Возложение венков на Пискаревском кладбище можно условно разделить на две части: официальную и неофициальную. Они проходят одновременно. Пока первые лица города и области вместе с блокадниками и общественниками торжественно и официально возлагают цветы к подножию монумента «Родина-мать», остальные пробираются к местам памяти с «черного хода». «Фонтанка» посмотрела на мероприятие глазами простого человека.
...На Пискаревском кладбище я была всего раз, мне тогда и 11 лет не исполнилось. В Петербург привезли родители из далекой Сибири - показать могилу прадеда. Помню длинные ряды каменных плит и слова мамы: «Твой прадед похоронен в индивидуальной могиле. Он – герой. Погиб, защищая Ленинград. Ты должна это помнить и гордиться». Спустя 15 лет я переехала в этот город и живу здесь вот почти уже год, а на кладбище так и не сходила. Все как-то дела, работа... Стыдно. День полного снятия блокады проигнорировать не могла. Тем более, что это 65-я годовщина.
На Пискаревском с утра - несколько машин скорой помощи, милицейские «Форды» и скопление представительских машин. Из автобусов, подъехавших практически к воротам, один за одним (кое-кто с большим трудом) выходили старики-блокадники.
Набрала по телефону маму, чтобы понять, где фамильное захоронение. После разговора с ней и дедушкой выяснилось, что идти нужно левее от центральной аллеи. Но не все оказалось так просто.
Площадку с Вечным огнем по периметру оградили милиционеры. Пройти на центральную аллею не представлялось возможным. Почему - люди в форме не объясняли. Догадаться было несложно - всему причиной присутствие персон государственной важности. Наизготове - мальчики в военной форме с венками в руках, позади люди с оливкового цвета ленточками на одежде. «Левитановский» голос объявил начало церемонии возложения к монументу «Родина-мать». Под торжественно-траурную мелодию «Адажио» Альбинони колонны двинулись. Голос, смутно похожий на тот самый, называет первых лиц страны, города и области - они возлагают венки.
Оцепенение, вызванное красотой шага курсантов, проходит минут через 10. При всем уважении к официальному мероприятию города мне нужно сделать свое маленькое важное дело — найти родную могилу. И я не одинока - еще несколько человек также пытаются пройти сквозь милицейский кордон. Мужчины в серой форме вежливо отказывают и только для пожилых людей делают исключение, советуя обойти слева или справа центральную аллею, либо затесаться среди шествующих.
Рядом со мной стоит женщина и говорит по телефону: «Здесь даже цветов не продают нигде, а мы не купили, что ж теперь делать?». Мелькнула мысль: «А ведь правда, могли бы организовать, чтобы не морозить через весь город гвоздики, не ломать в метро и автобусах». Так или иначе люди все-таки обходят живое заграждение, которое при этом советует им поторопиться: «Сейчас колонны пройдут, мы всю площадь зачистим, вообще никуда не сможете попасть».
Пытаюсь пройти сквозь колонну – успешно, спускаюсь по лестнице – еще один кордон. Милиционер вежливо показывает, как нужно обойти. Отвечаю не менее вежливо: «К сожалению, так исторически сложилось, что моего прадеда похоронили именно здесь, не посоветовались с вами». Мужчина даже не улыбнулся, видимо, не понял моего черного юмора, но показал лазейку, где можно просочиться.
Все. На месте. В памяти всплыл разговор милиционеров про зачистку площади: лучше бы кладбище почистили! Гранитные, мраморные плиты все усыпаны снегом, дорожек фактически нет – сплошь сугробы. Снова звоню своим. «Я бы визуально, конечно, вспомнил, - говорит дед, - а так, кажется третий или четвертый ряд, где-то недалеко». «Там куст сирени рядом цветет», - замечательное дополнение от мамы, особенно в январе. Третий-четвертый ряд (еще бы знать, на каком участке!), куст сирени (интересно, какой из них). То, что здесь погребены почти полмиллиона человек, для меня не новость, но когда видишь собственными глазами, сухая цифра приобретает иное значение.
Последовательно счищаю снег с могильных плит, чтобы прочитать надписи. Но вскоре промокшие ноги и продрогшие в мокрых перчатках руки вынудили меня отказаться от этой затеи. Женщине средних лет повезло больше – она «свою» могилу нашла, почистив всего пару десятков плит, пожилой мужчина нашел искомое, потрудившись минут на 20 подольше. Я же пошла искать здание архива, чтобы уточнить местонахождение могилы прадеда. Чтобы пройти к архиву, пришлось в общей толпе выйти с Пискаревского с намерением вернуться вновь. Однако сотрудник музея меня разочаровал: «Сегодня архив закрыт, всех разогнали, вы лучше завтра приходите». На мой вопрос: «А что случилось?», музейный работник ответил: «Так Медведев же сейчас приедет, вот служба безопасности всех и выгнала».
Милиционеры слово сдержали – после окончания торжественного мероприятия площадь у Вечного огня опустела, а сотрудники в погонах расширили границы своего кордона. На кладбище заходили с правого бокового входа с табличкой «для инвалидов». У калитки мой взгляд привлекла старенькая бабушка с ворохом гвоздик: вид у нее какой-то потерянный, подхожу, оказалось, сына ждет. «А где ленточки раздают? - спрашивает она. - Мне бы ленточку». Я нашла женщину с нарукавной повязкой «организатор», попросила у нее символ блокадного Ленинграда. Принесла бабушке, она взяла со словами: «Спасибо». И вот тут меня впервые за этот день прошибло. «Это Вам – СПАСИБО, - неловко пробормотала я, - с Праздником».
Жаль, но сегодня своего политрука Кузнецова я так и не нашла.
PS: Когда возвращалась с кладбища на автобусе, сидящая рядом бабулька потрясла передо мною двумя конвертами с символикой 65-лет со дня полного снятия блокады (по всей видимости, это были официальные поздравления). «Что такое эти бумажки, порвать и выбросить - скривилась блокадница, - а вот 550 рублей – это да». Что она имела в виду - то ли какую-то выплату, то ли ее отсутствие - я уточнить не успела. Бабушка переключилась на другого пассажира.
Юлия Никитина,
«Фонтанка.ру»