Закон о митингах (точнее, об их недопущении), закон об НКО (точнее, об их закрытии под видом «иностранных агентов»), массовый процесс по поводу не столь уж массовых беспорядков на Болотной (скорее всего, спровоцированных самой властью именно ради такого процесса), готовящиеся ограничения на доступ к интернет-сайтам, которые будут объявлены «экстремистскими», и т. п. Говоря журналистским штампом, «власть раскручивает маховик репрессий».
Интересно взглянуть на этот процесс как на закономерный итог укрепления системы, которую некоторые политологи окрестили «русская власть». Ведь как обычно бывает. Идет разговор, скажем, на «Эхе Москвы», о том или ином репрессивном действии властей, и от гостя студии и ведущего слышишь: «Какой идиотизм»!
Тут так и подмывает им ответить слегка измененными словами небезызвестного Юрия Андропова: «Вы не знаете общества, в котором живете». Вы судите о России как о правовом государстве, где суверенитет личности лежит в основе всего. Российская же цивилизация с ним абсолютно несовместима, хотя и вынуждена прикрываться как фиговым листком списанными у таких государств правовыми нормами. Так что же это за феномен такой – «русская власть»?
Государство как собственность
В основе российского общества лежит не ограниченный никаким суверенитетом личности доступ к насилию. Однако – не к насилию, так сказать, «частному» (иначе это была бы анархия, которая отчасти имела место в т.н. «лихие девяностые»), а к насилию государственному, т.е. легальному. У бизнесменов предприятия сегодня отнимают не какие-нибудь отморозки с улицы, а государственные силовые альянсы, действующие в рамках формально законных (а на деле – чисто постановочных) процедур. В сфере бизнеса в наибольшей степени реализуется суверенитет прав государства по отношению к бесправной личности.
Так уж получилось, что ко мне нередко обращаются из различных СМИ с просьбой прокомментировать то или иное событие. Недавно власть заговорила о приватизации. И тут же пошли звонки: «Что Вы думаете по этому поводу?». Я отвечаю: «В России никакой приватизации быть не может по определению, ибо нет частной собственности». У вопрошающего – полное недоумение.
Его легко понять. Во-первых, абсолютное большинство людей не в состоянии отличить форму от содержания. Раз власть произнесла слово «приватизация», значит - приватизация. Во-вторых, в вопросах о собственности каждый не видит дальше своего носа (личной машины, квартиры, загородной дачи). А поскольку эти объекты действительно стали более-менее частными в истинном смысле слова, то складывающиеся вокруг них отношения автоматически переносятся в головах обывателей и на бизнес-активы. Что, конечно, совершенно неправильно.
Реплика в сторону. Подумайте, кстати, долго ли вы продержитесь в качестве собственника недвижимости, если ваш дачный участок отчего-то очень приглянется местному начальнику? И вы отказываетесь его продать.
Мне приходилось много писать (в том числе и на «Фонтанке») о таком фундаментальном качестве российского общества, как «власть-собственность», из-за чего вместо частной собственности на физический капитал мы имеем условное распоряжение им. А теперь послушайте такого бывшего кремлевского инсайдера, как Глеб Павловский, который недавно написал любопытную книгу «Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля».
Собственность, согласно Павловскому, существует в России только с согласия государства, и власть может это согласие в любой момент отобрать: «Памятна реплика Дерипаски, будто он готов немедля отдать государству заводы со всем остальным и уйти в никуда, как бродячий монах. То был не просто всхлип лоялизма. Это говорил хозяин, знающий, что управляемый капитал принадлежит ему не вполне. Он капитализирован лишь через капитализацию власти в целом».
Но какое это все имеет отношение к политике, оппозиции, репрессиям, наконец? Самое прямое. Дело в том, что…
Оппозиция – это партия воров
Оппозиция, по определению, всегда претендует на государственную власть, которая в нашем случае есть главный и все определяющий капитальный актив, принадлежащий носителям административного (как мы любим выражаться) ресурса. Если в правовом демократическом государстве оппозиция покушается только на власть (и то не всю, по причине ее разделения), то у нас нельзя отделить власть от собственности. Отсюда любая претензия на нее есть попытка отобрать одновременно и право распоряжения активами по праву сильного у тех, кто благодаря своему статусу в государственной иерархии им обладает. Следовательно, неуправляемая политическая оппозиция любой идеологической направленности – это партия воров.
А дальше – все понятно. Бастрыкинцы, суды, ОМОНы и прочие силовики, подавляя политические протесты, стоят на страже этой властной собственности. Активизация оппозиции – это усиление угрозы для ее сохранности. Логично отвечать на нее ужесточением репрессий.
Отсюда, кстати, столь нервная реакция на крушения аналоговых политических режимов. Вы ведь забеспокоились бы, когда узнали, что дачи ваших соседей обокрали, а то и сожгли?
Немного о репрессиях. Говоря экономическим языком, – это меры по повышению входных барьеров в нерегулируемую сверху политическую активность и трансакционных издержек самоуправляемого коллективного взаимодействия людей по горизонтали. Отсюда запрет любых стихийных собраний. Оппозиция превращает его в фарс (подачи заявок на поход в булочную), но смысл для российской власти в нем есть.
Тактика оппозиции тоже понятна. Задача опрокинуть власть решается существенным наращиванием нагрузки на ее репрессивные органы, которые, как и любая фирма, имеют ограниченные производственные мощности (должны же их представители когда-либо спать). Власть осознает такую опасность, и поэтому повысила штрафы для любителей нагружать эти органы (если за акцию «оккупай автозак» платить не тысячу, а, как минимум, двадцать, то многие на это не пойдут).
Впрочем, креативная оппозиция может придумать и иные ходы (например, заваливать тысячами никчемных заявлений прокуратуру, суды). Каков будет ответ власти? Введение высокой платы за подачу бумаг?
Возьмем теперь НКО. Допустим, защищающие гражданские права. Но таких прав в системе «русской власти» быть не должно. Не на бумаге, конечно. С этим как раз все в порядке. В реальности. Ибо они - важнейший элемент личного суверенитета, несовместимого с функционированием организма в целом.
Если таким НКО осмелится давать деньги какой-либо отечественный бизнес, то его быстро разотрут в «лагерную пыль». А как быть с деньгами из-за рубежа? Этот-то источник – не по зубам. Источник – не по зубам, но зато сами НКО – вполне уязвимые объекты. «Иностранный агент».
И тут хотелось бы, как это ни странно, поддержать власть. Любая деятельность, направленная на обеспечение прав личности (хотя бы даже только в просветительском плане) в системе «русской власти», - деяние политическое. Поскольку делает подкоп под ее суверенитет (она – над человеком, а человек – под ней).
А что есть суверенитет личности? Правильно! Это – кража властнособственнических полномочий государственной бюрократии. Посему в ответ – огребай по полной. «Вор должен сидеть в тюрьме».
Андрей Заостровцев
