музейные работники обязаны следовать политике и методам учреждения, в котором они работают. Однако они могут должным образом реагировать на действия, которые наносят вред музею, профессии или затрагивают вопросы профессиональной этики».
Алина Циопа, «Фонтанка.ру»