Сенатор Беляков: Я не смотрел «Бандитский Петербург» (видео)

Сенатор Антон Беляков хочет добиться законодательного запрета на «пропаганду криминальной субкультуры» в СМИ и социальных сетях. Хотя «Фонтанке» он признался, что до конца не понимает механизм предлагаемого им контроля.

Парламентарий предлагает коллегам из нижней палаты Федерального собрания принять законопроект, которым запрещена «в средствах массовой информации, а также в информационно-телекоммуникационных сетях пропаганда криминальной субкультуры, которая выражается в распространении информации о социокультурных ценностях преступного мира, направленной на формирование привлекательности криминального образа поведения». Беляков предлагает дать Роскомнадзору право внесудебной блокировки сетевых ресурсов за «рекламу криминала».

В интервью «Фонтанке» сенатор Антон Беляков, представитель Владимирской области в Совете Федерации, признался, что не любит «Владимирский централ». Но умеет играть на балалайке и барабанах, а когда-то сам был хулиганом.

- Пропаганда криминальной субкультуры – это что? О чём в принципе идет речь?

– Речь идёт о вопросах, с юридической точки зрения тождественных вопросам экстремизма. А именно: о пропаганде криминального образа жизни. О продвижении контента, связанного с совершением антиобщественных, противоправных или преступных деяний. Поэтому я и ставлю этот законопроект в один ряд с инициативами, которыми я ранее занимался, – это блокировки террористического, экстремистского контента, блокировка деятельности организаторов «групп смерти» в соцсетях, вопросы, связанные с дистанционной торговлей наркотическими препаратами, и т. д.

- А есть в России такие сферы жизни, которым удалось избежать воздействия криминальной субкультуры?

– До 90-х годов прошлого века весь контент такого рода крутился в основном на диссидентских радиостанциях. В Советском Союзе это не продвигалось. А с 90-х годов блатная романтика хлынула в публичное пространство. Одновременно с этим был рост интереса к криминальным преступным группировкам. Был момент при Ельцине, когда министр внутренних дел ему докладывал, что милиция не в состоянии противостоять криминалу, потому что технически хуже оснащена, материально обеспечена. Возможности существенно ниже, чем у организованной преступности, поэтому у одних дорогие иномарки, а других разваливающиеся уазики.

- С тех прошло уже лет 20…

– Больше уже прошло. Но именно тогда эта культура поселилась в массовом сознании. Сериалы, песни, альбомы.

- То есть вы говорите, что да, проникает везде?

– Не просто проникает везде. Сегодня это стало нормой. Если раньше это был вопрос вкусовщины, из серии «а вы какую музыку слушаете?», то сегодня к этой вкусовщине примешался зарубежный опыт формирования молодёжных преступных группировок. Молодёжные банды – это ведь не российское изобретение. Есть страны, в том числе развитые, где не просто в каждом квартале своя банда, но и на каждой улице. Есть они во Франции, там целые районы. На Украине есть такие банды. А в Интернете существуют так называемые низкочастотные запросы и высокочастотные запросы. Когда в соцсетях в закрытые группы собираются десять молодых людей, которые знают друг друга по имени, они могут собраться, договориться и сделать что-то. Высокочастотное продвижение уже не адресное. Это, например, ролики о том, как правильно представиться, входя в тюремную камеру. Там миллионы просмотров. И у канала, который продвигает такой контент, десятки и сотни тысяч подписчиков.

- У нас в стране официальные лица в эфирах федеральных телеканалов часто действуют по принципу око за око, зуб за зуб. Вы согласны, что модель криминального поведения диктуется «дядями», которые сегодня находятся наверху?

– Я не собираюсь всё сводить к одному шансону и к тому, что где-то сидят два криминальных авторитета, которые пытаются сеять в народ свои представления о добром и вечном. Я говорю о восприятии в целом. И есть несколько поколений людей успешных, менее успешных, работающих в том числе в правоохранительных органах, в политику пришедших, которые выросли в те самые 90-е. Поэтому не стоит удивляться.

- Как мы их отделим? Кто скажет, что ещё можно, а что уже «пропаганда криминального образа жизни»?

– Простой вопрос и простой ответ. С чисто юридической точки зрения в случае принятия закона правительство должно будет определить уполномоченный орган, который сначала выработает понятные и прозрачные критерии, опубликует их, после чего будет определять, что является противозаконным и подлежит блокировке, а что не является. Соответственно, администраторы и владельцы такого рода ресурсов будут иметь право обжаловать в судебном порядке решения уполномоченного органа и «Роскомнадзора» соответственно.

- Уполномоченный орган – это кто может быть? МВД, прокуратура, почётные граждане города, религиозные деятели?

– По экстремизму это МВД. Кто будет в данном случае, сказать трудно. Это может быть какое-то агентство. Что-то на грани Минкульта и МВД. Наиболее вероятно МВД. Роскомнадзор находит некие ресурсы, передаёт их в некую структуру в МВД.

- Как выглядят параметры допустимого? Например, сегодня я напишу новость про смерть Чарльза Мэнсона, серийного убийцы, у которого была причёска, ныне крайне популярная у молодёжи. Я создаю положительный образ убийцы?

– Я уже ответил. Критерии вырабатывает «уполномоченный орган», если будет принят закон и его создадут. А моё личное мнение в том, что есть большая разница между исполнением песни про грустного зэка, который сидит много лет, а его несчастная мама никак его не дождётся, и любимым детективным сериалом, начиная с Агаты Кристи и заканчивая последними сериями про Джеймса Бонда. Или каких-нибудь мстителей…

- Красных?

