«Нас все-таки было несколько…»

Ушел Самуил Аронович Лурье – человек с абсолютным «общественным слухом».

Безошибочно отличавший добро от зла.

Добро – неизменно поддерживавший, а со злом – неизменно не примирявшийся. И боровшийся с ним в меру всех имевшихся сил.

Сила его была – в Слове.

Хорошо писать умели многие.

Писать так, как Самуил Лурье, не умел никто.

У него был изумительный русский язык (как стилист, он просто не имел себе равных) – и убийственная ирония.

Облеченная в неизменно корректную форму – но это вряд ли утешало тех, кто попадался ему на перо.

«Вся наша жизнь состоит в том, чтобы преодолевать глупости начальства», – скажет он однажды. И будет преодолевать эти глупости, беспощадно их высмеивая.

Недаром сам он считал то, что писал, фельетонами. А себя всегда называл «литератором» – практически исчезнувшее нынче слово.

Ненавидел цензуру и госбезопасность – с которыми столкнулся еще в советские времена. Говорил, что «литература — это человечность, а цензура и госбезопасность — это бесчеловечность». И с грустью отмечал, что вновь встретился и с тем, и с другим в конце жизни.

Никаких иллюзий по поводу Владимира Путина не питал с самого начала – в отличие от многих.

Категорически не принял ни первую, ни вторую чеченские войны – за что был обвинен в «недостатке патриотических чувств».

Точно так же не принял войну с Грузией – направил вместе с Борисом Стругацким, Константином Азадовским и другими письмо к грузинским писателям, заявив, что «мы не захвачены всем этим победным угаром и военной истерией, всеми этими бессмысленными безумными речами».

С горечью говорил тогда о «разлитом в обществе страхе». И о том, что «в тоталитарном режиме это чувствуется как погода или как запах – он усиливается, и сегодня уже нельзя сказать то, что можно было сказать вчера»…

Он почти всегда был грустен – и грустными были его тексты. Но их ждали, читали и перечитывали.

Два года назад в рецензии на мою книгу о братьях Стругацких он написал о Борисе Натановиче:

«Человечество повзрослеет еще не скоро, — а значит, долго еще будет несчастливо. Но это не причина поступать неправильно и говорить неправду. Кивать и поддакивать невежеству и злобе.

Своим обликом и поведением он воплощал идеалы, которые он отстаивал в своей литературе: ироническую свободу ума и неутомимую добрую волю. Здравый смысл и гуманность. Презрение к догмам и предрассудкам.

Этот голос очень много значил в нашей жизни. И то, что он замолчал навеки, — большая беда».

Уверен: эти слова в такой же мере применимы и к Самуилу Лурье.

И навсегда запомнится строчка из его последнего ко мне письма.

Борис Вишневский