«Да, это сделал я, но...» Почему историк Соколов просит снисхождения за убийство Анастасии Ещенко

Из прений по делу историка Соколова окончательно стало ясно, что сидеть ему долго. Гособвинение вложило в 15 лет лишения свободы тщательную подготовку к убийству, защита в свои 8 — признание вины и возможность для следствия не обращать внимания на «белые» пятна.

После окончания судебного следствия стороны по делу об убийстве историком Олегом Соколовым сошлись в прениях. Обвинение упирает на данные биллинга, историю браузера и стремление подсудимого избежать сурового приговора. Все это, по мнению прокуроров, тянет почти на высшую меру. Защита же нашла семь причин смягчить приговор и множество контраргументов.

Перед прениями обвинение попросило зачитать и заслушать еще несколько доказательств. Защита возражала, так как судебное следствие вроде бы завершено, но судья дала добро. После она вновь спросила подсудимого о признании вины, сделав акцент на умысле. «Я полностью признаю себя виновным и раскаиваюсь в совершении преступления. Однако я не могу назвать это умышленным, для меня это было то, что совершено в состоянии абсолютной потери контроля над собой. Я мог это сделать только в состоянии полного умопомрачения», — распалялся Соколов и рассуждал, что он не юрист и не психолог, и если это можно назвать умышленным, то пусть будет так, но действовал он бесконтрольно.

Слова услышали и приняли, судья поинтересовалась, нет ли у кого-то дополнений и уже почти перешла к прениям, как Лукьянов попросил «минуточку». Адвокат ненадолго замер, затем попросил о перерыве. В итоге один вопрос от адвоката подзащитному: виновным он себя признает полностью или частично? Первый из вариантов Соколов подтвердил дважды.

Прокурор все же сделала акцент на том, что Соколов признает вину частично. Слова гособвинителя Суворовой должны были казаться гармоничными, но, видимо, предвиденное адвокатом Лукьяновым смазало палитру доказательств вины из уст прокурора.

Читая документ, она перечисляла обстоятельства (достали из Мойки, голова и обрез в квартире), цитировала свидетелей и экспертов (вспыльчивый, самовлюбленный, обманщик). Из мотива, и на это позже укажет адвокат Соколова, исчезли оскорбления Ещенко детей историка («твари», «ненавижу» и много еще непечатного). Из того, что читала Суворова, выходило, что Соколов пристрелил девушку на почве ревности, а потом пытался скрыть следы преступления. Учтено, что для убийства экс-доцент использовал оружие, и это отягощает вину. У него маленькие дети, богатая биография ученого и не очень со здоровьем, что играет ему на пользу. Явку с повинной Суворова просила не принимать во внимание при вынесении приговора — она была написана уже после фактического задержания, судебная практика такие обстоятельства самовольным разоблачением не считает. Этой же позиции, к слову, придерживается и защита историка.

Закончила гособвинитель Суворова мелодичную речь, будто пощечину отвесила, — по совокупности 15 лет колонии строгого режима, где вряд ли найдутся собеседники, награжденные орденом Почетного легиона.

Разъяснять слова коллеги взялась тяжелая артиллерия в лице Аси Локотковой, ныне начальника уголовно-судебного управления прокуратуры Петербурга. У нее бумажки тоже были, но девушка в основном говорила, отрывая взгляд от стола. Гособвинитель с опытом признания самоката оружием обратилась к технике, а именно компьютеру и телефонам Соколова. Из истории браузера выходило, что в перерыве между первой частью ссоры и собственно убийством (а как установлено следствием, Настя выбегала из квартиры историка почти на сорок минут) Соколов гуглил погоду, проверял почту, посмотрел какой-то ролик. Кроме того, он изучал названия улиц неподалеку от своего дома и повторял те же действия с онлайн-картой уже на следующий день после убийства. Это свидетельствует о том, что подсудимый заранее думал, куда сбросит тело, уверяла Локоткова. Позже к аргументу с картами присоединилась и адвокат потерпевших Бакшеева — Соколов вбивал в поисковик названия улиц.

