Опубликован роман Юрия Домбровского (1909-1978) «Рождение мыши». Опубликован как-то странно: в «Дружбе народов» (№№11-12), но без двух (из трех) вставных новелл. Впрочем, все три новеллы были напечатаны годом раньше в журнале «Континент» (№141).
Жизнь и даже смерть Домбровского похожа на авантюрный роман. Трижды по политическим статьям сидевший (правда, каждый раз сравнительно недолго – в общей сложности десять лет), он, шестидесятидевятилетний, был смертельно избит в Москве по выходе из ресторана Центрального дома литератора. И хотя писатель даже в почтенном возрасте отличался драчливостью, особенно во хмелю (а приверженностью к спиртному он отличался тоже), на первый план выдвинули политическую версию мести «органов». Тем более что несколькими годами ранее при сходных обстоятельствах был убит любивший захаживать в западные посольства (других грехов за ним не числилось) московский поэт-переводчик Константин Богатырев.
«Грех» Домбровского был куда тяжелее: он издал на Западе роман «Факультет ненужных вещей» (вторую часть дилогии, начатой романом «Хранитель древности»). Авантюрность же этой объективно трагической истории заключалась в том, что по запрещенному у нас «Факультету» гипотетически именно за него приговоренного к смертной казни писателя в том же 1978 году сняли и преспокойно показали массовому зрителю приключенческий фильм «Шествие золотых зверей», соавтором сценария которого был (и числился в титрах) сам Домбровский.
Так и функционировал тогдашний режим: левая рука не ведала, что творит правая. Размышляя о гибели переводчика Богатырева, мы, помнится, пришли к выводу о том, что будто бы «органы» демонстрируют этой явно ничем не заслуженной расправой: хотим – убиваем даже совершенно невинного человека, так что сидите тихо!.. Хотя не исключено, что напавшие на Богатырева в подъезде писательского дома в праздничный день могли просто-напросто оказаться гопниками, позарившимися на бутылки, за которыми (за добавкой) и бегал в ближайший гастроном этот явно не атлетического сложения пожилой человек. А вот Домбровский, напротив, был атлетом и силачом.
Пишу об этом столь подробно, потому что миф о Домбровском-писателе (чуть ли не о пропущенном великом писателе) неотделим от мифа о Домбровском-человеке. Писатель он был заметно выше среднего, но никак не более, – отличный и весьма изобретательный беллетрист уровня, примерно, Юрия Германа или Вениамина Каверина (кстати, дилогия Домбровского и похожа прежде всего на «Двух капитанов»), неплохой поэт с несколькими выдающимися стихотворениями и любительского уровня шекспировед. Хотя и впрямь отличался исключительной амбициозностью – отчасти по натуре, отчасти как многократный «сиделец», стремящийся наверстать упущенное. То есть сакраментальная фраза «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» была для него отнюдь не пустым звуком. И граф вставал (если, конечно, прошу прощения за каламбур, на тот момент не «сидел»).
«Рождение мыши», написанное полвека назад, Домбровский считал неудачей и печатать не собирался. Это и впрямь неудача, хотя чрезвычайно интересная. Прихотливая композиция этого «романа в рассказах» имеет в отечественной словесности один-единственный аналог – лермонтовского «Героя нашего времени», что подчеркнуто и в тексте: одного из второстепенных персонажей зовут Печориным (это наблюдение принадлежит автору послесловия к журнальной публикации Дмитрию Быкову).
Причем Печорин у Домбровского – это актерский псевдоним, – а подлинного героя нашего времени зовут в романе Николаем Семеновым, и списан он со знаменитого Константина Симонова, как и жена Семенова – со знаменитой киноактрисы Валентины Серовой («Под камнем сим лежит Серова Валентина/ Моя и многих верная жена/ Избавь ее, Господь, от сплина/ Ведь в первый раз она лежит одна», – гласит шуточная эпитафия).
Однако это Симонов с биографией Штирлица, становящийся после возвращения из немецкого концлагеря и вызволения из британской тюрьмы (сбежав из КЦ, разведчик Семенов застрелил английского Штирлица, одетого в форму эсесовца, и под именем этого эсесовца успел поучаствовать во французском Сопротивлении, но непреклонными британцами был посажен) советским журналистом-международником, выполняющим деликатные поручения спецслужб. То есть Николай Семенов (он же Штирлиц, он же Константин Симонов) становится Семеновым Юлианом, автором многотомной саги о Штирлице. Очередное «совпадение на грани фантастики», очередная «авантюра писания», в которую ненароком превращается «писание авантюр».
Впрочем, «Рождение мыши» – это прежде всего любовный роман. Любовно-театральный (одно из его названий в рукописи – «Театральные рассказы»). Зародившаяся еще при нэпе и только усилившаяся в 1930-е годы вольность нравов (Сталин потом долго загонял ее в рамки запретом на аборты и фактическим запретом на разводы для членов партии), помноженная на традиционный театральный промискуитет, заставляет участников любовного многоугольника постоянно и несколько даже обескуражено анализировать все свои чувства, выходящие за рамки грубого зова плоти.
Кроме того, это роман отчасти политический – война закончилась, но мир не принес ничего хорошего (гора родила мышь), – и отчасти философский: Семенов ведет споры как с верующими, так и с неверующими, сам будучи, по сути дела, экзистенциалистом сартровского толка, но об этой своей философской принадлежности не догадываясь. Вероятно, не догадываясь из-за присущего этому запоминающемуся персонажу гедонизма.
Разомкнутая структура (роман не столько начинается с конца, сколько заканчивается началом) отсылает, как уже сказано, к «Герою нашего времени». Разумеется, «Рождение мыши» не слишком удачный роман (да и сам Домбровский не слишком хороший писатель), но некоторая его схематичность, пунктирность и облегченность (в частности, преобладание диалогов) парадоксальным образом попадает в сегодняшние читательские ожидания; так что чем черт не шутит: роман вполне может стать современным бестселлером.
Виктор Топоров
«Фонтанка.ру»
О других новостях в области литературы читайте в рубрике «Книги»