ПоделитьсяГвоздем программы XII фестиваля «Мариинский» стали гастроли балета Мориса Бежара, хореографа-харизматика второй половины ХХ века. Когда-то труппа так и называлась: «Балет ХХ века», но потом, когда стало ясно, что век на исходе, превратилась в «Бежар балет Лозанна». Как обычно в таких случаях, в гастрольную программу вошли три мемориальных опуса и один новый – нынешнего худрука.
ХХ век истек; уже ушли из жизни едва ли не все балетмейстеры, составлявшие его славу. Но труппы остались: «Нью-Йорк сити балле» без Баланчина, «Бежар балле» без Бежара, «Гадес» без Гадеса, «Хореографические миниатюры» без Якобсона. Это и проблема, и тенденция нашего балетного времени.
Балет «Что рассказала мне любовь» на музыку из 3-ей симфонии Малера, связанной с именем Ницше (композитор использовал его текст), был поставлен Бежаром в 1974 году для великого танцовщика Хорхе Донна. Донн тоже умер; смог ли кто-то его заменить? Нет. Центр здесь сейчас балерина, Элизабет Рос, точная и точеная, с чистыми линиями и ясной нюансировкой пластики: поднятие плеч, медленное раскрытие рук или волна, проходящая по телу, у нее уравнены в правах с аттитюдом и арабеском. Как и хотел Бежар. Сам он здесь виден – но уже и не виден. То же сплетение тел, та же божественная акробатика дуэтов, экспрессивный кордебалет, сочетание простых трико и роскошных костюмов (модельер Юдит Гомбар создала причудливый синтез Средневековья и Востока – так в Европе изображали волхвов), и все же – это лишь слепок с того, что было Бежаром, потому что той ослепительной, оглушительной витальной силы, которая прежде всего и потрясала, здесь теперь нет.
Второй балет - камерный, и выглядит лучше. Это «Кантата 51» (1966) на музыку Баха; имелся в виду сюжет Благовещения, явления Ангела Деве (в программке почему-то названа Девственницей). Но если не заглядывать в программку, сюжет вырисовывается совсем иной. Коллизии (и конфликт) в «Кантате 51» чисто хореографические.
Это столкновение двух эстетик и двух типов хореографического мышления: неоклассического баланчинского и нового, бежаровского. Первую воплощают две девушки в белых репетиционных юбочках, вторую – юноша и девушка в белом трико. Две девушки – явная цитата из «Кончерто-барокко» Баланчина на музыку того же Баха: те же темпы, полифония, симметрия, прочная связь с музыкой, костюм, наконец. Только это уже не модернистский взгляд на классику, а взгляд нового хореографа на балет, царивший на сцене до его прихода. А пара в трико – собственно бежаровский танец; он не так скор, не так жестко структурирован, и с музыкой связан иначе: не отражает ее структуру, но словно скользит по ее поверхности. В первой части девушка просто лежит, танцует лишь юноша, включаясь третьим голосом в полифонию двух танцовщиц. Когда же те уплывают за кулисы, наступает время дуэта: бежаровские поддержки с иными, не классическими возможностями тел и пластической геометрии, с немыслимыми прежде фигурами, которые можно сделать из двух человек. Танец лежа, танец сидя, танец в иных плоскостях, тело в иных разворотах – классическая школа (а это все равно она) обнаруживает иные возможности, чем в прежнем балете. В третьей же части две хореографические системы открыто вступают в художественные отношения. Бежар сталкивает их, но и разделяет: бежаровская пара танцует тогда, когда вступает вокал – человеческий голос, – в другое время останавливаясь; «Баланчиным» движет инструментальная часть музыки. И есть кода, когда «бежаровские» со своими гнутыми силуэтами бросаются в те же ритмы, что и «баланчинские», а последние получают неклассический рисунок. И еще на сцену выскакивают четверо новых танцовщиков, - так что возникает классическая балетная иерархия: дуэт, две солистки, четверка. Такой вот апофеоз старого и нового балета.
Затем шел опус нынешнего руководителя труппы Жиля Романа («Там, где птицы»), Главное в нем – гротескный эксцентризм, лабильная зависимость движения от музыки, изобретательное освещение (Доминик Роман) с разнообразным использованием теней и таинственная вращающаяся скульптура Марты Пан, агрессивно женская. Эта скульптура, в углубления которой вкладывают героя, не такая абстрактная, как кажется: в профиль она похожа на алую печень, но вращение обнаруживает другую, эротическую подоплеку. Этот балет артисты наполнили жизнью гораздо больше, чем два первых. И лишь «Болеро», самый знаменитый балет Бежара, мемориально-музейным не стал. Он потрясает, как раньше.
Солист на столе – и люди, неподвижно сидящие вокруг на высоких стульях, до тех пор, пока ритм не накалится так, что сорвет их с места и бросит в общий танец. Испанская тема - но с нее здесь сдернуты все культурные покровы, она обнажена до самой своей сердцевины, утробной, пульсирующей, кровоточащей – и грозной. Это почти сакральный и почти оккультный балет. Это танец транса и мистика тела. Это операция на открытом сердце. И это маниакальная идея крещендо.
Поставленное в 1960 году для исполнения женщиной, «Болеро» было отдано потом Хорхе Донну, и с тех не имеет гендерной закрепленности, что тоже вполне бежаровский жест. На двух гастрольных спектаклях один был мужским, другой женским. Я видела женский – с Элизабет Рос. Она, конечно же, мастер.
Поначалу пульсации ритма легки, настороженное тело колеблется, как от дыхания, руки расслаблены, но точные акценты: всплески кистей – как беззвучные выстрелы. Ее танец прозрачен и физиологичен, а крещендо – как набирающий обороты механизм. Бежаровка ХХI века экстатична, но холодна.
А для тех, кто помнит, на галерке устроена выставка театрального фотографа Валентина Барановского, посвященная оглушительным гастролям 1987 года, когда бежаровцы ворвались в послезастойный театр и послезастойный город, как торнадо. Спектакль «Мальро» был стихией: с его интеллектуальной игрой, и виражами истории, и инфернальным шиком костюмов Версаче, и огромным пропеллером в руках у героя, и пламенной речью Мальро, включенной в звуковую партитуру – он был стихией, и мощью, и свободой, которую они принесли к нам и до которой мы тогда дорвались, и артисты, и зрители? Помните, как прямо в городе были выстроены помосты, и на них бушевала «Греческая сюита»? Что ж, кончилась эпоха? Кончилась.
В целом же фестивалю «Мариинский» на этот раз крупно не повезло. В последний момент посыпалась вся программа: премьера «Сна в летнюю ночь» была отложена из-за проблем с авторскими правами, Алина Кожокару (а с ней и Йохан Кобборг) не приехала из-за травмы. В результате в программе вокруг Бежара – премьеры прошлых фестивалей, спектакли текущего репертуара плюс три гала-концерта с участием нескольких гастролеров. Причины, конечно, уважительные. Но есть в этих случайностях и закономерность. Блистательный фестиваль тоже выдохся, утратил свою энергию. И свою харизму. Время его расцвета – еще одна эпоха, которая кончилась.
Инна Скляревская, «Фонтанка.ру»
Фото: Пресс-служба Мариинского театра/Наташа Разина
Поделиться