Андрей Решетин: «Современный аристократ – это математик Перельман» (фото)

5 сентября стартует XIII Международный фестиваль Earlymusic. Кажется, ни одного музыкального форума в городе не ждут с таким интересом, и ни у одного нет такой верной публики. О планах 13-го Earlymusic в эксклюзивном интервью «Фонтанке» рассказывает худрук фестиваля, экс-скрипач группы «Аквариум» Андрей Решетин.

Петербургский музыкальный сезон начинается с сильной доли – 5 сентября стартует XIII Международный фестиваль Earlymusic. Кажется, ни одного музыкального форума в городе не ждут с таким интересом, и ни у одного нет такой верной публики. Вот уже 13 лет подряд Earlymusic является одним из главных фестивалей Петербурга, известным как в стране, так и за ее пределами.

Нынешняя программа особенно впечатляет насыщенностью. Со своим оркестром и хором Collegium Vocale Gent в Петербурге выступит бельгийский дирижер Филипп Херревеге, один из немногих музыкантов, к которым применение определения «гений» практически узаконено. Впервые наш город посетит выдающийся французский контратенор Филипп Ярусский. Из Москвы приедут единственный в стране стационарный барочный оркестр Pratum Integrum и клавишники-мэтры Алексей Любимов и Ольга Мартынова. О том, чего ждать от 13-го Earlymusic, в эксклюзивном интервью «Фонтанке» рассказывает худрук фестиваля, экс-скрипач группы «Аквариум» Андрей Решетин.

– При взгляде на афишу глаза разбегаются. Какие события Earlymusic-2010 вам кажутся наиболее значимыми?

– На первый взгляд, ответ более чем предсказуем: выступления наших хедлайнеров Херревеге и Ярусского, концерты итальянских друзей фестиваля Рикардо Минази и Франческо Черы. Но я всегда говорил, что Earlymusic – это не только и не столько концерты. На фестивале мы представим созданное на грант президента России видео нашей постановки «Борис Годунов» Иоганна Маттезона – первой в истории музыки оперы на сюжет из русской жизни, – которую мы осуществили три года назад. Есть ряд стратегических событий, не сразу бросающихся в глаза. Прежде всего хотел бы обратить внимание на вечер, который состоится 9 сентября в Особняке Державина на Фонтанке. Мы будем впервые заниматься опытами со старинным русским словом: поэзия XVIII века прозвучит в аутентичной фонетике и с принятыми в то время барочными жестами. Культурой екатерининской эпохи невозможно заниматься без знания того, какими были речь и язык того времени.

– Тяжело было осваивать язык XVIII столетия?

– Пришлось переучиваться и избавляться от тирании фраз: мы ведь говорим и думаем предложениями. Между тем как в речи XVIII века господствующее место занимало слово – причем в речи не только литературной или разговорной, но и музыкальной. Это с одной стороны. С другой, в XVIII веке существовало два общеупотребительных русских языка: высокоструктурированный церковнославянский и живой, энергичный разговорный, бытовой язык. Они двигались навстречу друг другу. Ломоносов, как мы помним, выдвинул идею о трех стилях, которые позволяют высказываться на русском языке на любую тему. Потом Карамзин принял за основу средний стиль – и если реформа Ломоносова была очень хороша, то после внимательного знакомства с реформой Карамзина ее итоги могут показаться спорными. Мне кажется, он сделал многое для того, чтобы наш язык обеднел – хотя, казалось бы, вся великая русская литература началась после Карамзина...

– Когда двадцать с лишним лет назад вы осваивали аутентичную манеру исполнения старинной музыки, ориентиры были очевидны – на Западе к тому времени существовала уже целая исполнительская школа. На что вы опираетесь при работе со старинным русским словом?

– Нашей поддержкой и опорой стали труды выдающегося лингвиста и литературоведа Михаила Панова. Мы только начинаем, нам предстоит еще очень большая работа. Ведь если то, как обращаться с музыкой того времени, мы уже более или менее себе представляем, то как быть с речевой, визуальной и пластической культурой, понимаем еще не очень внятно. А ведь музыка была лишь частью этого утраченного мира... Правда, именно она сегодня становится зеркалом, которое возвращает потерянный образ прошлого. Поэтому в фестивальной афише этого года такое большое внимание уделено русской музыке XVIII века: она помогает восстановить контекст того времени.

– Вы прогнозируете реакцию публики на ваши опыты?

– Думаю, как минимум никто не останется равнодушным. Многое из того, что в литературе XVIII века нам сейчас кажется архаичным, на самом деле звучит архисовременно – чтобы оценить это, достаточно только прочесть Сумарокова или Ломоносова фонетически корректно. Но, конечно, будет и волна негодования: «Очевидно, что так звучать не могло! Это неправильно и некрасиво!» Мы ведь всё это уже проходили со старинной музыкой. Я великолепно помню, как в 80-е годы, придя на урок в Консерватории со скрипкой с жильными струнами, я летел из профессорского класса так, что за ушами свистело. Но тогда, так же как и сейчас, мы делаем свое дело, не обращая внимания, нравимся кому-нибудь или нет: просто без нашей деятельности культура не может идти дальше. Это естественный процесс расширения горизонтов.

