Фабрика одинокого патриотизма (фото)

Теперь в Петербурге есть патриотическое пространство. Проекта масштаба почти миссионерского, но и его можно измерить в миллиардах. То, что открывается 6 мая, – подавляет. И должно раздражать ответственных за патриотизм.

Когда вы войдете с детьми в помещения на Феодосийской улице, что ждут вас с 6 по 9 мая, вас настигнет чувство. Там навалятся огромные экспозиции уникального музея войны, и внутри вас обязательно всплывет: «Как это мог собрать один человек?!» Мы тоже не понимаем.

Попробуйте сами, полистав нашу историю.

Нет, измерить то, что вы увидите, в деньгах можно. Экзюпери все о взрослых рассказал в «Маленьком принце». Скажи, что дом стоит 600 тысяч франков, и человек, не видя его, вспыхивает: «Ах, какая красота!» Поэтому и собрание Анатолия Бернштейна реально оценить миллионов так в пятьдесят долларов. Не считая того, за сколько он выкупил под музей цеха ЛМЗ, не считая еще черт знает каких хлопот. Но сама эта сумма превращается в абстракцию. Что она по сравнению с новостями о яхте за 100 миллионов или недавней свадьбе Гуцериева в Москве: выпили-закусили – хлоп, и двадцать миллионов евро слизнуло.

Возьмите древний убитый чайник и решите из него сделать на кухне арт-объект. Его надо очистить, отполировать, выгнуть, заварить. Если ты не механик с завода, месяц попотеешь, по строймагазинам набегаешься. А Бернштейн поставил на ход многие десятки уникальных механизмов войны и военных машин. Он внутри колоссальной невидимой индустрии, где рыщут черные и белые следопыты, бизнесмены от военного антиквариата, коллекционеры знамен, оружия, собиратели документов. Мир, оперирующий тайными знаниями и уловками. Но наш петербуржец не просто копит. Ему надо, чтобы все, вплоть до шурупа, было родное и чтобы все заводилось и двигалось, как при сходе с конвейера.

Он создал фабрику в прямом смысле этого слова. С цехами, покрасочными камерами, станками. Со всего света он свозит себе «виллисы», советские трактора, немецкие мотоциклы. У него линейки автоматов и винтовок. Даже противогазы для лошадей. Вернее, сначала появляются те ржавые остовы, что от них где-то валялись. И начинается возрождение.

К слову, там же, на Феодосийской, за пределами выставки лежит, например, грязное корыто. Но это коляска от мотоцикла. Он заплатил за нее миллиона два рублей, потому что таких на планете Земля остались единицы. Еще годик, и, сверкающая краской, она будет присоединена к очередному экспонату. Тут же броневики, чудовищного размера немецкие машины, сотни моторов. Трактор, пролежавший на дне Финского залива лет под семьдесят. Какие, к бесу, деньги, если только за одну практически уничтоженную временем машину он заплатил больше миллиона евро. Бернштейн разбирается. Начиная с биографии того, кто на этом ездил, заканчивая тем, из какого бразильского каучука у этого прокладка внутри.

Вот придете и увидите самую большую и лучшую коллекцию в мире, посвященную военным машинам Великой Отечественной. Будут вам и инсталляции полевого госпиталя, где даже страшные приспособления хирургов из тех лет. Будет и кабинет НКВД с делами той эпохи. Знамена, вынесенные из окружения на груди. И еще, и еще.

Крутишь головой, пытаясь хоть что-то запомнить, и подбирается сумбурная эмоция. Пусть уважительная, но такая: «Да кто он такой, этот Бернштейн?!» Тот, кому 6 мая край как нужно показать петербуржцам настоящее партизанское знамя. Он его нашел у серьезного коллекционера в Германии. Спросил – сколько. Немец ответил: мол, нисколько, но меняю на стяг СС. Анатолий на аукционе купил ему СС, выложив пятьдесят тысяч долларов, а Петербурге теперь наше. Будто обменял разведчика на шпиона.

Когда с ним разговаривают, то очень часто не задают вопроса, который вертится на языке. А «Фонтанка» вынуждена была: «Анатолий, откуда деньги на все это?» Согласны, топорно.

Анатолий Бернштейн родился в 1970-м в центре Ленинграда, в семье советского служащего. Активный пионер, он до сих пор гордится, как стоял на праздниках на Марсовом поле. Рвался в армию так, что договорился с военкомом, что если закончит с отличием курсы ДОСААФ, то пойдет в армию на несколько месяцев раньше призыва. И пошел.

– Что повлияло? – спросил журналист.

– Фильм «Офицеры» – не оригинально, но сокровенно.

По его же словам, все деньги он заработал до нулевых. Работал с 12 лет, а потом решил тратить. Сегодня он могучий, влиятельный, но всего лишь юрист.

– Это же миссия?

– Я не умею говорить такими словами.

– Государство помогает?

И тут Анатолий Бернштейн начинает грамотно не врать. Мужчина опытный, у него получается. Но все же понимаешь, что власть не в теме и не в доле. Но ведь не мешает. Есть такой чудак, ну и есть.

К нему подходят много энергичных людей. Кто предлагает иностранцам аховые экскурсии настраивать, кто сувениры в Китае заказывать и продавать на «ура». Бернштейн отвечает настолько пафосно, что если не понимать его труд, то появляется почти неловкость: «Патриотов за деньги не бывает».

Поэтому и билеты к себе на выставки он не продает. А «Фонтанка» подсмотрела, во сколько ему обошлось только организовать то, что пройдет с 6 по 9 мая. Например, красивые канаты, что оградят экспонаты, – миллион. Рядом, где люди будут ходить вокруг пушек и инсталляций, находится чужой фундамент. Чтобы чего не случилось, купил бетонный забор. Вот тебе еще миллиона три. Грузчики, артисты, киноэкраны, даже туалеты. Считайте, господа, считайте. «Фонтанка» напряглась – десять с половиной. Но это только на число – 5 мая.

А внутри властных аппаратов к майским уже прошла куча совещаний, выиграны тендеры, освоены праздничные финансы. Работают комитеты, утверждены планы, крепко сшиты отчеты. Бернштейн должен их раздражать. Одно его существование любому демонстрирует в лучшем случае тщетность многих госструктур, занимающихся патриотическим воспитанием. А если совсем в лоб – то импотенцию.

Так что любить им Бернштейна не за что.

Он какой угодно, но с этого мира не украдет. Только даст. Но никто его не спросил: «Бернштейн, скажи, что тебе нужно? Мы постараемся, и делай как знаешь. Все равно у тебя круче».

Ученые знают, что эволюция не имеет смысла. Эволюция его патриотизма старается возбудить смыслы в нас.

– Есть ли мечта?

– Говорить правду о войне, – отвечает он.

Вроде все сказал, но интервью не получается. Не похожий на другие разговор. Даже сам злишься, уходишь во второстепенные интересы.

– Машины на вас зарегистрированы?

– На меня.

– Сколько?

– Штук сорок.

– Сколько налогов платите?

– Кусается.

Это нельзя ни купить, ни продать. На этом нельзя заработать, можно только тратить. Это все вне экономики.

– Анатолий, мы в конце концов все уйдем. Чтобы передать это кому-нибудь, надо понимать, что это преемника не раздавит, что личность сопоставима.

– Надеюсь, он постарается делать хорошо. Плохо ведь само получается.