«Крик-4»: В сторону, дилетанты! (фото)

21 апреля 2011, 07:00 3 455

Четвертую часть «Крика» не ждали. Выпустив на закате 90-х три фильма подряд и таким образом предвосхитив моду на трилогии, охватившую Голливуд в следующем, «нулевом», десятилетии, Уэс Крейвен, казалось, утратил интерес к своему детищу.

Занялся иными проектами – более или менее удачными, а в прошлом году весьма успешно опробовал новейшую 3D-технологию в фильме «Забери мою душу». «Крики» же – с их упоением синефилией и рефлексией – прочно вписаны в ушедшую эпоху, на пороге миллениума ткавшую свои артефакты из цитат, непрестанно кивая и подмигивая во все стороны. К тому же «Крик-3» был на голову ниже первых двух частей: не то прием выдохся, не то фатально сказался уход сценариста Кевина Уильямсона. Однако нежданный «Крик-4» (на который Уильямсон, кстати сказать, вернулся) доказал: равных Крейвену на его территории до сих пор нет. Современный хоррор знает режиссеров и потемпераментней, и поизобретательней. Вот умнее не сыскать.

Потому писать о фильмах Крейвена – занятие увлекательное, но гиблое: любого профессионального критика на просмотрах не оставляет ощущение, что режиссер разговаривает с ним одним, напрямую. Цифра больше тройки после названия фильма свидетельствует об упадке фантазии и таланта? Ну разумеется, поддакивает автор. В «Крике-2» сюжет вращался вокруг выхода на экраны фильма «Удар ножом», поставленного по событиям «Крика», в «Крике-3» – вокруг «Удара ножом-2»; «Крик-4» начинается с фрагмента из фильма «Удар ножом-7», героини которого смотрят начало фильма «Удар ножом-6». А затем следует сцена, где Гэйл Уэзерс, по книгам которой поставлены все эти «Удары», сидит перед компьютером и печатает большими буквами: «Я не имею никакого, мать вашу, понятия, о чем мне писать». К счастью, вокруг Гэйл как раз вновь начинают происходить убийства, так что за новым сюжетом дело не станет. А цитаты и рефлексия, значит, – симптом ушедшей эпохи, и снимать в 2011 году фильм по этим правилам уже как-то нелепо? О да, грустно (но с готовностью) соглашается автор. «Всё это постмодернистское дерьмо про самосознание, – с умным видом вещает один из персонажей, – устарело еще в 1996-м» (год выхода первого «Крика»). И тут же получает удар ножом в живот. Ибо нефиг. Наконец, для особо пытливых Крейвен вставляет эпизод в киноклубе, где двое ведущих разбирают устройство всего цикла. И это, надо сказать, образцовый разбор. Тонкий, точный, по всем правилам киноведческой науки. Хоть стенографируй и публикуй.

Преподаватель английского языка и литературы, университетский профессор гуманитарных наук – Крейвен трижды радикально реформировал жанр хоррора. Точнее, ту его самую презренную и трэшевую разновидность, что по-научному зовется «слэшером», а на русский переводится как «рубилово». Первый раз – когда в 1972 году дебютировал «Последним домом слева», обнаружив в гиблом жанре неожиданную способность к социально-моральной диагностике: эпоха хиппи-шестидесятников преображалась в эпоху террористов-семидесятников, интеллектуалы вели бесконечные дискуссии о свободе личности и праве на самореализацию, а Крейвен возьми да отрази их высокоумные постулаты в своем дешевеньком дебюте.

Второй раз – когда в начале 80-х глубокий кризис жанра стал очевиден даже самым преданным его поклонникам, а Крейвен в одночасье реанимировал его – как минимум, на десятилетие вперед – «Кошмаром на улице Вязов», измыслив старину Фредди Крюгера, самого кинематографичного из маньяков (ибо кинематограф, как говорил другой интеллектуал по фамилии Пазолини, по своим механизмам точно совпадает со сновидением). Но тогда Крейвен оплошал и отдал свое самое знаменитое творение в чужие, да еще и случайные руки: сиквелы «Кошмара» снимал абы кто, и никто из них ни черта не смыслил в идеальном крейвеновском изобретении.

