Террор по модели агрегатора. Сергей Переслегин — о том, что такое убийство военкора Татарского

Теракт в баре на Университетской набережной, убийство Дарьи Дугиной и подрыв Крымского моста — это тестирование нового типа террора, считает футуролог, военный историк и философ Сергей Переслегин. О том, почему образ дарительницы статуэтки не складывается в логичную картину и почему организаторы могут быть никогда доподлинно не установлены, он рассказал «Фонтанке».

— Сергей Борисович, вчерашний взрыв в баре на Университетской набережной уже классифицировали как теракт. Но фигура Дарьи Треповой, вручившей смертоносную статуэтку, вызывает много вопросов. Кто-то видит в ней идейную одиночку, кто-то говорит об украинском следе с привлечением агентуры из представителей оппозиции. Ранее, комментируя подрыв Крымского моста и убийство Дарьи Дугиной, вы упоминали модель аналитико-террористической группы, при которой задержание исполнителей ничего не даёт. Это тот же случай?

— Здесь довольно все непросто. Понятие аналитико-террористической группы (АТГ) я ввел в 1996 году. Тогда мир был другим, и мы рассматривали АТ-группы в логике борьбы стран третьего мира со странами первого мира. Возникла мысль, что базовая проблема [для сторонников терроризма] в том, что террористы одноразовые, а потому они крайне неопытны и в терроре ничего не понимают. Либо они погибают, либо их арестовывают после теракта. Тогда возникла конструкция, когда вы создаете аналитический центр, который сложными способами управляет деятельностью таких групп. Это примерно то, что делала в средневековье секта ассасинов, но на современном техническом уровне. [То есть] АТ-группа, которая довольно дорогая, хотя бы за счет аналитического центра, занимается террором по типу взрыва на базаре только в одном случае — если это нужно для отвлечения внимания правоохранительных органов от чего-то более важного. В принципе, АТ-группы рассматривались как партизанские действия вполне четкой военной направленности, при этом воспринимались они как массированные.

С этой точки зрения [взрыв в баре на Университетской набережной], это не военное действие — это чистый террор. Но это не массированный удар, иначе был бы и второй, и третий, и четвертый случай. В рамках модели, которая создавалась, это не АТГ. Но я не случайно сказал, что прошло 30 лет без малого и мир несколько изменился. Сейчас аналитические услуги стали гораздо дешевле. Здесь, возможно, это не инструмент настоящей, серьезной военной операции, а такая «АТ-группа для бедных». Есть люди, которые по каким-то причинам хотят совершить теракт, не суть важно, почему: ненавидят русских, близкие погибли, в конце концов деньги заработать. Но сами понимают, что ничего сделать не могут, ибо в этом не разбираются. Они могут найти — даже не обязательно через системы разведки, контрразведки, армии, — а просто в интернете ресурс людей, которые сделают им всю аналитическую подготовку, получат за это какие-то деньги, при этом находясь в абсолютной безопасности.

Даже если вы поймаете исполнителей, даже если они скажут, что обращались к такому-то центру, это ничего не даст. Что такое этот центр — страничка в интернете, которую можно снять за несколько секунд. Но даже если вы каким-то образом выйдете на тех, кто делал эту страницу, у вас в лучшем случае будет их слово против слова заведомой террористки, поэтому они практически не привлекаемы. Я боюсь, что это даже не АТ-группы, и мы должны говорить о новом термине — рыночный террор.

— Из того, что вы описали, у меня возникла ассоциация с агрегационной площадкой, которая сводит заказчиков услуг и исполнителей.

— Вы очень точно подметили. Возможно, более точная фраза не рыночный, а [агрегатор]-террор (спикер использовал для сравнения конкретную торговую марку. — Прим. ред.). У кого-то возникает желание [совершить теракт], он оставляет запрос, кто может это сделать в кратчайший срок, кто-то считает, что готов быть исполнителем, кто-то — аналитиком. Заказчик не ловится, аналитик тоже не ловится, а исполнитель — в любом случае одноразовый элемент, даже если ему повезло и он оттуда уйдет живым. То есть это не АТ-группы, которые все-таки принадлежат к предыдущей технологической волне, а нечто другое и, может быть, даже более опасное.

