ПоделитьсяВ Петербурге прошла премьера спектакля «Предательство», который поставил известный московский режиссер Владимир Мирзоев. Премьера не совсем обычная. Ибо после нее актеры и режиссер вышли к публике с микрофонами и приняли участие в обсуждении спектакля. Форма «закрытого показа» заинтересовала многих: звездные персоны были не только на сцене, но и в зале (см. фоторепортаж корреспондента «Фонтанки»). После дискуссии Владимир Мирзоев ответил на вопросы «Культурной столицы».
- Не так давно в Петербурге короткой гастролью прошел ленкомовский «Тартюф», тоже поставленный вами. Многих петербургских зрителей возмутила замена в нем исполнителя роли Тартюфа: вместо Максима Суханова его играл Андрей Соколов.
- Замена эта была сделана не просто вопреки моему желанию, а несмотря на мои протесты. Я всячески старался объяснить дирекции театра, худруку Марку Захарову и продюсерам этого спектакля, что Андрей Соколов может играть в нашей истории, при нашем разборе простака Оргона (а еще лучше пафосного Клеанта), и никогда – Тартюфа. Я отказался делать ввод, однако мне объяснили, что спектакль является собственностью театра: ты, мол, здесь никто, звать тебя никак, а мы сделаем то, что считаем нужным». Мол, авторского права на работу режиссёра у нас не существует. Я пытался возражать, предупреждал, что замысел будет разрушен, сведен к нулю, а зрители будут негодовать. Продюсеры надо мной посмеялись: Андрей Соколов – популярный актер, а вы к нему предубеждены. Мне оставалось махнуть рукой на прощание: «Воля ваша, живите, как знаете, господа профессионалы…». Больше с театром Ленком я сотрудничать не буду категорически, потому что эти люди – разрушители. Им не дорог спектакль, они руководствуются так называемой «политикой», то есть чем-то, что не имеет к искусству никакого отношения.
- «Предательство» - одна из многих пьес Гарольда Пинтера, постановки которых вы осуществили на разных сценах мира. Откуда у вас такая любовь к этому автору?
- Эта любовь давняя: в 1985-ом для своего первого шага на профессиональной сцене я выбрал «День рождения» Пинтера. Правда, тогда этот проект не состоялся. Была на заре перестройки такая организация при театре Ленком, называлась «Дебют». Руководители «Дебюта» предлагали воплощать исключительно отечественную драматургию, и Пинтер был задвинут в долгий ящик до начала 90-х, когда уже в Канаде и в США я поставил «Коллекцию» и «День рождения». Позже был российский римейк «Коллекции» - с Гафтом, Сухановым, Маковецким и Шаниной, и «Любовник» с Евгенией Симоновой и Маковецким. А тогда, в 86-ом, я поставил пьесу Ольги Михайловой «Праздничный день». С тех пор люблю и Олю, и ее пьесы.
- А вы всегда любите то, с чем или с кем работаете?
- Это неизбежно совпадает. Я попросту не могу поставить пьесу, которую не люблю. Случается разлюбить текст в процессе работы, но полюбить по ходу дела нелюбимое – нет.
- Почему на этот раз вами избрано «Предательство»?
- Как ни странно, этот «простенький» любовный треугольник отсылает нас к первоосновам – к сюжету первородного греха. Правда, роли перепутаны: кто здесь Адам, кто Ева, кто Змей-искуситель? Это почти библейская история о том, как через нас зло приходит в этот мир. А зло невероятно многолико – в политике, в обществе роли ведь тоже перепутаны... Но главное, понять, что зло рождается не только и не столько по Марксу – в результате социальных конфликтов или неустроенности институтов. Оно рождается иррационально, в сознании человека, в сознании каждого из нас - как нарушение этики, как искажение нашей природы.
- Вы хотите сказать, что зло можно передать другому?
- Оно, несомненно, заразно. Оно распространяется, как инфекция, как свиной грипп и, по-моему, имеет метафизический аспект. Во всяком случае, коллапс институтов демократии в современной России объясняет далеко не все. Я в этом смысле не марксист.
- А в каком марксист?
- Ну, когда приходится размышлять об олигархической природе нашего капитализма, я чувствую, как у меня начинается левый уклон, включается контркультурный пафос. Но это скорее рефлекс, дань моему поколению. Я отчасти зацепил конец 60-х - начало 70-х, эту антибуржуазную атмосферу, анархизм-лайт. Хотя в моем случае прививка философии хиппи была всего лишь прививкой.
- Как обычно происходит выбор вами актеров для работы?
- Обычно это «быстрые рифмы». Есть идея – хочу сделать камерную вещь вот с этими актерами. И почему-то важно, чтобы здесь и сейчас прозвучал именно этот текст, поскольку в нем сидит, как зерно в яблоке, важная для меня тема. Все это – одно с другим - как-то химически соединяется. Я бы не сказал, что это подбор актеров для конкретной вещи, это – взаимозависимые процессы. Бывает, какую-то пьесу не можешь годами поставить, потому что не видишь актеров, которые могли бы ее сыграть. Или наоборот: судьба связала тебя с актерами, которые могут интересно воплотить именно этот текст, а вот этот – увы, не для них… Все это – тонко увязанные вещи.
