Номинант на «Оскар» Антон Дьяков: «У анимации есть секретное оружие — гротеск»

Российская анимация снова бьётся за главную кинопремию мира — «Оскар». Автор мультфильма «Боксбалет» рассказал «Фонтанке», как в Петербурге рождалась лента про любовь боксёра и балерины и в чем она — зеркало для каждого, кто помнит 1991 год.

Американская киноакадемия включила в номинанты на премию «Оскар» в 2022 году фильм «Боксбалет». Автор ленты, мультипликатор Антон Дьяков в интервью «Фонтанке» открыл секреты создания известных на весь мир мультфильмов, рассказал про «Netflix головного мозга» и предположил, почему родной ему Казахстан вернулся в 1986 год.

— Антон, позвольте вас поздравить! Для вас это неожиданность?

— Ну, до сих пор уже были, конечно, разные призы и шорт-листы… И я не был в режиме ожидания чего-либо, не ставил себе такой пунктик. Но телефон во вторник оказался на грани выживания. Я стал вдруг всем нужен.

— Как рождался фильм «Боксбалет»?

— У меня был сценарий, которому не везло. Я его подавал от разных студий в виде заявки на финансирование, но его не брали… Что-то всё время срывалось. И вдруг в 2018 году неожиданно студия «Мельница» и СТВ Сергея Сельянова организовали конкурс сценариев, победитель которого по условиям конкурса получает постановку и финансирование сценария в рамках «Мельницы». И я подал этот сценарий. Верите, нет — вот я его подал (а там было больше ста сценариев со всей России), и появилась сразу уверенность, что у меня будет чем заняться в будущем году. Такое «оборзевшее» чувство победы было, что взяли. Был доволен собой, хотя до победы было далеко, конечно.

— Пока я не увидел фильм, но знал, что он про боксёра и балерину, возник такой вопрос. Если куда-то Россия и прорывается, то только с балетом или с танцами на льду. Как думаете, успех у американских киноакадемиков можно этим объяснить?

— Как ответить? Серьёзно не получится. Если это рецепт наших прорывов, то мы бы хреначили балетом направо и налево. Но это же не рецепт, естественно. Но действительно, балет — это один из логотипов наших прорывов…

— Или провалов. В августе 1991 года у «Лебединого озера», которое фигурирует и в вашем произведении, точно был больше чем один смысл. Это такой символ, что перемены неизбежны?

— Да, балет тогда стал знаком перелома. Контраст. Можно сказать, что новые смыслы балету дарила сама жизнь. Даже воспалённый ум изощрённого сценариста не придумает того, что подкидывает жизнь. На самом деле этим финалом я больше хотел подвесить этот вопрос. Потому что тот моральный выбор, который герой и героиня делают в течение фильма, на самом деле довольно сложный, хотя может показаться простым. Это тяжёлый и болезненный выбор. Многим пришлось поступиться. И ему, и ей.

— В вашем фильме показано единство противоположностей, которые не могут друг без друга, — брутальная сила боксёра и нежность хрупкой балерины. Как на ваш взгляд, сейчас в мире эти составляющие — в равновесии?

— На самом деле, в рамках этой истории меня занимал видимый контраст, несовместимость брутальной тяжести и невесомой тростиночки. Это полное различие миров. Но, когда мы доживаем до предлагаемого мной финала, мне кажется, что у самого любопытного зрителя всё равно возникнет чувство, что в своей сути герои одинаковые. Тяжесть их проблем, наверное, равнозначная.

— Поймал себя на мысли, что от героев мультфильма я услышал всего два слова. Первое — [блин]. Второе — [чудак]. Этого достаточно, чтобы описать нашу реальность?

— Для меня это был спортивный интерес. Я люблю бездиалоговые вещи. Я считаю, что это высший чаплиновский пилотаж, когда ты можешь без слов рассказать историю, обходясь при этом минимумом. Про первое слово всё понятно…

— Это даже балерины говорят.

— Любой, кто уронит гирю на ногу (улыбается). А вот про [чудака] — это уже был такой изыск. И сейчас я думаю, что для чистоты эксперимента вообще надо было только одно слово оставить. Тогда я был бы счастлив. Но без [чудака] не обошлось… И когда мы фильм показывали на фестивалях, залы ликовали в этом месте, и это было очень здорово.

— В этом смысле вы с Константином Бронзитом единомышленники. В его «оскаровских» лентах ведь тоже слов нет.

— Традиция такая. Чаплиновского, бастеркитоновского кино. Где есть действие, которое само по себе — выразительное средство.

— Вы пересекались с Бронзитом в работе над своим фильмом?

— Ну, конечно. У нас на студии кабинеты были по соседству. Всё время ходил к нему. Кофе и чаи гоняли, расспрашивал его всё время. Интересно же. У него же колоссальный опыт фестивальный. Общались очень тепло. Хороший он.