И телефоны — историк утверждает, что ничего не помнит с момента первого выстрела и до того, как ранним утром 8 ноября оказался на набережной и зачем-то выбросил в воду мобильник Ещенко. Но около девяти утра, отметила прокурор, с телефона Соколова было произведено два звонка на телефон аспирантки — 6 и 15 секунд. Локоткова попросила судью критически отнестись к показаниям Соколова, потому что ничего он никуда не выбрасывал, а «сам принял вызов».

«Указанное свидетельствует о том, что Соколов готовился и планировал хладнокровное убийство Ещенко», — заключила прокурор.

Эти доказательства прокомментировали защитники Соколова — карты, как и погода, это у многих первое, что появляется при открытии браузера. Показывают пользователю, как правило, ближайшую округу. На это прозвучала реплика от Бакшеевой: ПК — это не смартфон, и в компьютере нет функции определения местоположения (девушка заблуждается). Защитники добавили, что действия историка совсем не соотносятся с изучением местности в поисках наилучшей точки для избавления от тела — в списке, например, был Английский проспект, что в полутора километрах от места убийства и расчленения. Да и выбросил он останки фактически напротив дома, причем недалеко от здания ГСУ питерского Следкома.

Что касается телефонных звонков на якобы выброшенный мобильник Ещенко, то тут все совсем просто. Гособвинитель либо предпочла не акцентировать на этом внимание, либо не заметила — вызовы действительно есть в биллинге, но базовая станция для них не определилась, а значит, телефон был вне зоны доступа, о чем и сказал Соколову голос из утопленной на дне Мойки трубки.

В доказательство вины прокуратура ставит показания Соколова о моменте убийства — он выстрелил, потому что испугался, ведь Настя пришла с ножом (переквалификация на самооборону), он выстрелил, потому что был не в себе (убийство в состоянии аффекта), и он, вообще, не то чтобы хотел стрелять (убийство по неосторожности). Защита отметила, что ни разу о переквалификации, тем более на самооборону и неосторожность, речи не шло.

Описала сторона обвинения и будничность дня после убийства — Соколов справился о том, когда к нему придут газовики, дошло ли его письмо до французского посольства, сходил в магазин, готовясь к встрече гостей, затем съездил за новым матрасом взамен окровавленного и мусорными мешками, в которых потом нашли останки. Еще позвонил другу в Севастополь, хотел перевести ему деньги, чтобы тот через неделю в Петербурге отдал ему наличные. Транзакция не состоялась. Адвокат потерпевших Бакшеева задалась вопросом, а что же он не с нотариусом встречался, чтобы писать завещание, если собирался доделать дела и закончить жизнь самоубийством. Девушка также отметила, что подсудимый, например, выкинул останки в окно, «чтобы не напрягать спину», а не спустил их по лестнице. Подсудимый также говорил о своей вере, но нательному крестику Насти определил место в помойном ведре. Поговорила она немного и словами научного оппонента экс-доцента Евгения Понасенкова — «Соколов ученый, который остался всего лишь доцентом».

Существенная часть доказательств вины историка строится на показаниях соседки, свидетеля по фамилии Вольская. Она уверяла, что слышимость между квартирами прекрасная, и чуть ли не каждое слово из ссоры Ещенко с Соколовым ей было доступно. Звучали упреки от историка насчет намерения Насти пойти на день рождения к одногруппнику. Ни о каких детях во время конфликта, уверяет Вольская, речи не шло. Защитник Лукьянов подсчитал, сколько раз за время дачи показаний соседка употребила слова: «казалось», «как будто», «я подумала, что», «как мне показалось», «как я помню», «если я не ошибаюсь», «наверное», «могу сделать вывод о том, что», «я могла чуть спутать», «кто-то что-то забрал». Он также обратил внимание на тот факт, что Вольскую допрашивали уже в конце ноября, и к тому моменту она, по ее же словам, начиталась новостей о громком убийстве. Словам Вольской он просит суд не доверять и отмечает, что, если бы ее решили привлечь за дачу ложных показаний, то и это бы не удалось — слишком все в ее рассказе вероятностно.

