Не ввести ли нам многоженство

После нашумевшей истории с чеченской свадьбой весьма немолодого и уже женатого мужика, взявшего в жены еще и семнадцатилетнюю девушку, глава кадыровской администрации Магомед Даудов предложил легализовать в России многоженство. Это и впрямь весьма любопытное предложение. Особенно в свете нынешней ситуации, когда наши «отпускники» в Новороссии решают судьбы мира, противостоя коварной американской агрессии.

Многоженство – это ведь не сексуальный вопрос, а социальный. Допустим, некий русский олигарх в свете предложений г-на Даудова взял себе десять жен. Каждая родила ему по десять "олигарчат". Вырастить и выкормить эту роту для нашего героя – плевое дело. Он и сейчас может пять детских домов проспонсировать, а вот лично нарожать хоть один детский дом по закону не имеет права.

В нынешней ситуации десять потенциальных жен олигарха влачат жалкую судьбу. Две вообще себе мужа не найдут. Три других замуж выйдут, но больше одного рожать откажутся, поскольку это помещает карьере. Следующие четыре, может, и захотели бы родить второго, но материальное положение семьи не позволит. Лишь одна из десяти, став женой олигарха, будет производить на свет защитников Отечества. Да и то, больше пяти вряд ли «сделает», поскольку даже патриотически настроенный олигарх в российских условиях проявит ложную европейскую гуманность и не захочет превращать жену в машину по производству солдат. И как в этих условиях, скажите на милость, бороться за Новороссию?

Шутка – шуткой, но вся эта история с нерожденными героями России отражает важное явление, о котором мы не привыкли думать. Традиционное общество, которым сейчас является Чечня и которым была Россия во времена Домостроя, ориентировано на войну и на территориальные приращения, а потому нуждается в максимальном производстве пушечного мяса. Исламские страны оптимально приспособились к решению данной задачи, но и европейцы пятьсот лет назад худо-бедно проблему решали даже с одной женой на брата, поскольку в отсутствие феминизма использовали ее возможности по полной.

А у нынешнего модернизированного общества задача другая. Современный человек – не пушечное мясо. Люди сейчас самореализоваться стремятся. И муж, и жена, и ребенок. Производство на свет целых рот юных героев, которым к 18 годам нужно знать лишь основы шариата и устройство автомата Калашникова, не вписывается в нынешнюю европейскую культуру.

На это, правда, возразят, что, если говорить всерьез, то Новороссия как-нибудь без роты "олигарчат" обойдется, а многоженство предлагается вводить в России лишь для исламских регионов, где консервативная идеология, проповедуемая ныне из Кремля, по понятным причинам предполагает сохранение иных, чем в России, духовных скреп и иных моральных ценностей. Если мы ныне за консерватизм, то в Чечне должно быть именно многоженство, поскольку моногамия там – явный модернизм, чтоб не сказать безродный космополитизм.

Пожалуй, если Путин, которому после смерти Махатмы Ганди, как известно, даже поговорить не с кем, однажды во сне побеседует с Аллахом, и тот посоветует внимательно прислушаться к идеям г-на Даудова, многоженство в Чечню вернут. Госдума примет его сразу в трех чтениях со всеми чадами и домочадцами. Но вообще-то надо иметь в виду, что разные нормы жизни для разных регионов одной страны – это важнейший признак империи, отличающий ее от современного национального государства.

Для разных традиционных обществ, которые монархи с помощью завоеваний и браков собирали в большие империи, это был единственно возможный способ выживания. Надумай император всех равнять под одну гребенку, замучался бы восстания подавлять. А так, налог платишь – и живи себе свободно по заветам отцов и дедов. Деду – дедово, кесарю – кесарево.

Но современная жизнь, в отличие от традиционной, настолько сложно устроена, что нуждается в четко прописанном законодательстве – едином для всей страны, поскольку разные нормы для разных частей будут создавать всевозможные юридические лазейки.

Обратной стороной женитьбы, как известно, является развод. И если законодательство вводит многоженство, оно должно адаптировать практику разводов к этому осложняющему обстоятельству. Допустим, старшая жена олигарха, которая долгое время была по совместительству еще и его любимой женой, с появлением юной «коллеги» перестала видеть мужа в своей постели. И в гневе решила уйти от него на свободу. Естественно, с немалой частью обильного олигархического имущества. Возникнет вопрос, как делить нажитое в совместной жизни имущество при наличии значительного числа жен? Следует ли при разделе учитывать стаж постельной жизни? Следует ли принимать во внимание то, что в разные годы пребывания нашей героини женой олигарха число ее «коллег» было различным, и, соответственно, имущество, нажитое в совместной жизни, согласно духу и букве закона следует за разные периоды делить на разное число частей?

Понятно, что те закавыки, которые я, как непрофессионал, могу обнаружить с ходу, квалифицированные юристы при соответствующей подготовке обнаружат в десятикратном размере и закидают Госдуму таким числом вопросов, что принятое ими в трех чтениях за один день законодательство потом придется дорабатывать годами, причем без серьезных шансов на успех.

Конечно, если Аллах все же надоумит Путина вводить многоженство, то для Чечни все эти проблемы могут быть разрешены личной волей Кадырова. Рамзан Ахматович строптивицам такой развод даст, что мало не покажется. Поэтому в современной России можно, наверное, какое-то время иметь многоженство, не корректируя даже законодательство о разводах. Но вдруг Чечня, не дай Аллах, демократизируется до уровня современной российской суверенной демократии имени Владислава Суркова? Тогда проблем не оберешься.

Законодательство придется серьезно пересматривать. И если даже юристы формально каким-то образом сумеют утрясти все возникающие при этом проблемы, серьезная головная боль возникнет в связи с тем, что лазейками нормативной базы, разработанной для исламских регионов, смогут воспользоваться граждане, живущие на православных территориях. Если права жены при разводе не будут в Чечне достаточно защищены, «новые русские» станут искать возможность разводиться не в Москве или Петербурге, а в Грозном, или в каком-нибудь горном ауле, где за взятку судья что угодно решит.

Не исключено, что в данном случае мои опасения излишни, и злоупотреблений будет не так уж много. Но вообще-то история с многоженством – это лишь иллюстрация серьезной проблемы адаптации старой имперской практики к жизни современного государства. Если начинаешь подгонять законодательство с европейскими нормами под традиции далекого прошлого, возникают многочисленные юридические лазейки. Если же заставляешь народы, чтущие свои исторические традиции, принимать европейские нормы жизни, получаешь недовольство, скрытый протест и стремление тайком ввести старые практики.

В переходный период от империи к национальному государству данный комплекс проблем разрешается установлением таких отношений, которые сложились между Путиным и Кадыровым. Президент России вверил Чечню ее главе под личную ответственность на основе принципа «если нельзя, но очень хочется, то можно». Действия, немыслимые для Перми или Тамбова, на Кавказе запросто совершаются, причем не только правозащитники, но даже сотрудники Следственного комитета вынуждены уступать авторитету Кадырова. Он лично и близкие к нему люди – абсолютно неприкосновенны даже в том случае, если весьма специфически трактуют российские законы.

Но вообще-то, как показывает история Средних веков, отношения, выстроенные по принципу «сеньор – вассал», представляют собой очень хлипкую конструкцию.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге.