А где же гауптвахта? (фото)

Несколько дней назад в организацию «Солдатские матери» обратилась мать рядового А., служившего по контракту в одной из частей. От нее правозащитники узнали вот что. Молодой человек в свой срок пошел служить рядовым срочной службы, но, по словам матери, продолжать службу по контракту не рвался, хотя его пытались уговорить. Ближе к дембелю он неожиданно сообщил, что подписал контракт еще на 2 года…

«Завтра едем на гауптвахту», — сообщила мне накануне по телефону Элла Михайловна Полякова, председатель общественной организации «Солдатские матери». Ну, на гауптвахту так на гауптвахту…

Прерванный контракт

Зачем ехать на гауптвахту одной из военных частей Ленинградского военного округа, я знала заранее. Несколько дней назад в организацию обратилась мать рядового А., служившего по контракту в этой самой части. От матери мы узнали вот что. Молодой человек в свой срок пошел служить рядовым срочной службы, но, по словам матери, продолжать службу по контракту не рвался, хотя его пытались уговорить. Ближе к концу срока службы он вдруг перестал писать. Затем неожиданно сообщил матери, что подписал контракт еще на два года. Но матери, пенсионерке, у которой есть еще двое детей, младшие брат и сестра А., денег, положенных ему по контракту, почему-то высылать не мог, наоборот, все время просил денег и продуктов у нее же.

Все эти странности нас, сотрудников общественной организации «Солдатские матери», не удивили: нам уже были известны факты, когда военнослужащих-срочников неделями держали зимой в холодных палатках без пищи и воды, вымогая из них подпись под заранее составленным контрактом. А денег по этому «добровольно-принудительному» контракту ни молодые люди, ни их родители так и не видели, и в чей карман они поступали, неизвестно. Более того, были случаи, когда контрактники в первые же месяцы исчезали неизвестно куда, и их никто не искал, а деньги продолжали капать в чей-то карман…

С рядовым А. вышло иначе: с «добровольной» службы ему удалось бежать. Когда он оказался дома, у него была сломана челюсть и он почти не мог говорить. На обеих руках сына мать увидела множественные ожоги – следы прижиганий сигаретами. О том, что заставило его покинуть часть, молодой человек предпочитал не говорить, и мать сочла за лучшее не расспрашивать его. Несколько месяцев прятала она сына, который теперь из контрактников был «переквалифицирован» в дезертиры. Затем его задержали на улице и отправили в ту же часть для проведения следственных мероприятий: всем было ясно, что обвиняемым будет он, а не его истязатели.

Мать добилась свидания с сыном. По ее словам, он содержался на гауптвахте. Когда она в последний раз была в части, ее сын и еще один молодой человек находились в маленьком помещении с зарешеченным окошком. Даже в столовую и туалет их водили под конвоем. Иногда дверь помещения не открывалась по нескольку суток, и арестованные не получали даже воды; потом говорили, что был потерян или сломан ключ. Все эти вопиющие факты и заставили делегацию общественной организации «Солдатские матери» отправиться вместе с матерью рядового А. в расположение военной части – на гауптвахту, где, по ее словам, находился ее сын.

И вот тут-то и началось самое интересное. «Куда она нас ведет? Гауптвахта же не там…» – недоумевала Элла Михайловна, далеко не в первый раз посещавшая печально известную гауптвахту в поселке Каменка. Но мать пострадавшего контрактника уверенно шла в направлении КПП, за которым находилось главное расположение части, туда, где она в последний раз видела своего сына.

Закон суров, но…

В расположение части нас не пустили: документов о том, что мы являемся представителями общественной организации, оказалось, разумеется, недостаточно. Зато на КПП очень скоро появился замполит части – человек, сразу давший нам понять, что полной информацией о ситуации владеет именно он. Более того, он всячески стремился уберечь общество от очередной волны дезинформации: с искренней обидой и негодованием он пожаловался, что при посредстве нашей организации он уже не раз был оклеветан дезертирами, которые бежали из этой части, а потом все, как один, утверждали, что избивал их и издевался над ними именно он… Так и не дав товарищу замполиту обелить честное имя российского офицера, мать прямо спросила, где ее сын. «А с вами я вообще говорить не буду – вы сначала объясните моей жене, куда у меня зарплата девается!..» Оказывается, бедный замполит всю зарплату по мобильнику проговорил, пока объяснял матери, что ее сын находится на территории части «под особым наблюдением командования».

