Почему похорон Пригожина и погибших в его самолете нужно подождать. Объясняет эксперт

Разрешат ли провести прощание с Евгением Пригожиным в Колонном зале Доме Союзов? Будут ли оказаны Герою России воинские почести? А где будут хоронить — в Москве или Петербурге? И главное — когда? Отвечаем: рано задавать эти вопросы. После таких катастроф процедура идентификации может длиться недели, а может, и месяцы. Почему так долго, объяснил Владимир Скакун, к.б.н., врач-биохимик, генетик, судебно-медицинский эксперт высшей категории, генеральный директор Медико-биологического центра.

В авиакатастрофе под Тверью 23 августа погибли 10 человек: три члена экипажа и семь пассажиров. В опубликованном Росавиацией списке пассажиров значатся основатель и создатель «ЧВК Вагнер» — Евгений Пригожин и Дмитрий Уткин. В результате катастрофы тела сильно пострадали и обгорели, опознать их по внешнему виду невозможно, сообщал источник «Фонтанки».

Фрагменты, найденные на месте, хоть и служат [узнаваемыми татуировками и отсутствием пальца] косвенным признаком, но не могут быть юридически значимым подтверждением факта смерти. Именно отсутствие цельных тел мешает похоронить погибших до результатов экспертизы — просто потому, что сначала нужно понять, кому какой фрагмент принадлежит.

Проще всего экспертам работать в ситуации, когда погибшие — один или несколько человек — находятся в закрытом пространстве. Еще легче, когда сохранена целостность тел, их можно на месте собрать и посчитать. Исследователи берут срез ногтевой пластины — неважно, с руки или ноги, или другой фрагмент тканей, самый доступный. Получают ДНК-профиль в течение одного рабочего дня. Генетикам не требуется вскрывать тела — это делают патологоанатомы для определения физико-технических причин повреждений, например какой удар был и с какой стороны. Это важно для понимания того, как совершена диверсия, произошло ЧП или ДТП.

Полученный ДНК-профиль «сличают» с ДНК-профилем родственников. Эффективнее всего для идентификации погибшего использовать «треугольник» «мама — папа — ребенок». Если это невозможно, выбирается другой вариант родства: «отец — ребенок», «мать — ребенок», «бабушка — дедушка — ребенок». Вариант «сестра — брат» будет расцениваться как непрямое родство, а значит, и не полная уверенность в результате. Когда приходится сравнивать ДНК погибшего с непрямыми родственниками, тестирование проводится по большему числу параметров (генов-локусов), это затрудняет опознание и увеличивает время на него.

Что касается авиакатастрофы под Тверью, то из 10 погибших наверняка у нескольких найдутся родственники для прямой идентификации. А для опознания оставшихся будут искать любых — вероятность правильного результата при таком раскладе высока. Если погибший сирота, то правоохранительные органы могут получить разрешение на вскрытие его квартиры, чтобы получить доступ к личным вещам, например к зубной щетке, расческе или несвежему белью. Тогда можно напрямую сравнить два профиля — полученного из тканей пассажира самолета и обнаруженного биологического материала, например волос на шапке.

В таких ситуациях скорость окончательного опознания зависит в основном от родственников — чем быстрее они прибудут в лабораторию, чтобы сдать слюну на тестирование, тем быстрее будет получен ответ.

Если тела погибших, а еще хуже — части тел разлетелись на большое расстояние (например, в катастрофе над Синаем 31 октября 2017 года они разлетелись на 17 квадратных километров), то большая часть времени будет израсходована на их поиск и сбор. В этой ситуации каждый найденный фрагмент, даже если он размером в 5 см и лежит рядом с мертвым человеком, надо в любом случае запаковать в специальный бумажный пакет и присвоить ему номер. Такой труд может длиться несколько дней, а может, и недель, всё зависит от ситуации на местности, от числа фрагментов — каждый из них имеет статус отдельного тела до тех пор, пока не будет определен его ДНК-профиль.

Для экспертизы берется очень маленькая часть, размером 1х1 см или даже меньше — от фрагмента из пакета. Это может быть кожный лоскут, кусочек кости, зуб, ему присваивается номер, аналогичный номеру пакета, из которого его взяли.

Исследования каждого фрагмента под своим номером проводятся в лаборатории, по их результатам она сообщает: материалы № 10 и, допустим, № 51 и 551 принадлежат одному и тому же человеку, их следует объединить. Материалы в пакетах с другими номерами принадлежат другому погибшему. Фрагменты, имеющие одинаковый ДНК-профиль, складываются в один пластиковый пакет и отдаются родственникам для захоронения. Но этого не может произойти до тех пор, пока каждый найденный фрагмент не идентифицирован.

Скорость исследования зависит от лаборатории и количества найденных фрагментов. Если даже их много, но хватает мощности приборов и сотрудников, то с исследованиями для 10 погибших можно уложиться за неделю. В противном случае Следственный комитет, кроме своих лабораторий, может задействовать лаборатории МВД. Помните, в крушении самолета А321 над Синаем было 224 погибших, петербургских мощностей не хватало, тогда образцы отправлялись в Москву, исследования длились месяц.

Собственно генетическое исследование — не сложная часть работы по опознаванию, несмотря на то, что тела обгорели, современные технологии позволяют определять по ним ДНК-профиль с максимальной точностью, и чем раньше после гибели человека проводится это тестирование, тем легче выделить ДНК.

Сложно прогнозировать, не зная ни обстоятельств взрыва и падения, ни местности, ни характер повреждений пассажиров и экипажа.

Напомню, мы не знаем, в каком состоянии тела погибших в самолете Евгения Пригожина. Судя по сообщениям в прессе, целы как минимум не все.

Не знаем, как выглядит место происшествия, известно только, что крыло от самолета обнаружено на расстоянии 3,5 километра от места падения — этот путь надо пройти ножками и собрать всё, что там есть. Эта информация важна для понимания, какую территорию придется обследовать, чтобы найти все останки людей. Обычно криминалисты работают с волонтерами для ускорения процесса.

И еще мы не знаем, сколько доставлено фрагментов в лабораторию. Чем их больше, тем дольше длится тестирование.

Техническая, физическая и организационная работа занимает основную часть времени при таких катастрофах. Собственно тестирование — процесс недолгий. Когда всё собрано и лежит на столе у исследователя, никаких промедлений нет: на загрузочной плашке в аппарате около 90 ячеек, на одном приборе можно прогнать по 90 образцов три раза за сутки — это 270 объектов в день на одном аппарате.

Кроме того, среди погибших наверняка есть те, кого можно идентифицировать быстро, по сохранившимся фрагментам, например, формы летчика. Не случайно следователи ищут свидетелей, у которых спрашивают, в чем были одеты пострадавшие. Помогает опознаванию обнаружение фрагментов с узнаваемыми частями: рука с тату, например, или без пальца на кисти. Но пока все материалы, что найдены криминалистами, не идентифицируют, тела родственникам не отдадут. Думаю, что в случае с катастрофой под Тверью потребуется не меньше 2–3 недель. При плохом стечении обстоятельств — больше месяца.

Идентификация человека, имеющего профессию, связанную с риском для жизни, облегчается, когда у него есть генетический паспорт. Это значит, что он прошел генетическое тестирование, его ДНК-профиль хранится в определенной базе данных или выгравирован на железном жетоне участника боевых действий. Тогда в случае гибели не требуется тестирование родственников, опознание происходит гораздо быстрее: по номеру на жетоне в базе находится его обладатель.

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»