– Да, например. То есть фильмов, где есть хороший полицейский или спецагент и плохой злодей. Причём совсем не обязательно, чтобы в конце добро победило. Есть большая разница между детективной историей и контентом, который продвигает ценности криминального мира, который объясняет, как человеку нужно жить. Или даёт недвусмысленные намёки, что, занимаясь незаконными вещами, ты станешь авторитетным парнем, а в колонии тебя примут как родного. Это совершенно разные вещи.

Замглавреда «Фонтанки» Евгений Вышенков горячо поддерживает инициативу сенатора Белякова и, не дожидаясь принятия нового закона, переписывает новости в новой прогрессивной манере. Как должна выглядеть новостная лента «Фонтанки», чтобы не пропагандировать криминал, наглядно показывает Евгений Вышенков.

- То есть все переживающие, что радиостанции, транслирующие шансон, ждёт смерть, напрасно волнуются?

– Они зря переживают. Ничего общего нет между этими песнями и тем, о чём я говорю. У нас есть Есенин, есть Высоцкий или депутат Госдумы Александр Розенбаум…

- И есть группа «Лесоповал» с песней «Воруй, Россия! Всего не украдёшь, а то ведь пропадёшь…».

– Конечно. Но повторяю, это разные вещи. Не нужно блокировать любой контент. Но если спросить моё мнение, то я сериал «Бригада» ни за что бы не пустил на экраны. «Бумер» не пустил бы.

- А «Бандитский Петербург»?

– Не смотрю телевизор, поэтому не знаю, что такое «Бандитский Петербург».

- «Место встречи изменить нельзя?»

– Никакой пропаганды в нём нет.

- А голливудские боевики с их героизацией преступников? Там каждый второй фильм показывает симпатягу бандита.

– Да ну. Это не так.

- И все же приведите пример того сетевого контента, который надо глушить уже сегодня. Простой понятный пример.

– Ещё раз. Если зритель, посмотревший этот контент, может для себя героизировать, идеализировать или романтизировать криминальный образ жизни. Если у него может возникнуть ощущение, что, совершая противоправные действия, он может улучшить свою жизнь.

- Для одного человека тот или иной контент станет таким мотиватором, для другого нет. Как усреднить эту опасность?

– Вопрос в том, побуждает эта информация или нет к общению с криминальной средой.

- Раздел «происшествия» и криминальные новости на страницах «Фонтанки» могут побудить? Такие новости теперь под нож, или, как говорят герои вашего законопроекта, «на перо»?

– Криминальные новости никакого отношения к пропаганде не имеют. Но если это будет новость о том, как красиво и эффектно провожали в последний путь криминального авторитета, везли его гроб на лимузине, собралась вся знать, пел Григорий Лепс, а помогал ему петь Филипп Киркоров… Если расскажут, какой колоссальный вклад внёс этот покойный в криминальную культуру нашей страны – это, конечно, пропаганда.

- То есть, как раньше, про смерть и похороны условного Япончика в прямом эфире уже не расскажут?

– Нет. Так, как рассказывали про смерть Деда Хасана и вся страна следила за драматизмом великой утраты, которая постигла наш истеблишмент и бомонд, – это ненормально.

Поймите, речь идёт о контенте. Я не про запрет группы «Воровайки». И вообще, тот же шансон на 80% – это не героизация, а лирика и страдания. Такого рода песнями хоть испойтесь. А если это тиражирование анекдотов про то, как стать авторитетом, через преступление против полиции, то конечно, это пропаганда. Критерии не я буду разрабатывать.

- Когда очередной губернатор снова назовёт журналистов жаргонным термином «чепушилы», СМИ должны подумать, прежде чем публиковать такую новость?

– Не хочу переходить на личности. Криминальная идея со своим жаргоном, лексикой, правилами имплементировалась в общественное сознание десятилетиями. Появилась она в дореволюционной России. Потом воровские законы модернизировались. Где-то их поджали в советское время. Да, эти вещи регулярно прорываются в заявлениях некоторых министров, когда они используют жаргонные высказывания. Может, и губернаторы говорят. Но не в них дело. Само общество прошито этим. Выкорчевать это за минуту или завтра не получится.

- Есть ощущение, что ваш законопроект коллеги точно не поддержат!

– Давайте посмотрим. Я много раз слышал про свои инициативы, что у них нет шансов.

- Фактически вы предлагаете очередной механизм цензуры, учитывая практику работы исполнителей на местах в регионах.

– Если цензурировать незаконные криминальные действия, ну считайте это цензурой. Я называю это требованием соблюдения закона. Термин "цензура" очень далёк от моей инициативы.

- Не могу не спросить. Вам, как представителю Владимирской области в СовФеде, нравится песня «Владимирский централ»? Она для многих важнее гимна.

– Я слушаю другую музыку. У меня музыкальное образование. Имею возможности и слушать, и исполнять чуть более серьёзную музыку, построенную не на трёх аккордах. У меня была специальность – фортепиано. Я играл в оркестре. Был первым тенором. Играл на баяне и аккордеоне. Играл на балалайке, ударных инструментах. Да простят меня мои земляки, но «Владимирский централ» не входит в список моих любимых композиций.

- Вы в детстве с хулиганами во дворе дружили? Или они вас обижали?

– Я вас шокирую. Я одно время себя сам относил к хулиганам. Улица сказалась на моём восприятии. Всё, что мы обсуждаем, я знаю, потому что был знаком с такими людьми. Многие из них настолько плохо кончили, что мне бы не хотелось такой судьбы для нынешнего поколения молодых людей. Если сегодня посмотреть на всех тех прекрасных людей в малиновых пиджаках, то почти никого не осталось. Авторитеты и боевики тех творческих коллективов на 90 процентов на два метра ниже уровня земли находятся. Мне важно, чтобы нынешние молодые люди поняли, что это путь не вверх, а вниз. В буквальном смысле. Но сам я в банде не был. Я просто видел то время.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»