Столь туманное определение юридического статуса рядового А. вызвало у нас недоумение: вообще-то меру пресечения назначает обычно прокурор, а юридический статус комнатушки с решеткой на окне, где мать в последний раз видела своего сына, нам так и не определили. Впрочем, все сомнения юридического свойства взялся развеять лейтенант С., оказавшийся на КПП вслед за бравым замполитом. Этот человек был с нами подчеркнуто вежлив, даже велел одному из случившихся поблизости рядовых вытереть пыль со стола («Родное сердце, не видишь, матери, мать твою, пришли – не мог пыль протереть, да?»). После того как мы отказались от горячего чая и домашних трюфелей офицера С., он стал объяснять нам юридическую базу действий командования части. «Мы ведь с вами живем в правовом пространстве», – несколько раз повторил он. За КПП нас так и не пустили, но со слов офицеров мы прекрасно поняли, какого рода «правовое пространство» начинается сразу за этим КПП.

Первое правило этого пространства – презумпция виновности. «Вы защищаете только преступников!» – сетовали на нас «беззащитные» офицеры части. Рядовой А., в отношении которого еще не было проведено следствие, уже был для них преступником, и это при том что никто не удосужился предпринять никаких следственных действий по поводу нанесенных ему телесных повреждений. А между тем, согласно ст. 337 УК РФ, военнослужащий, покинувший часть вследствие «стечения тяжелых обстоятельств», в том числе и неуставных отношений, не может быть признан преступником. Но все это невдомек офицерам – в их «правовом пространстве» права есть лишь у одной стороны, а у другой – только обязанности и ответственность…

И если уж человек попал в это пространство в качестве обвиняемого, с ним можно делать все, что угодно. Тем более что правозащитников в «правовое пространство» за КПП на всякий случай не допускают. «Где содержался подследственный?» – «В специальном помещении под особым наблюдением». – «Где это помещение?» – «А зачем я буду вам его показывать?» – «Кто принимал решение относительно меры пресечения?» – «Прокурор». – «А нельзя ли посмотреть решение прокурора?» – «А кто вы такие, чтобы его требовать?»

В условиях столь полной правовой информации нам ничего не оставалось, как связаться со следователем, ведшим дело рядового А. Для него, кажется, факт содержания подследственного в течение почти месяца в зарешеченной каморке на территории части оказался неприятным сюрпризом. Он обещал «разобраться» и привезти А. для свидания с матерью из Выборгской прокуратуры, где он сейчас находился.

Встреча

Молодой человек приехал к четырем часам вместе со следователем. На вопросы он отвечал неохотно. Про помещение, где он содержался в части, пояснил только, что «его вообще всегда использовали для особо отличившихся солдат». В это все мы поверили: при нас со стороны той самой комнатки повели рядового в наручниках. Следователь обещал «во всем разобраться», но нам было непросто убедить его не возвращать А. в ту же часть.

Теперь молодой человек прикомандирован к другой военной части. В отношении его ведется следствие. По-прежнему он обвиняемый, а не потерпевший.

А нам всем пришлось сделать такой вот невеселый вывод: гауптвахта, которую мы искали, может оказаться где угодно. В любом уголке «правового пространства» за КПП может оказаться комнатка с зарешеченным окошком, где люди ждут суда за то, что в отношении их было совершено преступление. А может, не только там? Ведь закон, как известно, остается законом лишь до тех пор, пока он универсален, и если есть в России территории, где действует некий особый закон, то есть опасность, что «правовое пространство» господ офицеров, как раковая опухоль, захватит всю страну, превратив ее в сплошную гауптвахту.

Зоя Барзах,
пресс-секретарь правозащитной организации «Солдатские матери»,
фото "Интерпресс".

Полностью статью читайте в газете «Ваш Тайный советник» от 16 июля 2007 года.