Десять лет спустя, когда сага о Фредди Крюгере скатилась ниже любого мало-мальски допустимого уровня, Крейвен вновь взялся за дело сам и снял последнюю, седьмую часть, события которой разворачивались на съемочной площадке части первой: на сей раз Фредди являлся во сне… к тем, кто снимал «Кошмар на улице Вязов». Закольцевав сюжет, Крейвен сделал его продолжение невозможным (по крайней мере, для сторонних посягательств): в восьмой части пришлось бы показывать съемки части второй, а что бы начало твориться в «Кошмаре на улице Вязов-14», и помыслить страшно. Но слово «страшно» – это вотчина профессора Крейвена. Через два года именно по этому принципу был снят первый «Крик». Постмодернистский слэшер.

Можно бы упрекнуть Крейвена в том, что он, снявший три самых принципиальных фильма в каждое из десятилетий, в «Крике-4» ограничился чисто внешними приметами времени: айфонами, веб-камерами и шуточками про то, где обитают маньяки, – в фейсбуке или же в твиттере. А в целом четвертая часть сделана по тем же правилам, что и первые три, – разве что еще «гуще», еще изощреннее. Это верно, если говорить о стиле, – и неверно, если говорить о содержании. Разумеется, маньяки из каждого следующего фильма Крейвена внимательно изучают и учитывают опыт всех предыдущих частей, – но только здесь, в четвертой части, на излете первого десятилетия нового века, сценарий полностью посвящен теме допустимых отступлений от правил: в первых трех, давнишних, разговор шел исключительно о соблюдении этих правил. Кажется, Крейвен, которому перевалило за 70, впервые в жизни позволил себе побыть ретроградом. В нашем новом мире, где любые правила неуклонно расшатываются и размываются, – до полной невменяемости, – ему куда как менее уютно, чем в прежние годы, когда законы жанра были незыблемы, а потому умная игра с ними гарантировала плодотворность и дальнейшее развитие.

Поэтому весь «Крик-4» насквозь прошит еще одним мотивом – сменой поколений. Крейвен, в силу избранного им жанра, никогда не отличался сентиментальным отношением к человеческим существам, – но здесь у него появилась интонация, прежде за ним не замеченная: брезгливость. Он яростно сатиричен в изображении юной пробивной менеджерши по книжным продажам; он с явным сочувствием снимает 46-летнюю Кортни Кокс в эпизоде, в котором Гэйл Уэзерс прорезает толпу репортеров-новичков с боевым кличем «В сторону, дилетанты!»; он основывает всю фабулу на амбициях маньяка, который хочет уничтожить героев первых трех фильмов потому лишь, что они уже устарели и надо дать дорогу молодым. И он, наконец, отводит львиную долю кульминационной сцены – в которой вроде бы вообще не должно быть места разговорам – странно меланхоличным рассуждениям главных героев о том, что в эпоху интернета и тотальной публичности их «дни сочтены».

Лишь в финале Крейвен формулирует – как всегда, в форме синефильского афоризма – главную идею: «Основное правило сиквела – не покушаться на оригинал». Он, конечно, не будет делать в этот момент серьезное лицо. Весь его цикл «Криков» – в высшей степени «вещь-в-себе», и возможности для морализаторства у него крайне ограничены. Словно предсказывая, что большие и глубокие выводы, которые смогут сделать из фильма под названием «Крик-4» профессиональные кинокритики, неизбежно покажутся широкой публике надуманными и смехотворными, Крейвен предваряет свой фильм задумчивой репликой одной кинозрительницы. Расслабленно сидя на диване и внимая умствованиям подруги, она произносит – на неповторимом языке «нулевых»: «А может, тот, кто это снимал, вообще не парился обо всем этом?» Но тут же получает удар ножом в живот. И это правильно.