Меч, рассекающий невежество, и драгоценность исполнения желаний: о чем рассказывают экспонаты буддийской выставки в Эрмитаже

Более 500 произведений искусства — скульптуру, живопись, ритуальные предметы и маски мистерии Цам — можно увидеть до 2 февраля на новой выставке «Драгоценность в лотосе: искусство тибетского буддизма» в Манеже Малого Эрмитажа. Куратор Юлия Елихина — ведущий научный сотрудник Отдела Востока — рассказала «Фонтанке» об экспонатах, прошедших через огонь, о демонах, вызывающих болезни, и о драгоценности, исполняющей желания.

Выставка построена по принципу буддийского пантеона: начинается с образов Будды, переходит к последователям — архатам, ученикам и ламам, рассказывает о стремящихся к просветлению бодхисаттвах, хранителях учения дхармапалах, личных божествах йидамах и небесных танцовщицах дакини.

Ее название — перевод главной тибетской мантры «Ом мани падме хум», посвященной бодхисаттве Авалокитешваре, символизирующему милосердие и сострадание.

«Буддизм учит, что жить — значит страдать, и, в первую очередь, в этом мире очень важно сострадание и милосердие. И, конечно, любовь, — но любовь и проявляется через сострадание и через милосердие ко всем живым существам, — как учит буддизм. И конечно, здесь есть образы божества милосердия и сострадания и остальных разных божеств, милостивых и гневных», — напоминает основы учения куратор выставки Юлия Елихина, хранитель монгольской, тибетской и хотанской коллекций, доцент кафедры монголоведения и тибетологии СПбГУ, кандидат исторических наук, доктор культурологии.

В 2015–2016 годах она уже проводила в Эрмитаже выставку «Обитель милосердия». Но на нынешней выставке, приуроченной к 110-летию петербургского дацана Гунзэчойнэй, многие из произведений демонстрируются впервые.

Буддийское искусство — анонимное, мы не знаем имен выдающихся мастеров, но можем говорить о выдающихся произведениях, цепляющих своими параметрами, художественными достоинствами или судьбой.

Например, самый старый предмет на выставке — китайская статуэтка Гуань-инь V века (возраст определили благодаря надписи на нимбе).

«Это как раз и есть божество милосердия, только это китайская его форма, — объясняет куратор. — Обычно в буддийских храмах могли сочетать и китайские предметы, и монгольские, и тибетские, потому что Китай тоже был большим центром тибетского буддизма, начиная с династии Юань. Это монгольская династия: внук Чингисхана захватил Китай, основал столицу Пекин и начал распространять именно тибетскую форму буддизма, как это было в Монголии. И с тех пор — династия Юань, потом династия Мин, потом династия Цин — были последователями тибетского буддизма. А последняя династия Цин — это китайская народность маньчжуры. Раньше они назывались „чжурчжэни“, а когда пришли к власти, поменяли свое имя на „маньчжуры“, по имени божества мудрости — Манджушри. И китайский император провозглашал себя земным воплощением этого божества».

Целая витрина статуэток Манджушри представлена на выставке неподалеку. По словам куратора, это одно из самых важных божеств в тибетском буддизме: оно изображается с мечом, которым оно рассекает тьму невежества, а на лотосе у него лежит свиток о совершенной мудрости, прочтение которого, согласно буддизму, может избавить от страданий.

Вот только, к сожалению, эрмитажные Манджушри невежества не победят: у части статуэток утрачены мечи. Дело в том, что, например, самая «нарядная» из них, позолоченная с бирюзой, кораллом, лазуритом и изготовленная в Китае в XVII веке, происходит из берлинского Музея народоведения, и во Вторую мировую, как и многие немецкие вещи, хранившиеся в бункере, пережила пожар. Потом ее вывезли в СССР и отреставрировали. (Та же судьба у другого «немецкого» экспоната выставки — Будды Майтрейи, единственного кашмирского предмета VIII века.)

Но в плачевном состоянии оказывались не только те произведения, что прошли войну. Например, самая большая скульптура на выставке (больше 170 см) — «Бодхисаттва Майтрея» — грядущий Будда, созданный в XIX веке во Внутренней Монголии, — происходит из коллекции Феликса Вишневского, основателя музея Тропинина в Москве. Ее в 1997 году привезли потомки собирателя, предложив Эрмитажу скульптуру приобрести.

«Он выглядел совсем по-другому, все серебряное было черным, одна нога была разбита (потому что одна нога у него гипсовая, но сейчас мы ее заменили на пластиковую), а вторая сохранилась, — вспоминает Елихина. — Все было в очень плачевном состоянии, мы недорого приобрели тогда эту скульптуру, и сейчас уже заслуга реставраторов, что в таком виде мы ее видим. Это самая крупная бронзовая скульптура [Будды] в Петербурге».

На постаменте можно увидеть изображения львов и слонов как символов духовной власти, а также, по центру, предмет, похожий на кристалл: куратор объясняет, что это буддийская драгоценность, которая исполняет желания. Вот только чтобы они сбывались, жить нужно как предписано.

