О литературе с Виктором Топоровым: Люди в голом или скунскамера? (фото)

Считается, что вторая книга для писателя самая трудная. Иногда говорят и резче: одну книгу, - подразумевается, автобиографическую, - может написать любой (в том числе и любой дурак), - и только начиная со второй становится ясно, талантлив человек или нет. Именно такой логики придерживались в Союзе писателей СССР: прозаика туда принимали только по выходе второй книги и при наличии положительных рецензий на нее. Так вот, вторая книга Андрея Аствацатурова как раз вышла. И с положительными рецензиями всё в порядке.

Их, может быть, и немного, но они есть. Чего, пожалуй, нет, так это удивленно-восторженного (и разрастающегося, как снежный ком) шума, которым сопровождался выход первого художественного произведения сорокалетнего доцента филфака СПбГУ. Оно, конечно, явление миру прозаика Аствацатурова уже состоялось – и в выходе его новой книги нет ровным счетом ничего сенсационного.

К тому же и написана она (как это чаще всего и бывает со вторыми книгами успешных дебютантов) уже не столько по внутренней потребности, сколько из сугубо практического желания развить успех и под давлением охваченного нетерпением издателя. Уже не столько вдохновенное «Не могу молчать!», сколько возможность и необходимость продать рукопись, для чего ее как минимум нужно сдать в срок.

Опасность, описываемая поговоркой «тех же щей, да пожиже влей», здесь, конечно же, тоже возникает, причем со всей неизбежностью, – и нельзя сказать, чтобы автору рецензируемой «Скунскамеры» удалось избежать целиком и полностью.

«Люди в голом» - первая книга Аствацатурова - не то, чтобы определенно выигрывают у «Скунскамеры»; возможно, дело обстоит ровно наоборот – техника письма и в особенности способ моделирования или, если угодно, модерирования историй сейчас заметно улучшились, - но, поскольку элемент сенсационности здесь отсутствует (а откуда ему взяться, если «Скунскамера» практически сиквел «Людей в голом»; точнее, первой части «Людей в голом»?), ощущение ослабленного эффекта и вместе с тем дежа вю все же возникает.

«Скунскамеру» покупают и читают (но уже не так активно, как «Людей в голом»), ее практически не обсуждают ни в прессе, ни в ЖЖ (упомянутые выше благожелательные рецензии представляют собой скорее отписки); если «Люди в голом» вошли в «короткие списки» чуть ли не всех крупнейших премий, то вторая книга, по-моему, выше лонг-листа нигде не поднимется, и так далее.

На сегодняшний день сопоставительный анализ двух книг Аствацатурова был бы не столь релевантен главным образом потому, что перед нами все-таки одна и та же книга или, если угодно, одна и та же история, разбивающаяся на десятки и сотни анекдотов или «микро-абсурдов» (когда-то я ввел этот термин в разговоре о поэтике Сергея Довлатова, с которым Аствацатурова охотно сравнивают). Сопоставлению поддаются разве что два названья – и оно, увы, не в пользу «Скунскамеры».

«Люди в голом» название блестящее; четверть если даже не половина успеха книги объясняется этим названием. «Скунскамера» при всей своей каламбурности как минимум двусмысленна, причем не нарочно. То есть Аствацатурову кажется, будто это как раз такой яркий микро-абсурд: некий приезжий спрашивает у коренного петербуржца, как пройти в Кунсткамеру, именуя ее скунскамерой (такие ослышки называются народной этимологией). Но самим этим названием герой-рассказчик данной книги (да задним числом и предыдущей) охарактеризован как экзотический (для нас) и несомненно вонючий зверек (американец, американист, всё едино) – и я далеко не уверен в том, что Аствацатуров именно на этот эффект рассчитывал.

Как прозаик Андрей Аствацатуров похож не столько на Довлатова, сколько на куда менее известного Игоря Яркевича (единственного лауреата литературной премии «Заебукер», учрежденной и врученной ему Марией Васильевной Розановой). Правда, Аствацатуров это, несомненно, Яркевич-light, что, впрочем, не исключено, только к лучшему.

Потому что Яркевич – писатель-эксгибиционист. Он устраивает и душевный, и, главное, телесный стриптиз практически на каждой странице… Но ведь и Аствацатуров эксгибиционист, только эксгибиционист-light. Лучшая книга Яркевича называется «Как я и как меня» с разделами «Как я в первый раз обосрался», «Как я в первый раз занимался онанизмом» и «Как меня в первый раз изнасиловали». Это у него такой исповедальный – или, если угодно, висельный – юмор.

Но добавим в этот юмор чуточку условности, добавим интеллигентский, а вернее, доцентски-изящный оборот «чуть было не» - и мы получим прозу Аствацатурова: «Как я в первый раз чуть было не обосрался», «Как я в первый раз чуть было не занялся онанизмом», «Как меня чуть было не изнасиловали»... Об этом-то он и пишет – что в первой книге, что во второй.

По выходе «Людей в голом» Андрей Аствацатуров стал модным писателем. И чуть было не стал знаменитым. По выходе «Скунскамеры» (которая вообще-то написана, повторяю, лучше) уже чуть было не вышел из моды. Обидно, но бывает. Причем бывает куда чаще, чем кажется. А тому или той, кому захочется по этому поводу позлорадствовать, я напомню: чтобы выйти из моды (или чуть было не выйти), в нее нужно для начала войти.

Что делать с самим собой и со своим творчеством писателю Аствацатурову? На мой взгляд, ему стоит вспомнить о филологе Аствацатурове – специалисте по творчеству Генри Миллера, - и понять, что про твое милое детство (и про жизнь твоих забавных приятелей) читателю в длительной перспективе не интересно, - а вот если ты с тем же юмором и с той же откровенностью опишешь иные вынужденно брутальные стороны подростковой и взрослой (полововзрослой) жизни все того же «ботаника»… То есть писателю Аствацатурову стоит пойти на выучку к Генри Миллеру (и к Игорю Яркевичу).

И пусть третья художественная книга многолетнего исследователя, а с некоторых пор и верного ученика Генри Миллера называется, например, «Тропик (Фил)Фака». Успех, уверяю вас, гарантирован. В таком романе можно будет даже сохранить профессора Степанова в качестве одного из сквозных во всей прозе Аствацатурова персонажей.

Виктор Топоров специально для «Фонтанки.ру»