— Он ранее сказал, что ваш фильм очень попадает в «оскаровский» формат. Понимаете, о чём он?

— Не знаю. Ему виднее. Я-то, честно говоря, не знаю, кто рядом со мной в номинации. Не видел работ коллег. Пропустил прошлый год фестивальные фильмы. Только фамилию Джоанны Куинн знаю, потому что она мне сама написала месяц назад. Признавалась в любви к моему фильму. Где-то на фестивале увидела. Классик британской анимации!

— Вам не кажется, что американцев в вашем сюжете могла зацепить тема харассмента, которая присутствует в ленте?

— Ну, насколько я помню, когда сценарий был готов, говорили о харассменте там ещё робко. Словить хайп на этом не было моим умыслом. И вообще, это не главная вещь в фильме. Видимо, так совпало. Это же никогда не рассчитаешь. Всё меняется. Сегодня так, завтра по-другому. Мир же сошёл с ума. Причём с бешеной скоростью. Спишем это на элемент фарта (улыбается). Шучу.

— Ваши работы с произведениями Константина роднит лиризм, история, когда героям сочувствуешь. С чего, например, начиналась история с «Костей», вашего первого мультфильма?

— Это дипломная работа как раз в «ШАРе». Рисовал в тетрадочку. Делал простую раскадровочку. Я тогда хотел сделать что-то такое сложное, умное, заумное… Комплекс всех студентов, когда хочется объять необъятное (улыбается). А наш тогдашний мастер, известный режиссёр Миша Алдашин, мне тогда сказал: не заморачивайся, справься пока с этой простой историей, сделай её хорошо. А там был ряд важных ограничений. Не больше пяти минут. Всё своими руками, вплоть до музыки. Это был классный совет. Я сделал. Не сломался. Уверяю вас, что многие ломаются. Всё-таки это и время, и терпение, не все переплывают. Я не надорвался. Сделал фильмик. Он неожиданно собрал кучу призов. Для меня, студента, это был просто космос! Я поехал на все крупные иностранные фестивали. Его везде взяли. И я понял потом, что это был важный этап — понять, что простые истории на самом деле непростые. Рассказать простую историю внятно — это задача. Это не так просто, как кажется. А развести многозначительность гораздо проще, чем кажется. Это не потому, что я сноб или не люблю кого-то. Нет. Просто для меня это направление ближе. Но я потом менялся.

— Ваши мультфильмы — на любой возраст? Обо всем ли можно языком мультфильма рассказать детям?

— Я не имею этой внутренней дифференциации. Не делю на детское и недетское. Знаю, что все сошли с ума и делают «детское». Сериалы детские, детский контент везде. Netflix головного мозга. Считается почему-то, что детский контент завлекательный. Но я никогда не мог внутренне сказать себе: сейчас я делаю детское. Тумблер выключать. Точно, не эксперт я тут… Я считаю, что если мне нравится, то и детям может зайти (улыбается). У меня единственный критерий — это я сам.

— Как вам в работе помогает тот факт, что вы раньше занимались рекламой? Это учит психологии, или яркости подачи, или чёткости донесения мысли?

— Не знаю. Я из рекламы удрал просто со свистом, когда возраст подошел к 30. Перестал ловить интерес. И поступил в «ШАР» (школа-студия анимационного кино «ШАР» основана в 1993 году ведущими режиссёрами-аниматорами Фёдором Хитруком, Эдуардом Назаровым, Юрием Норштейном, Андреем Хржановским при поддержке Госкино России. — Прим. ред.), аккурат 11 лет назад. И это было спасением. Рекламный мир, маркетинги, бесконечные адаптации, «не надо вашего хорошего, сделайте как у них, проверено, работает» — вот этот маркетологический подход тогда только начинался. Сейчас это всё укоренилось, подозреваю. А здесь весь мой бред, все мои сценарии вдруг нашли отклик в глазах людей. Наверняка реклама мне что-то дала, ведь ничего не пропадает даром, всё в копилочку. Но с ней у меня вот такие отношения.

— Считаете ли вы, что язык мультфильма более универсален, чем язык художественного кино? Средства анимации способны передать больше всего сразу, в то время как в кинокадре все приходится изображать актерам?

— Кому как. У кого-то есть восприятие в таком ключе, у кого-то — в ином. Но я знаю одно: у анимации есть секретное супероружие, которое недоступно другим областям: гротеск. Анимация в лучших своих образцах и в хороших руках — это оружие хлёсткого гротеска. В игровом кино квантовый скачок к этому совершить порой очень тяжело. В анимации это делается на щелчок. То, что позволено анимационному персонажу, не позволено даже близко в игровом кино. Мощная штуковина. Но опять же, повторюсь, в правильных руках.

