«Белые ночи»: Пришлось ко двору (фото)

Во дворе театра «Санктъ-Петербургъ Опера» прошла российская премьера оперы Юрия Буцко «Белые ночи» по «сентиментальному роману» Достоевского. Эффект присутствия сработал отлично: публика, которой едва не наступали на ноги солисты театра, была впечатлена.

В День города в одном из петербургских дворов происходили престранные события. Избранные посетители заходили в арку и подходили к столу с незатейливым угощением. Выпивали стопку водки, закусывали соленым ржаным сухариком и шли дальше, вглубь дворового лабиринта. Там, под открытым небом, стояли: заржавелая кровать с продавленным матрасом, колченогий стул, обшарпанный столик с керосиновой лампой, стаканом в подстаканнике и закопченной алюминиевой кружкой. Чуть поодаль – добротный замшевый чемодан с кожаными застежками: на нем восседал приличного вида господин в сюртуке бутылочного цвета, с залысинами и мочальной бородой. В господине угадывался Достоевский. Обживали пространство двора и два персонажа помоложе: девица в капоре с вуалью и небрежно одетый господин в длиннополом запятнанном пальто. Поодаль сидел оркестр: черный фрак дирижера Евгения Хохлова рельефно выделялся на фоне желтой стены.

Трудно придумать что-то лучше, чем поставить оперу по роману Достоевского, да еще с таким уместным названием, именно в пору петербургских белых ночей. И приурочить премьеру ко Дню города. Недаром проект получил специальную финансовую поддержку городского Комитета по культуре. С утра опасались, что пойдет дождь: спектакль пришлось бы срочно эвакуировать в театральный зал. Но дождя не было; ласточки летали высоко, обещая хорошую погоду. Ближе к концу проглянуло солнце, окрасив стены радостными бликами.

Опера Юрия Буцко – сочинение почти полувековой давности. Буцко – профессор Московской консерватории, ученик Баласаняна и Фортунатова, плодовитый композитор, весьма уважаемый в столице, однако практически не известный в Петербурге. Трагическая разделенность композиторских школ двух городов до сих пор не преодолена, и музыка московских авторов звучит в городе на Неве крайне редко – реже, чем опусы финнов или, скажем, датчан. Тем ценнее что «Санктъ-Петербургъ Опера» решилась на подобный культурный прорыв. И автор подобран грамотно: петербургская тема для Буцко – не пустой звук. «Белые ночи» написаны в 1967 году, спустя три года после монооперы «Записки сумасшедшего» по Гоголю. Что доказывает пристрастие автора к классическим образчикам «петербургского текста».

Труппе театра, равно как и его руководителю Юрию Александрову, не впервой осваивать современные партитуры. В сущности, с этого начиналась история «Санктъ-Петербургъ Оперы» в далеком теперь уже 1987 году. Тогда Александров с минимальными затратами, всего-то накрахмалив и раскрасив пару сотен метров марли, поставил «Белую розу» немца Уве Циммермана. Затем последовали постановка оперы Пигузова «Верую» и «Пегий пес, бегущий краем моря» Смелкова – спектакль, ставший в 90-е годы визитной карточкой театра. За постановку «Песни о любви и смерти корнета Рильке» Маттуса коллектив в свое время получил главную «Золотую маску» – «за лучший спектакль». Так что «Белые ночи» логично продолжили репертуарную линию. А вот форма оупен-эйра для театра внове. Хотя в нашем городе уже есть определенная традиция подобных спектаклей. Один из ярких примеров – «Петербург» Андрея Могучего во дворе Инженерного замка. После экстравагантных эскапад Могучего, поливавшего публику водой из брандспойта, постановка Александрова кажется строгой и академичной.

Спектакль, увы, вовсе не передает ту ирреальность и призрачность белых ночей, которая чувствуется в прозе Достоевского и о которой толкует аннотация в программке. Напротив, здесь разыгрывается бытовая драма с душераздирающим бурлением страстей, осложненная романтическими порывами Мечтателя (Евгений Наговицын, тот самый господин в длинном пальто) и истерическим бредом Настеньки (Екатерина Антипова), перезрелой и сексуально озабоченной девицы. Настенька в трактовке Александрова предстает не субтильной недотрогой строгих правил, но брюнеткой самого уличного вида с ярко накрашенными лилово-багровыми губами, агрессивной женщиной-вамп, чуть ли не нимфоманкой. Без постельной сцены тут уж не обойтись: режиссер Александров продолжает без устали педалировать тему схватки полов. Да и зачем бы иначе посреди двора водружать кровать?

Затяжная истерика – чувства в клочья, плач навзрыд, лихорадочный лепет и беспрестанные объятья – утомили примерно на 25-й минуте часового спектакля. Разрядки, эмоционального спада почти не было предоставлено: лирические тихие эпизоды пролетали незаметно. Зато крупным планом, смачно, со вкусом рисовались горячечные монологи, объяснения и демонстрация ляжек в черных сетчатых чулках. Настенька билась в руках корпулентного Мечтателя, аки птичка в силках, и хлопотала над хлопнувшимся оземь в эпилептическом припадке Незнакомцем-Достоевским (Всеволод Калмыков). Основных положений было зафиксировано три: стоя, на кровати, на полу. Основных жестов тоже немного. Крепкие – не вырвешься! – объятья. Рука, приложенная к щеке партнера, – знак приятия, нежности, прощения. Рука, вытянутая ладонью вперед, – жест отторжения.

В финале заветный чемодан распахнули, открыв взорам алое его нутро. Герои вытащили на свет божий кипы исписанных бумаг (очевидно, рукописей Достоевского) и разбрасывали по двору. Мечтатель умирал на больничной койке. За ним преданно ухаживала Настенька, чудесно преобразившаяся из сексуальной вампирши в сестру милосердия. А сверху манил голубым сиянием кусочек неба, сложно обрезанный карнизами петербургского двора-колодца.

Музыка Буцко оказалась яркой, действенной, довольно взвинченной по тонусу и мастеровито, добротно написанной в стиле, принятом у композиторов-шестидесятников: нечто среднее между Шостаковичем и Прокофьевым, с оглядкой на речитативные оперы Мусоргского и даже Даргомыжского. Протяженных мелодических моментов почти нет: вокальные партии выстроены сплошь на говорке, на речитативах, то и дело срываются на крик и форсаж звука. Однако стоит признать, композитор Буцко ремеслом владеет основательно. Не случайно эту оперу в свое время записал на радио Геннадий Рождественский, а в дрезденской «Земперопер» поставил знаменитый в бывшей ГДР режиссер Гарри Купфер. Но это было давно, а в России опера не ставилась никогда. Теперь лакуну восполнил спектакль Юрия Александрова. На второй показ, 2 июня, обещал приехать автор – 73-летний Юрий Буцко.

Гюляра Садых-Заде,
«Фонтанка.ру»

Фото: Виктор Васильев.

Анонсы концертов, репортажи, рецензии и интервью с музыкантами читайте в рубрике «Музыка»