Когда мы идем в Эрмитаж, обычно не задумываемся, что именно в этом музее — одна из лучших в мире коллекций тибетского искусства. Ее начали здесь собирать еще в конце XIX века, в основу легла коллекция царского камергера Эспера Ухтомского, которая была отмечена высшей наградой на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Дальнейшее пополнение связано с именами путешественника и исследователя Центральной Азии Петра Козлова, востоковеда Юрия Рериха, искусствоведа Агафона Фаберже (сына того самого ювелирного мастера).

Тем не менее для нынешней выставки Юлия Елихина взяла предметы не только из эрмитажной коллекции, но и из частного собрания коллекционера Игоря Михайловского.

Например, четыре рисунка божеств, созданные в Монголии в конце XIX — начале ХХ века, — таких божеств в коллекции Эрмитажа нет (всего божеств — больше 10 тысяч, то есть больше, чем предметов в буддийской коллекции музея, которая насчитывает свыше 4 тысяч предметов).

«Это медицинское божество, — показывает куратор на одно из изображений. — По представлениям тибетцев, многие болезни вызваны демонами, которых насчитывается 72 тысячи, согласно атласу тибетской медицины — они очень разнообразны. И здесь, действительно, изображено какое-то необычное божество и его ездовое животное, — я даже не знаю, как интерпретировать, на ком он сидит, надо поднимать тексты медицинской традиции, чтобы понять. Мне кажется, что такая необычность хороша для частной коллекции. Человек их приобретал в Монголии, там это сохранилось тоже в каком-то частном собрании, потому что в Монголии до революции было около 300 монастырей, а после остался один. И все наследие многие ламы хранили в ящиках, закопанных под землю, под песок. И благодаря тому, что там сухой климат, это все хорошо сохранилось, и сейчас приобретается, расходится, к сожалению, по всему миру. Но и в Монголии тоже много всего осталось».

«Вот изображение махасиддхи, — переходит куратор к следующему рисунку. — Махасиддхи — это люди, которые жили в Индии в основном с V по VII век и творили всякие чудеса: считалось, что они могли, например, останавливать солнце. Этот махасиддха победил демона Раху, который вызывает разные болезни, а также солнечные и лунные затмения».

В этой части религия свидетельствует об уровне образования ее носителей: очевидно, люди владели информацией об астрономических циклах. В целом же тибетское образование было продолжительным: детей начинали учить в возрасте 6-7 лет и заставляли знать тексты наизусть.

В центре выставки — мандала. Белый песок для нее ламы специально привезли с берегов Байкала, а потом окрасили и разложили. Работа велась пять дней с 9 утра до 10 вечера. Идея — в том, чтобы гармонизировать пространство (такой же смысл в целом несла и мистерия Цам, которую провели в Эрмитажном театре в день открытия выставки).

Сама по себе яркая мандала, по словам Юлии Елихиной, — на уровне макрокосмоса — модель Вселенной, а на уровне микрокосмоса — Дворец Божества. Если идти с краю, сначала по периметру можно увидеть разные стихии, представленные разными цветами. Потом идет синяя полоса, символизируя воздух и воду. Потом — лепестки лотоса и дальше — зеленые поляны, на которых можно увидеть атрибуты милостивого божества: сосуд с напитком бессмертия — как пожелание здоровья, колесо учения — как-то, что дает человеку силы двигаться дальше, зонт — как защита от зла. Ну а дальше стоит дворец с четырьмя входами, сориентированными по сторонам света. А в центре — само божество.

Ближе к закрытию выставки, где-то за неделю до этого, мандала будет разрушена: придет настоятель дацана, прочтет молитвы и поднесет собранный песок «духам, живущим в Неве». А часть песка отдадут верующим, потому что считается, раз он составлял образ божества, значит, хорошо воздействует на окружающее пространство.

На вопрос, какой экспонат, по ее мнению, наиболее удивителен, изысканен по своему исполнению, куратор отвечает без сомнений:

«Хотя я уже 40 лет храню эту коллекцию, до сих пор не перестаю удивляться, насколько вообще это всё сложно делать. Ведь наши современные художники, тот же, например, Даши Намдаков (его работа представлена на верхней галерее зала, где рассказывается об истории петербургского дацана. — Прим. ред.) и другие тоже — все говорят, что не могут сделать такие вещи, потому что такое литье — уже само произведение искусства. Сначала делалась форма из воска, затем покрывалась глиной, в глине оставляли отверстие, готовили сплав, потом сплав заливали в эту глиняную форму, Воск замещался, вытекал, поскольку нагревался, — получалась вот такая скульптура. И потом её дорабатывали. И только уже где-то в XIX веке китайцы начали массовое производство этой скульптуры: они стали изготавливать литейные формы, и их скульптура, конечно, упростилась в своих формах».

Самые сложные шедевры в области литой скульптуры относятся к XV веку — их можно увидеть на основной экспозиции Эрмитажа. И речь, как правило, о предметах из Непала или созданных под его влиянием.

«В Непале есть такая народность — невары, — рассказывает куратор. — Они считают, что происходят от Будды Шакьямуни, и передают это умение отливать скульптуру из поколения в поколение. До сих пор самые лучшие скульптуры изготавливаются непальскими мастерами. То есть это ремесло, которое живет до сих пор».

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»