Лукьянов выступал долго, отобрав славу лектора у самого Соколова — когда тот давал показания, это растянулось на часы, а последнее слово не заняло и 20 минут. Но к адвокату — исключать из доказательств ссоры из-за детей историка нельзя, так как под взаимной ревностью в самом обвинительном заключении со стороны Ещенко понимается ее неприятие дочерей подсудимого. Подготовка к убийству тоже невозможна, и по той же причине — Соколова в этом не обвиняют, суд рассматривает дело об умышленном деянии, произошло которое внезапно. Умысел Лукьянов предлагает считать косвенным, и такая категория есть в УК, — подсудимый осознавал вероятную общественную опасность своих действий, их предвидел, допускал, но не желал. И это подтверждается выводами экспертов-психологов, которые сказали, что для самого Соколова момент выстрела оказался неожиданным, он не думал, что может подобное совершить.

В качестве смягчающих обстоятельств у Лукьянова семь аргументов (чуть-чуть не дотянул — при попытке отправить Соколова на повторную экспертизу их было одиннадцать): малолетние дети, состояние здоровья, признание вины, положительные характеристики. Также он назвал аморальность и противоправность. Речь про поведение убитой, а именно оскорбление дочерей Соколова словами, которые СМИ публиковать запрещено. Оскорбление, как известно, — это состав правонарушения. Факт очередного потока брани в адрес девочек Лукьянов предлагает считать причиной убийства, а условиями совершения преступления — длительную психотравмирующую ситуацию, в которой Соколов оказался из-за травли со стороны Понасенкова. Адвокат отметил, что не так важно, чья вообще личность стоит за этой травлей, но саму ситуацию отрицать нельзя — она подтверждена экспертизой и показаниями многочисленных свидетелей. И да, Соколов, может, и не был в состоянии аффекта, но и абсолютно вменяемым в момент совершения преступления назвать его нельзя.

Соколов активно способствовал следствию, а именно — говорил. Закройся бы он за 51 статьей Конституции, и следствию пришлось бы выяснять, например, кому принадлежат отпечатки мужских рук на обрезе, помимо соколовских, чья кровь на перилах и двери квартиры напротив той, где жил доцент, а она, кровь, не Ещенко. Также не установлено, где была девушка те 40 минут, что она провела на улице после ссоры с возлюбленным в ночь убийства.

Что касается якобы существующего любовника Ещенко, то Лукьянов не считает, что это имеет отношение к делу. Но упомянула про него прокурор Локоткова. Она убеждена, что в 2014 году объявленный в международный розыск гражданин Байдюк ну никак не мог в обратном направлении пересечь границу с РФ. Арестовали его на Украине в апреле 2019 года. Второй адвокат Соколова Александр Торгашев даже съездил в «Бутырку» и поговорил с информатором подсудимого, тот все подтвердил. Соколов предполагал, что через Ещенко это криминальный элемент Байдюк мог претендовать на его квартиру. Опять же, прокурор Локоткова уверена, что единственную жилплощадь историка, на которой прописаны несовершеннолетние, в условиях российской действительности каким-то мошенническим образом отобрать невозможно. Очернением Ещенко назвало обвинение и тот факт, что сперва Соколов говорил, что девушка сама принесла в его квартиру обрез, якобы он принадлежал какому-то знакомому аспирантки. Позже историк сменил показания — оружие ему досталось вместе с квартирой еще в 90-х годах.

Адвокаты Соколова просят минимально наказать его за хранение оружия и не больше чем на 8 лет за убийство. Подсудимый в последнем слове просил прощения у родителей Анастасии и сказал, что был бы готов принять свою смерть из их рук. Но, вероятней всего, сгнить ему в застенках — запрошенные обвинением 15 лет он прожить в колонии, да еще и строгого режима, не сможет.

На подготовку к приговору судья взяла почти две недели, он будет оглашен 25 декабря.

Надежда Мазакина, «Фонтанка.ру»