Идеи добра - ленивые, а идеи зла - жизнерадостные

О чем я печалюсь? Я печалюсь о том, что идеи добра совершенно ничем не владеют.
Ленивые они какие-то, анемичные, тусклые, вялые. А вот идеи зла почему-то такие бодрые, верткие, быстрые и жизнерадостные.
Этот отрывочек может послужить эпиграфом к следующим строкам.

Я никогда не видел целое государство. Я слышал, как вокруг говорят: «Целое государство! Целое государство!» – но сам целиком его никогда не видел.

Я видел только отдельные его части, проще говоря, органы. Они бывают внутренние или же компетентные.

А еще они бывают «вышестоящие».

Есть, конечно, слабая надежда на то, что где есть еще и «нижестоящие» органы, а также органы внешние и некомпетентные, но она ничем не подкреплена.

А еще я хотел бы увидеть ноги и руки государства, или же его попку.

Не знаю, зачем мне хотелось бы увидеть его попку. Просто я часто слышу слово «жопа» или «полная жопа», и я хотел бы удостовериться, что государственной попке эти слова не имеют никакого отношения.

И потом, я никогда не видел голову государства.

Я слышал слово «глава», но врожденное чувство справедливости не позволяет поставить между ними знак равенства.

Зато я знаю, что у государства есть ум, потому что я часто встречался с проявлениями этого ума, а раз есть проявления, значит, ум имеется.

Какие это проявления? Продажа пятен под застройку.

Я считаю, что это проявления.

Вдумайтесь только: продажа не чего-то конкретного, принадлежащего только тебе, а одних только пятен, которые никому вроде бы и не принадлежат, и ничего там нет.

То есть, ничего нет, а продажа уже вовсю идет. Продаются пятна.
Это гениально.

То есть, налицо гениальные проявления государственного ума.
И чем больше пятен будет продано, тем больше в этом деле непростой, не подложной гениальности.

Потому что подложная гениальность – это чья-то гениальность. А зачем нам чья-то гениальность?

У нас и своей навалом.
Правда, в некоторых местах стоят старинные дома, но что мешает превратить эти места в пятна?

Ничего не стоит. Раз – и нет дома.
А вот мне жаль старинные дома. Странно, не правда ли? Мне жаль все старинные дома в этом городе.

Но я же не родился здесь. Я не ленинградец и не петербуржец.
У меня папа из этих мест, но сам я родился далеко на юге, в другой теперь стране, и я приехал в этот город только двадцать лет тому назад, и, казалось бы, ну, чего мне этот город, зачем он мне – а жаль.

Болит. Внутри. Каждый старинный дом. Болит.
И тот, что стоял рядом с площадью Восстания – тоже болит.
Замечательный был дом. Красивый.
Стоял он, стоял, годами, почти без крыши, а потом подошли и хряпнули по нему.
Теперь там пятно. Так что болит.
Это как после ампутации руки у раненого. Руки уже давно нет, а она всё ноет и ноет.
Люблю я старинные дома. Они ведь живые. Они разговаривают. Они говорят: «Как здорово, как замечательно!»
Они жалуются: «Нам бы хорошую крышу и ковры на лестницах – вот было бы прекрасно!».
Им хочется умыться, принарядиться. Они любят все это.

Я был в Мадриде. Там все дома старинные, хоть и бомбили Мадрид, разрушали, а ведь вот какие молодцы мадридцы – всё-всё восстановили, убрали, вымыли, вычистили, вылепили заново. И моют, и моют, и моют, и трут, и трут. С мылом – каждую остановку автобуса, каждую урны и тротуар. Ни пылинки.

И всё-то у них с любовью, всё, как в старину, или тебе только кажется, что такой и должна быть далекая старина.

И ходишь ты среди этой великолепной, ажурной, неземной красоты, задрав голову, с утра и до позднего вечера, и хорошо тебе, душу, будто вымыли.
Мда.

Между прочим, я спрашивал у мадридцев насчет государства.
Они понятия не имеют что это такое.

Александр Покровский,
писатель