— Если наши мультфильмы понимают и принимают за границей, то наше кино — не совсем. Говорит ли это о том, что мысли, наблюдения, ощущения людей от времени универсальны по всему миру? А различия вносят только внешние факторы, оболочка, которая в случае с кино — заметнее…

— Соглашусь, что у анимации есть такое преимущество. Нарисованный, вылепленный 3D-персонаж, он как бы общий, а не конкретный, у которого есть паспортные данные, национальные и этнические принадлежности, культурный бэкграунд и прочие аберрации сознания. Анимация преодолевает эти преграды. Но это только обязывает нас, аниматоров, к тому, что, имея такой мощный козырь в запасе, мы должны проникать туда, «за бугор», со своими идеями и мыслями… Вот я это сказал — и сам себе не верю: художественное не может иметь умысла. Неправильно думать, что благодаря вот этому нас там поймут и мы захватим там всё. Начинаешь конструировать эти рецепты, и все рушится. Это антихудожественное. Нельзя художнику искать рецепты завоевания мира.

— Вы родом из Казахстана. У вас контакты остались там? Следите за происходящим?

— Конечно. У меня мама, бабушка там. Я в эти страшные дни января был в кошмаре… Вырубили интернет, телефоны. Звонил матери, а звонок почему-то отстреливал в какие-то другие часовые пояса, какие-то мужики брали трубку — подумаешь всё, что угодно! Мать моя непоседа тоже: бегала по городу. Транспорт не ходит. Буквально свистели пули… Магазины грабили. Кошмар! Я 1980 года рождения. Я помню 1986 год. Как мы шли по городу, когда не ходили троллейбусы. Первый национальный бунт был такой в СССР в 80-е, в Алма-Ате было дело. Помню тот страх, чёрные толпы людей… И сейчас вот, 35 лет прошло, — как будто бы круг замкнулся, цикл какой-то. И завершился он страшно, конечно. Ужасно… Я всем сердцем болею за Казахстан, за казахов, за наших людей. Казахи вообще прекрасный народ. Наверное, самый добрый в среднеазиатском регионе. И то, что происходит, вызывает сердечную боль. Это всё родное моё.

— Ваш фильм там увидят?

— Да я бы с удовольствием его показал. Слежу за казахскими режиссёрами. Вот осенью была премьера Адильхана Ержанова. Культовый игровик казахский. Конечно, мне это пространство не чужое. Может, и случатся какие-то показы моих работ там. Не самое невозможное дело ведь.

— Возвращаясь к «Оскару». Уже знаете, где возьмёте смокинг? И как быть с прививками, чтобы попасть на церемонию?

— Бронзит только что писал, что виза у меня есть. Но пока неясно, как будет проводиться церемония. Если будет живой вариант, я попробую съездить. Никогда не был в Америке. И даже не ради этих понтов. Мне просто опять написал Джон Маскер — легендарный такой дед, режиссёр — скажу всего два названия: «Аладдин» и «Русалочка», диснеевские фильмы (но у него ещё с десяток знаменитейших фильмов). Он их режиссировал, был соавтором сценариев. Пенсионер сейчас, преподаёт. Видимо, входит в оскаровский комитет, видел мои работы. Ещё месяц назад писал, когда попал я в шорт-лист. Он очень счастлив, что фильм мой попал туда. Ему он очень нравится. Он просил меня показать «Боксбалет» его студентам. И написал, что, если я буду в США, чтобы заодно заходил попить чайку. Офигеть же можно! Он — живая легенда. Вот ради этого туда бы смотаться…

— Чего авторской анимации не хватает в России?

— Не хочу вписываться в стандартный вой про «мало денег». Но я вижу, что бюджеты, которые есть, на самом деле не бог весть что… Художники достойны гораздо большего. Не всем удаётся запускаться. Существует сложная система заявок. Но хорошо, что это есть вообще, господдержка и прочее. Хотя этого недостаточно. У нас мощный нереализованный потенциал.

— Нужно ли государство вам в качестве помощника?

— Конечно, нужно. Помощь необходима. Авторская анимация — самая уязвимая, сама хрупкая. Заработать тут сложно. Это порой больше имиджевые вещи. Как мой фильм для «Мельницы». Зачем им было тратить на это деньги? Спрашивал их неоднократно (улыбается). Но им важно, что студия может произвести и такой фильм. Что их база и их аниматоры попробуют другую эстетику. Что это будет подстёгивать развитие внутри студии.

Леонид Лобанов, специально для «Фонтанки.ру».

94-я церемония вручения наград премии «Оскар» за 2021 год пройдёт 27 марта 2022 года. В США кинопремию будет транслировать ABC. В РФ — онлайн-кинотеатр Okko.