— Крымский мост, где цепочка от водителя взорвавшегося грузовика ни к чему не привела, убийство Дарьи Дугиной — это примеры той же модели?

— Естественно. Меня удивляет только то, что таких событий довольно мало. Либо у нас очень хорошо работает контрразведка, либо они еще не развернули действия и приурочивают их к какому-то важному моменту, тому же контрнаступлению, а пока просто тестируют систему. В принципе, то, что это теракт, что у него украинское происхождение, что, возможно, он был нацелен не против Татарского, а против Пригожина, мне кажется довольно очевидными вещами.

Что касается исполнительницы, я посмотрел видео и фотографии. Она, конечно, что-то знает, но то, что она была не в состоянии [в одиночку] сделать подобную работу, — это абсолютно точно.

— То есть Дарья Трепова — не идейная политическая террористка, эдакая современная Вера Засулич от либеральной оппозиции?

— Она, может, и знает, в чем дело, и, возможно, она является исполнителем, но точно не она это сделала, не ее уровень. Гораздо более дельные люди, делая взрывчатку, в пяти из шести случаев подрывались сами. Если мне не объяснят, что у нее была круглая пятерка по химии в школе и вузе, я в это никогда не поверю. Она могла и не знать о механизме. Но если она не знала о механизме, то, по идее, должна была погибнуть при взрыве. Может, просто повезло.

— Муж Дарьи Треповой утверждает, что она думала, что передает не бомбу, а некий предмет для слежки.

— Очень может быть правдой. В противном случае даже ее интеллекта хватило бы понять, что взорвут вместе, чтобы концы в воду. Но будем смотреть. Получилось не идеально, так что, возможно, раскрутится. Но то, что это заставляет нас думать про такой тип террора, само по себе важно.

— Про украинский след уже заявил Следственный комитет и намекнул на причастность к теракту оппозиции. А вот Евгений Пригожин, напротив, считает, что за вчерашним взрывом и убийством Дарьи Дугиной стоит не киевский режим, а некие радикалы. Кого он может иметь в виду?

— Я видел эту фразу, но пока не могу прокомментировать. В принципе, мысль, что среди наших радикалов могут быть желающие дестабилизировать ситуацию, вполне понятна. Но в этом случае не очень понятен выбор фигуры: Владлен Татарский — взрослый мужчина, военкор, он относится во время войны к группе риска. Это не Дарья Дугина. Пригожин точно не болтун, если говорит, значит, что-то знает. Будем ждать следующих высказываний.

— Есть ли способ противостоять этому типу террора по модели агрегатора, если выйти на организаторов заведомо не получится?

— Никаких способов здесь нет, кроме стандартных. Если у вас увеличивается количество проверок, есть шансы поймать даже хорошо законспирированных террористов просто случайно. Здесь самый простой способ — быть к этому готовым и принять это как часть [СВО]. В общем и целом, вероятность [стать жертвой такого теракта] остается ничтожно малой, хотя от этого никому не становится легче. Когда мы говорили об АТ-группах, мы говорили о серьезном большом нападении, и там бы террор был бы значимой величиной либо был направлен на некую дефицитную категорию населения. В данном случае, пока идут такие одиночные акты, это действительно не опасно. Другой вопрос, что, проведя тестирование, противник может резко увеличить количество такого типа поступков и действий. И это будет гораздо более неприятно само по себе и по той причине, что будут требования введения очередных мер контроля, от которых вреда будет больше, чем от самих терактов. Теракты на это как раз и рассчитываются.

Беседовала Галина Бояркова,
«Фонтанка.ру»