Заурядность жестокости. В кинопрокате — лауреат Берлинале «Никогда, редко, иногда, всегда» (видео)

Почему лента Элизы Хиттман, получившая «Серебряного медведя» в немецкой столице, — значимое культурное событие и фильм, на который можно не стесняться идти, при всей физиологичности темы.

С 17 сентября в российский прокат вышел фильм «Никогда, редко, иногда, всегда» — независимая американская лента про одиссею двух девочек-подростков в Нью-Йорке. Очень суровая, почти документальная драма взросления, которая предлагает зрителю просто наблюдать за жизнью героев — без акцентов, инструкций и развлечений.

Режиссер Элиза Хиттман — фигура в американском независимом кино значительная, она уже дважды попадала в конкурс главного инди-фестиваля Sundance и получала там призы и благожелательные отзывы критиков. Но, как и большинство других крупных американских авторов, до сих пор Хиттман была широко известна только в Новом Свете: за его пределы ее слава не выходила, даже прогремевшие в заокеанском прокате «Пляжные крысы» — драма о юноше-проститутке — до Европы толком так и не добрались. В этом смысле «Никогда…» — сильно запоздалый дебют большого и опытнейшего художника на нашем материке. Немудрено, что в Берлине «Никогда…» произвел фурор, стал фаворитом конкурса и получил вторую по значимости награду — «Серебряного медведя».

Хиттман берется за тему, которая автоматически заставляет любого зрителя собрать перед просмотром волю в кулак. Главная героиня фильма делает аборт — и процесс избавления от ребенка занимает все экранное время. Ясно, что европейский зритель, видевший, скажем, «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Мунджиу, готовится к большим потрясениям и переживаниям: он-то знает, что в подобной истории без жестокости, физиологии, без того, что принято обзывать чернухой, не обойтись. Но Хиттман обходится — и легко.

Главная героиня, Отумн (то есть Осень, понятно), беременеет в свои юные семнадцать лет. Избавиться от ребенка в родной пенсильванской дыре без ведома родителей нельзя, оставить его она тоже не может, так что приходится отправиться в Нью-Йорк. Там проще провести операцию, не посвящая взрослых. А деньги на нее Отумн добывает при помощи двоюродной сестры Скайлар: девочки попросту забирают их из кассы супермаркета, в котором работают. И отправляются в путешествие.

Хиттман сознательно выбирает такую оптику и такой угол зрения, который переключает внимание зрителя с собственно аборта и страданий подростка на окружающие героев нюансы и детали. Француженка Элен Лувар, работавшая как оператор с классиками Аньес Варда, Вендерсом, с новыми героями вроде Аличе Рорвахер, мастерски владеет искусством слежения за героем в кадре. Ее камера пристально всматривается в персонажа — и предлагает зрителю тоже раствориться в своеобразном созерцательном дзене. Вплоть до того, что слова тут играют глубоко второстепенное значение; все, что надо узнать о героях, зритель узнает не из их разговоров, а из жестов, здорово придуманных, красноречивых. Даже то, что Отумн беременна, становится ясно вовсе не из визита к гинекологу, а раньше, когда героиня переодевается после работы и растягивает лямки на лифчике, который становится ей мал. Именно благодаря такому пристальному взгляду и вообще созерцательности даже самые жестокие сцены — попытка самостоятельно спровоцировать выкидыш, непосредственно аборт — зрителем не воспринимается как шок, грубая эмоциональная манипуляция. Все, что должно пугать, здесь показано буднично, как заурядное событие.

Об отношениях Отумн с ее бойфрендом, о том, откуда вообще ребенок взялся, мы узнаем только из дежурного анкетного опроса в клинике. Героине задают вопросы о сексуальных партнерах, мерах предотвращения беременности, которые она принимала или не принимала, — а она должна отвечать на каждый из них «никогда», «редко», «иногда» или «всегда». Только так зритель и понимает, что бойфренд — так себе юноша, что отношения с ним у Отумн были ужасными, завязанными на насилии и жестокости, что девушка одинока, у нее нет никого, с кем она могла бы искренне поговорить. Но от этой будничности изобразительного и словесного строя фильма он трогает не меньше. Наоборот, Хиттман добивается главного: зритель не мучается от авторских манипуляций и жестокости, а сопереживает героине, влезает в ее шкуру, попросту проживает вместе с ней эти несколько дней в холодном, сумрачном и суетливом Нью-Йорке.

Есть в этом совершенно другом взгляде на события, конечно, и заслуга актрис — хотя определить так профессию исполнительницы роли Отумн Сидней Флэниган было бы не совсем точно. Хиттман познакомилась с девушкой сильно раньше, чем начала съемки «Никогда…»: шесть лет назад муж и коллега режиссера, Скотт Каммингс, снимал документалку Buffalo Juggalos об одноименной контркультурной группировке из Нью-Йорка, которая захватила заброшенный дом и устроила там настоящую коммуну. Вот одной из обитательниц этой коммуны и была Флэниган, на тот момент четырнадцатилетняя девочка, которая переехала в сквот со своим бойфрендом и устроила там в один из дней супервечеринку, импровизированную неофициальную свадьбу с приятелем. Харизма и обаяние Флэниган так потрясли Хиттман, что она решила обязательно поработать с ней как с актрисой. Что и сделала спустя шесть лет.

Теперь Флэниган, при всей своей звериной органике, универсально-пэтэушной стати и бешеном обаянии, стала натурально суперзвездой, интервью с ней публикуют Vulture и Playboy — что, конечно, тоже важно, потому что кино как-то перестало выполнять важнейшую функцию социального лифта для контркультуры, инструмента неминуемого превращения ее в масскульт. Стало даже казаться, что контркультура как таковая исчезла, никаких радикальных персонажей в природе не осталось. Но нет — они есть, просто надо уметь их искать и находить. Так что «Никогда…» — это не только урок сочувствия, какого кино давно не знало, но и действительно важное культурное событие: имеет смысл за дальнейшей судьбой Флэниган следить. Потом будет приятно вспоминать, как впервые обратили на нее внимание в дебюте.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»