- Вы никогда не жалели, что стали режиссером? Груз моральной ответственности – не позавидуешь: судьбы спектаклей, фильмов, актеров, даже зрителей…
- В моей жизни было немало трудных моментов, когда что-то не получалось. Или сам спектакль не складывался, или замысел рассыпался на полпути, или в кино происходили какие-то чудовищные срывы, связанные с воровством нечистоплотных продюсеров, или зритель вдруг не принимал спектакль… В эти горькие минуты я переживал, но никогда не сожалел, что режиссура стала моей профессией. Я довольно долго шел к своей профессии: актерствовал, пытался писать роман, работал журналистом, редактором. У меня был большой перерыв – лет семь, когда я совсем не занимался режиссурой…
- А писать бросили?
- Нет, не бросил. Но писательство, как и живопись, требует одиночества. Я с удовольствием рисую у себя в блокнотах (дед у меня был архитектор и художник, отец – художник-живописец, у меня в роду эта линия, связанная с изобразительным искусством), но я не смог бы быть «одиноким волком». Мне нужно общаться с людьми, мне с ними всегда интересно. А писательство… Тяжело быть наедине со своими персонажами, с порождением собственного ума. Наверное, я бы мог быть антропологом, если бы эта идея пришла мне в голову несколько раньше… Хотя режиссура – это отчасти антропология. И, конечно, в большой степени психология.
- По природе вы экстраверт, наверное?
- Не сказал бы. Обязательно есть интравертный период, когда идет накопление информации, впечатлений. Жизнь тогда кажется несколько статичной, как бы ничего не происходит. Но вот я уже изучил этот ритм, этот узор – и нужно готовиться к событиям. Обязательно наступает момент, когда нужна отдача… Вообще, я за синергетику, за коллективной творчество. Мне интересно находиться с другими людьми в полноценном соавторстве, в постоянном диалоге. И, понятно, что в этом случае нужны особенные люди: такие, как Максим Суханов, Андрей Мерзликин или Аня Чурина.
- На репетициях вы принимаете в расчет точку зрения актеров?
- Это одно из важнейших условий игры, обязательное правило. Если актер не готов быть моим соавтором, я с ним второй раз вряд ли стану работать.
- Но есть же режиссеры – диктаторы, и их – предостаточно…
- По-моему, это скука смертная. Я, честно говоря, не понимаю диктатуру, авторитаризм не только в театре, в искусстве, но и вообще в жизни. Нет ничего скучнее, чем навязывать всем свое «единственно правильное мнение». Тоска, какая-то экзистенциальная пустыня… Серьезно, не понимаю… Мне важно слышать, слушать актеров. Когда актер телепатически воспринимает мои мысли, это идеальная ситуация. Должна возникать таинственная связь, и, чем она тоньше, деликатнее, тем меньше приходится анализировать. Конечно, анализ тоже важен, обычно он предшествует этюдам, но чем сложнее тонкая связь с актером, тем продуктивнее процесс. Мы с Максимом Сухановым только в театре сделали уже работ десять, включая «Предательство», - это позволяет нам использовать минимум слов.
- Как вы определяете «своих» людей?
- Это сложно. Сначала может показаться, что нет - это не мой персонаж, а потом окажется, что человек был «зажат» или почему-то считал, что ты «злой дядька». Недавно я работал в Театре им. Вахтангова – делал «Принцессу Ивонну» Витольда Гомбровича, в группе было несколько молодых актеров, для которых роль в этом спектакле оказалось первой, отрепетированной от начала до конца. Я видел, как им непросто, как шаг за шагом приходится привыкать к новому художественному языку. Но они были открыты для диалога, их сознание не сопротивлялось неизвестному, не цеплялось за химеру «единственно правильного метода». Мне с этими ребятами было интересно. Если поколение игрек состоит преимущественно из таких людей – у нас как у общества есть надежда.
Екатерина Омецинская,
«Фонтанка.ру»,
Фото Михаила Садчикова мл.
Досье "Фонтанки"
Мирзоев Владимир Владимирович, родился 21 октября 1957 года.
В 1981 г. окончил ГИТИС (факультет — режиссура цирка, мастерская М. Местечкина). С 1987 по 1989 год — художественный руководитель Театра-студии «Домино» при Творческих мастерских Союза театральных деятелей России. Поставил спектакли "Тлеющие угли" С.Беккета, "Возможности A" Г.Баркера, "Полуденный раздел" П.Клоделя, "Эскориал" М. де Гельдерода, "Праздничный день" О.Михайловой, "Мадам Маргарита" Р.Атайяда, "Фрекен Жюли" А.Стриндберга. Последние два спектакля были представлены на фестивале русской культуры в Цюрихе.
В мае 1989 года эмигрировал в Канаду, основал в Торонто театральную компанию "Горизонтальная восьмерка", где осуществил свыше пятнадцати постановок. В середине 90-х вернулся в Москву. Первым спектаклем в столице стала гоголевская "Женитьба" (1994) (Драматический театр имени К.Станиславского). С тех пор Мирзоев плодотворно работает в московских театрах: "Хлестаков" Н.Гоголя, "Голуби" М.Угарова, "Укрощение строптивой" и "Двенадцатая ночь" В.Шекспира и другие (все - Театр имени К.С. Станиславского), "Амфитрион" Ж.-Б. Мольера в театре имени Е.Вахтангова, "Две женщины" по И.Тургеневу и "Тартюф" в театре "Ленком", "Коллекция Пинтера" в антрепризе "Арт-Мост".
С начала нулевых Владимир Мирзоев активно работает и как кинорежиссер: "Страстное и сочувственное признание" (2002), "Четыре любови" (2004), "Кающийся" (2006), "Знаки любви" (2006), "Человек, который знал все" (2009) и другие фильмы.
За редким исключением, в проектах Владимира Мирзоева главенствует самобытный московский артист Максим Суханов.
О других театральных событиях в Петербурге читайте в рубрике «Театры»
Поделиться