О литературе с Виктором Топоровым: «Остров проклятых» с Ди Каприо на обложке (фото)

Ситуация, описываемая формулой «Смотрим фильм - читаем книгу» (так, кстати, называется книжная серия одного из издательств), регулярно встречается на практике: к той или иной кинопремьере обязательно выпускают или переиздают книгу, ставшую литературной первоосновой фильма, а в случае отсутствия таковой (то есть когда фильм снят по оригинальному сценарию) заказывают каким-нибудь халтурщикам так называемую новеллизацию. Подобная практика гарантирует издателю небольшой, но стойкий доход, особенно если ему удалось сторговать у кинопрокатчиков на обложку книги кадр со звездной физиономией из фильма.

Встречаются и совсем экзотические случаи, когда, скажем, обложку книги «Мемуары гейши» украшает кадр из одноименного, но не имеющего к ней никакого отношения фильма, а книгу Грэма Грина об английском поэте семнадцатого века лорде Рочестере переименовывают из «Обезьянки» в «Распутника», потому что именно так назывался фильм о Рочестере, заглавную роль в котором сыграл Джонни Депп, чей портрет в старомодном парике, естественно, и оказался вынесен на суперобложку. Вообще, самые «обложечные» артисты – это как раз Джонни Депп и Леонардо Ди Каприо. В рассматриваемом нами сегодня случае с «Островом проклятых» это Леонардо ди Каприо.

История с «Островом проклятых», впрочем, довольно своеобразна. Фильм – Мартина Скорсезе с Ди Каприо! – весьма бледно прошел в прокате. Роман Денниса Лихейна вышел в издательстве «Иностранка» с чуть ли не годовым запозданием по сравнению с кинопремьерой – и в общем-то тоже остался незамеченным. Парадокс же ситуации заключается в том, что фильм очень хорош, роман еще лучше, - и, притом, что фильм представляет собой чрезвычайно точную экранизацию романа, присущий им идеологический мессидж оказался прямо противоположным. Во всем этом, право же, имеет смысл разобраться.

«Остров проклятых» (и роман, и фильм) – это нуар или, вернее, ретронуар. Вдобавок здесь применена столь популярная в последние годы техника «обязательного второго просмотра» (или «обязательного второго прочтения»): то есть, досмотрев-дочитав до конца, сталкиваешься со столь ошеломительным сюжетным сюрпризом, что впору тут же пересматривать-перечитывать заново. Ну, как, скажем, «Шестое чувство», в последних кадрах которого выясняется, что главный персонаж это не живой человек, а призрак. Или как (ближе к нашей теме) в замечательном триллере «Идентификация», кровавая драма, разыгрывающаяся в котором, оказывается на поверку борьбой нескольких «я» в расщепленном сознании пациента психиатрической лечебницы тюремного типа.

На Острове проклятых как раз и расположена психиатрическая лечебница тюремного типа. Сюда и прибывает в канун уже объявленного неслыханного шторма судебный пристав Тэдди Дэниэлс (Ди Каприо) расследовать загадочное исчезновение пациентки. Но куда более таинственной – и зловещей – кажется ему общая атмосфера в лечебнице, в которой, судя по всему, и сейчас, в 1954 году, беглые нацистские преступники ставят изуверские эксперименты над больными людьми. Да и так ли уж они на самом деле больны? Персонал лечебницы явно сует следствию палки в колеса, тучи над головой у дотошного пристава сгущаются и в прямом (шторм!), и в переносном смысле слова.

В анализе не обойтись, увы, без спойлеров. Всё происходящее мы видим (и в романе, и в фильме) глазами пристава, который на самом деле, разумеется, никакой не пристав (вернее, пристав, но только в прошлом), а пациент здешней лечебницы, убивший жену, которая перед этим, сойдя с ума, убила их троих общих детей. Не в силах смириться с реальностью, Дэниэлс (на самом деле его зовут по-другому) выстроил себе фантастический мир, который и пытаются деконструировать врачи в ходе широкомасштабного эксперимента, приуроченного к экстремальным стихийным явлениям. Пациента необходимо встряхнуть и раскрыть ему глаза – или же закрыть их окончательно…

Пару слов чуть в сторону. Относительная неудача фильма Скорсезе отчасти объясняется неудачным совпадением: изумительно-красивый в черно-белой гамме «Остров проклятых» вышел одновременно с изумительно красивым в цветной гамме «Началом» Кристофера Нолана, в котором всё тот же Ди Каприо столь же бесстрашно, но куда более энергично разбирается с собственным сознанием и подсознанием, со всевозможными эманациями, флуктуациями и, опять-таки, деконструкциями. «Остров…» тяжелее, «Начало» приятнее; «Остров…» готичнее, «Начало» романтичнее, ну и так далее. Публика, в общем-то, клюнула на «Начало».

Второе полуотступление: оптика романа и фильма. Глазами героя (сумасшедшего героя) – да, в обоих случаях. Но герою фильма должно открываться хоть в какой-то мере реалистическое зрелище (иначе зритель сразу догадается, что ему показывают бред, сон, фантазию и т.п.), тогда как романист волен писать видения героя в сюрреалистической манере (в духе, допустим, Магритта), не раскрывая читателю заранее всех карт. Прозаик-визионер Лихейн (сравни, скажем, его роман «Мистик-ривер», по которому снял «Таинственную реку» Клинт Иствуд) предстает здесь во всем блеске, тогда как кондовый реалист, чтобы не сказать соцреалист Скорсезе при всем своем не пропитом мастерстве все же несколько пасует.

И наконец об идеологическом мессидже романа и фильма. В лечебнице борются две группы врачей или две методы лечения: сторонники терапевтического лечения (они же гуманисты) и приверженцы грубой лоботомии (садисты). Дэниэлс даже как пациент лечебницы тюремного типа нестерпимо опасен – его надо или вылечить, или превратить в овощ (подобно неисправимому Макмэрфи в прославленном романе Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки» и в одноименном фильме Милоша Формана). Эксперимент с превращением в пристава и с поисками беглянки – это последняя (или предпоследняя) попытка либералов-гуманистов вырвать жертву из рук у палачей-хирургов.

Скорсезе – консерватор, вернее даже, неокон. Он не без удовольствия разоблачает все инвективы «пристава» о нацистских порядках, о бесчеловечных экспериментах над людьми и вообще об американском Дахау как не просто беспочвенный навет, но и как заведомый бред сумасшедшего. С неизлечимо больным убийцей не след церемониться, внушает режиссер, чем раньше его превратят в овощ, тем лучше это будет для американского налогоплательщика. Добро должно быть с кулаками. И вообще: бил, бью и буду бить!

В романе всё куда тоньше. Акцент сделан именно на отчаянную попытку врачей спасти человека, пусть и убийцу, от окончательного уничтожения; сам Дэниэлс вызывает симпатию и сочувствие во всех своих ипостасях, - и когда врачи-гуманисты все-таки проигрывают и вырвавшееся из темницы, куда его вроде бы надежно заперли, агрессивное безумие пациента не оставляет им другого выхода, кроме все той же лоботомии, - мы испытываем жестокое разочарование. Почти такое же, а может быть, и точно такое же (и тоже не без тайной гордости), как в финале романа Кена Кизи, когда Макмэрфи душат подушкой, чтобы избавить уже не его (он ничего не чувствует и не почувствует), а нас с вами от дальнейших унижений.

Виктор Топоров специально для «Фонтанки.ру»