«оFiNNительная карьера»: о театральных экспериментах в Хельсинки и спектаклях на пяти языках

«Хочу быть министром»

Сниматься в кино я начал на третьем курсе актерского факультета училища имени Щепкина. Уже тогда я исполнял главную роль в фильме про пэтэушников «Хочу быть министром», а после получения диплома сразу попал в Московский драматический театр им. Станиславского, к известному режиссеру Анатолию Васильеву. Я играл, в том числе, в его гениальном спектакле «Взрослая дочь молодого человека», который был поставлен в 1979 году и на протяжении трех лет считался лучшим в СССР. Люди по ночам стояли в очереди за билетами.

«Переехал в Финляндию от хорошей жизни»

В Финляндию я переехал отнюдь не от плохой жизни, а напротив – от хорошей. Я был уже довольно известным в Москве, и меня пригласили сниматься в историческом сериале финской телерадиокомпании Yle, который был посвящен русско-шведской войне. Я играл главную роль – сержанта российской армии Дункера: весь фильм шашкой рубил и на коне скакал. У нас в училище, кстати, была великолепная школа фехтования, поэтому на съемочной площадке все учились у меня.

В сюжете фильма была и любовная линия – о чувствах русского сержанта к финской девушке. Это отголоски известной в Финляндии истории, когда Александр Первый на балу в Порвоо познакомился с местной красавицей и пригласил ее на танец. В Финляндии эта женщина - героиня, о её романе с императором слагают легенды, даже мюзикл поставили.

Съемки «Сержанта Дункера» длились восемь месяцев, и сразу после их окончания я получил режиссёрскую работу в маленьком финско-шведском театре. Следующие два года в Финляндии для меня прошли в постоянных гастролях между разными городами. У меня могла быть поздно вечером премьера в Ювяскюля, а на следующий день в десять утра я должен был начинать новую постановку в Тампере.

«Никому бы не посоветовал учить финский»

Финский язык дается тяжело: честно говоря, никому бы не посоветовал учить финский. Но если меня пригласили на съемки в Финляндию, что мне еще оставалось делать? Ничего, кроме как вставать каждый день в пять утра и заниматься. Ну и, конечно, на съемочной площадке, в окружении носителей языка, учишься говорить очень быстро. Свой первый спектакль после восьми месяцев в Финляндии я уже ставил по-фински.

Финское гражданство я получил в девяностые годы – через пять лет после переезда.

«Финляндия – это не Голливуд и не Россия, где можно купаться в лучах славы»

После фильма «Сержант Дункер», который посмотрели миллион человек, то есть каждый пятый житель страны, за мной закрепилось амплуа «русского актера» в Финляндии. Мне приходилось в красной рубахе под «Калинку-малинку» танцевать и русские народные песни петь в эфире разных программ на финском телевидении.

Первое время я надевал на улицу темные очки, чтобы меня не узнавали. Хотя, надо признать, в целом в Финляндии не принято демонстрировать актерам, что они известны. Как-то раз вскоре после выхода «Сержанта Дункера» я ехал в электричке: вижу, попутчики меня узнают. Но, как только я на них посмотрю, они сразу отворачиваются. Финляндия – это не Голливуд и не Россия, где можно купаться в лучах славы. Здесь никто не будет преследовать актера и требовать у него автограф.

В конце 90-х годов я переехал в Нью-Йорк и до начала двухтысячных ставил спектакли на Бродвее, а затем вернулся в Финляндию, чтобы работать здесь по бродвейской системе. В общей сложности за тридцать лет я стал режиссером около 80 спектаклей в Суоми.

«Санкции сломали всё моментально»

Ещё с советских времён я трижды организовывал гастроли Малого театра СССР в Финляндию. В первый раз они приезжали с «Чайкой», и это был фурор: билеты раскупили мгновенно. Президент Тарья Халонен после спектакля на сцену выходила, Муравьеву обнимала. До санкций отношения России и Финляндии были фантастические, и все сломалось просто моментально. Сейчас российские театры сюда практически не приезжают: в балете еще есть какие-то гастроли, в драме – ничего.

«Если спектакль удачный и люди на него ходят – он живет»

Мой театр VikArt Contemporary Drama Theatre открылся летом 2017 года, через полгода после того, как я получил помещение для него. Он находится в здании кабельного завода в Хельсинки, а зал вмещает 20 - 30 человек. Именно проблема места была ключевой, ведь на улице театр не откроешь.

Постоянной труппы у нас нет. Если спектакль удачный и люди на него ходят – он живет. В Финляндии практически ни у одного театра нет постоянного состава: разве что у самых крупных может быть 15 - 18 штатных актеров. Здесь все работают по приглашениям.

Еще у нас, как и в Нью-Йорке, не принято спрашивать людей об их происхождении. Спросить у человека «откуда ты?» считается неприличным. Я сам не знаю национальность и гражданство многих моих актеров.

Театр себя окупает, но не является моим единственным источником дохода. Я продолжаю сниматься в рекламе и в кино: в том числе, и в российских сериалах, поэтому время от времени уезжаю в Москву на несколько дней.

«Новая драма поднимает наиболее болезненные темы»

Мы - экспериментальный театр и говорим с молодежью на ее языке. Ненормативная лексика у нас присутствует, но это не самоцель. Все наши постановки – современная драматургия, многие тексты пишут сами актеры, в том числе и я.

В нашем театре постановки идут на финском, шведском, английском, русском и украинском языках. Большинство из них – с финскими субтитрами.

Среди русскоязычных постановок я бы отметил «Кадиш. Поминальная молитва» – единственный в Финляндии спектакль о Холокосте. Он посвящен событиям, происходившим в Варшавском гетто. Также у нас на русском языке сейчас идет «Слон говорит по-украински» – о непростых буднях киевской женщины, и «Я и Муххамед» – моноспектакль о встрече Европы с исламом.

На наших спектаклях собирается очень хорошая публика: молодые, креативные, образованные ребята. Среди них, кстати, много специалистов сферы IT. Новая драма поднимает наиболее болезненные темы, поэтому это удел самой элитной и продвинутой аудитории.

«Чем больше ржавчины – тем лучше»

Нам невероятно повезло, что мы находимся на территории кабельного завода. Я считаю, это лучшее место в Хельсинки для театра. В помещении мы ничего не ремонтировали и не меняли: чем больше ржавчины – тем лучше. Сейчас современные режиссеры специально ищут места, где разруха и завал, потому что именно на таких площадках всё работает. Для новой драмы характерны подвалы, заброшенные здания, а также близость к зрителю: актеры играют на расстоянии полутора метров.

Пока наш театр не получал никакой финансовой помощи от государства. Однако мы планируем в будущем подавать заявки на гранты.

Спектакли обычно идут час-полтора максимум. А ещё в Финляндии всегда следят за тем, чтобы представление заканчивалось не позже десяти вечера и все успели уехать домой на общественном транспорте.