Роджер Уотерс: «Идея “The Wall” может быть аллегорией мировой политики» (фото)

Возрождение знаменитого шоу группы Pink Floyd «The Wall» и последовавший мировой тур поначалу казались чем-то из области фантастики. Тем не менее, всё реально, и американская часть тура уже попала в десятку самых прибыльных гастролей 2010 года. 25 апреля «Стена» будет выстроена в СКК и, судя по всему, станет одним из лучших концертов этого года в Петербурге. В интервью «Фонтанке» легендарный солист Pink Floyd Роджер Уотерс растолковывает технические детали постановки, признается в нелюбви к телефонам и вспоминает свой визит в Западную группу войск.

– Насколько «Стена» сейчас актуальна для вас? В текущем туре вы просто стараетесь донести работу тридцатилетней давности до более молодых поклонников, или она по-прежнему является неким артистическим заявлением?

– Я давно работал над этим шоу и снова полностью погрузился в «The Wall». В плане музыки альбом не очень устарел, но несколько месяцев назад я почувствовал, что сама история, положенная в его основу, может быть расширена. В общем и целом, речь в ней идет о молодом еще человеке, его страхах и последствиях этих страхов – он прячется от внешнего мира, окружает себя «стеной», стараясь спрятаться от других людей и отношений с ними. Думаю, эта идея может быть аллегорией мировой политической сцены. Лидеры наций, по сути, призывают своих граждан бояться других наций. Такие политики, как Буш, Блэр и им подобные, подталкивают людей бояться «плохих парней» и, как следствие, заставляют нас замыкаться в собственных идеологиях и отвергать всё происходящее «с той стороны». Важно проанализировать то, каким образом страх используется для строительства «стен» и служит инструментом контроля для тех, кто, собственно, контролирует наши жизни.

– По сравнению с 1980 годом, когда шоу «The Wall» было показано впервые, технологии шагнули далеко вперед. Насколько технические достижения отразились на постановке и удалось ли ее как-то улучшить?

– Одним из основных изменений стало внедрение в постановку современного видео взамен старых ненадежных проекторов, рассчитанных на 35-миллиметровую пленку. Тридцать лет назад мы, к тому же, могли на них полагаться, только когда стена оказывалась полностью собранной – да и то они давали картинку шириной не более 25 метров по центру. Сейчас мы можем размахнуться на всю ширину стены – 70 метров. Это всё равно что крутить кино на футбольном поле. Меня это просто восхищает. Сборка самой стены проходит так же, как и раньше, техника не слишком изменилась, разве что ею стало легче управлять, и строительство несколько облегчилось. Гораздо сильнее изменилась техника изготовления видеоряда, сейчас это вообще нечто выдающееся. С начала января мы редактировали изображения в нью-йоркской студии – всё оборудование там только цифровое. Раньше о таких вещах даже мечтать не приходилось. Когда Джеральд Скарф занимался мультфильмами из «Стены», над каждым кадром сидели восемь человек, прорисовывая все детали, – и только потом всё это снималось. Сейчас ты можешь оперативно сделать рисунок при помощи компьютера и подшлифовать картинку – за пять минут всё готово. Те изображения, которые используются в «The Wall» сейчас, вряд ли могли быть созданы в 80-м, в те времена элементарно не было таких возможностей.

– После небольшого тура Pink Floyd в 1980-81 годах и до ваших нынешних гастролей постановка «The Wall» единственный раз была повторена в Берлине после падения Стены в 1990-м. Что больше всего запомнилось после того концерта?

– Ощущения были совершенно неповторимыми. Ездить в Восточную Германию на репетиции с ансамблем русской армии – нечто невероятное. У меня было чувство, что всё это какая-то фантастика. Ты едешь туда, база находится всего в 30 километрах от границы, и ты не можешь ее найти. И никто вокруг не может подсказать, где же она на самом деле! В конце концов после всех блужданий мы наткнулись на русского часового. Интересно, что он ни слова не знал по-немецки и не давал нам проехать. Мы целую вечность ждали разрешения. Странное было время, я рад, что всё тогда удалось.

– «The Wall» когда-то стал для вас отражением собственного отчуждения и раздражения. На личном уровне вы сейчас как-то связываете себя с темами альбома или уже чувствуете себя более комфортно?

– Гораздо более комфортно, должен признаться. Сочинение «The Wall» было попыткой осмыслить чувство отчуждения, которое угнетало меня. Мы никогда до конца не утрачиваем детского страха темноты, наши психологические мучения – это естественная часть существования. Они всегда с нами. Но если мы пытаемся их анализировать и работать над их преодолением, то результатом могут стать интересные и плодотворные отношения с другими такими же живыми существами. И эти отношения мы будем уже рассматривать как нечто радостное для нас самих. В молодости я был гораздо более замкнут и старался отгородиться от аудитории, для которой сам же и работал. Но поскольку мне в итоге пришлось разбираться со всеми без исключения личными проблемами, сейчас я не настолько склонен к критике окружающих, как раньше. Как следствие, я получаю удовольствие от выхода на сцену и ощущения теплоты, которое дает публика. Что здесь плохого? 20 000 человек слушают тебя и считают, что ты крут! Мне это откровенно нравится, теперь мне нравится заглядывать в глаза зрителям, петь, издавать все восклицания, свойственные рок-н-ролльщикам.

– Но ведь концерты - это тяжелый физический труд. Рок-артистам, начинавшим в 60-е и 70-е, наверняка сейчас приходится нелегко: от возраста ведь никуда не денешься.

– Мое состояние улучшается, я бы сказал. Некоторое время назад у меня появился личный тренер, причем я в жизни не занимался физическими упражнениями. Для меня всё это стало чем-то вроде шока: оказалось невероятно больно. Я занимаюсь упражнениями для улучшения работы сердца, силовыми упражнениями и растяжками. Стараюсь стать сильнее.

– В «The Wall» речь заходит и о личной изоляции. Вам не кажется, что современные средства коммуникации вместо того, чтобы улучшать связь между людьми, наоборот изоляцию усиливают? Интернет-шопинг позволяет уже буквально никуда не выходить, а общение сводится к «лайкам» и обмену краткими комментариями.

– Звучит так, будто вы сами во всё это верите! Но, может быть, вы и правы. Я еще новичок в социализации такого рода. Знаете, когда я был ребенком, прошли годы, прежде чем у нас дома появился телефон, а телевизора и вовсе никогда не было. Во многом, из-за подобных моментов я до последнего сопротивлялся мобильной связи, хотя, конечно, сейчас такой телефон у меня тоже есть. Возможно, то о чем вы говорите, заключается в обрывках информации, которой люди сейчас принялись массово обмениваться. Если общение сводится к бессмысленным смс, которые люди без остановки шлют друг другу, то подобная коммуникация действительно становится не слишком здоровой вещью.

– Однажды вы сказали, что дабы связаться с Дэвидом Гилмором насчет его появления в одном из концертов, должны будете обратиться к своим помощникам. Неужели так сложно просто взять и позвонить самому?

– Я чувствовал бы себя совершенно неловко, если бы общался сам. Представьте себе, я звоню и говорю: «Привет, Дэйв. Случайно, не хочешь сыграть в шоу “The Wall” на Yankee Stadium?»

Макс Хаген
«Фонтанка.ру»

Фото: roger-waters.com.

Анонсы концертов, репортажи, рецензии и интервью с музыкантами читайте в рубрике «Музыка»