– В разное время Earlymusic пытался по-разному экспериментировать с синтезом музыки и слова. В этом году в программе появился новый формат лекции-концерта.

– Повторюсь: мне всегда казалось, что одних только концертов для фестиваля мало. Мы пытались найти какой-то жанр, который совместил бы разные форматы. То решение, которое представлено в нынешней афише, мы между собой называем «рассказки с музыкой» – и оно кажется нам наиболее удачным. Вот, скажем, 13 сентября в Музее истории религии уникальный знаток архитектуры и истории искусств Григорий Каганов будет рассказывать о тех первоначальных смыслах, которые закладывались в архитектуру Петербурга, – они продумывались чуть ли не Исааком Ньютоном и доставлялись ко двору Петра I одним из его ближайших сподвижников Яковом Брюсом. Попутно Сергей Фильченко и Ирина Шнеерова будут играть музыку графа Сен-Жермена – того самого, что в пушкинской «Пиковой даме» открыл тайну трех карт графине. Оказывается, известный авантюрист и вообще икона стиля своего времени был еще и композитором! Его музыка никогда в новейшее время в России не звучала – и, конечно, ее нужно вернуть к жизни. Хочется, чтобы наш фестиваль стал дверью для ушельцев.

– Кого-кого, простите?

– Для ушельцев. Этот термин в мою бытность в «Аквариуме» изобрел Боря Гребенщиков. «Все гоняются за пришельцами, а я в них ничего интересного не вижу. То ли дело ушельцы!» – говорил он. Вот я и занимаюсь ушельцами. Старинная музыка – это ниточка, через которую в нашу память могут вернуться те люди, которые ушли из нее, хотя не должны были уходить никогда – настолько они бесценны. Еще одним ушельцем, которого мы попытаемся вернуть в современный контекст, будет Дмитрий Кантемир – друг и соратник Петра I, господарь Молдавского княжества, один из самых уникальных деятелей культуры XVIII века. В Петербурге есть Кантемировский мост, в Москве – станция метро «Кантемировская», в годы войны существовала Кантемировская дивизия. Но никто не задумывается о том, чьим именем они названы! А ведь таким причудливым образом в нашей жизни присутствует один из величайших людей своего времени, важный и для нашей страны, и для Молдавии, и для Турции, и для Европы. Он, кстати, тоже был великолепным композитором – турецкий ансамбль Golden Horn впервые сыграет у нас его музыку.

– Вы исполняете музыку Кантемира через несколько дней после «Высокой мессы» Баха. Какая в этом логика?

– Мы принципиально стараемся создавать неожиданные условия для формирования нового слухового и эмоционального опыта. Ведь проблема взаимодействия культур – ключевая для сегодняшнего мира. Существует два типа взаимоотношений между культурами: либо одна съедает другую, как большая рыба маленькую, либо они вступают в брачный союз. Последнюю ситуацию мы и пытаемся моделировать. Скромно, но эффективно. Чтобы понять, в какой степени мы европейцы, нужно углубиться в восточную культуру. Самый характерный пример – второй концерт фестиваля называется «Аристократы Запада и Востока». Мы развиваем формат, опробованный в прошлом году, когда в рамках одного концерта сталкиваются совершенно разные типы музыки. Блестящий клавесинист Франческо Чера сыграет музыку разных европейских дворов. А во втором отделении – интровертная, изумительная аристократическая древнекорейская традиция, музыка Sanjo. Как она будет слушаться после Баха? А как после нее – Бах? Всё это невероятно интересно. И потом, этим стыком мы попытаемся донести до публики очень простую вещь: аристократия может быть такой, какой она была в Европе, такой, как на Востоке, – но не может быть такой, какая она есть сейчас в России. У нас ведь определенная часть общества буквально болеет сегодня вопросами аристократизма и мнит себя аристократами, не имея на это никакого права.

– Какие формы, на ваш взгляд, аристократизм может принимать в сегодняшней России?

– Прежде всего, очевидно, что аристократия в современном мире – это совершенно андеграундное явление. Аристократ – тот, кто предпочитает иметь по минимуму видимых благ, но служить родине. Так могут называться те, кто создает что-то, жертвуя всем в чужую пользу. Современный аристократ – это математик Григорий Перельман, отказавшийся от миллиона долларов: ему не нужны деньги, ему нужно понимание мира, которое он уже обрел. Earlymusic тоже пытается по-своему приблизиться к пониманию сути вещей – влияя на культурное пространство, создавая что-то адекватное великому прошлому русской культуры и противостоя ужасающей очевидности окружающего мира.

– Кстати о русской культуре – музыкальной. В этом году на Earlymusic высаживается целый десант отечественных исполнителей, которых в прошлые годы на фестивале не особенно-то было видно.

– Я счастлив, что впервые в истории фестиваля в этом году мы представляем так много российских коллективов. Вы, конечно, скажете, что у нас нет денег на хорошие западные коллективы, и мы «затыкаем дыры» теми, кто рядом. Но дело совсем не в этом. Просто наши музыканты наконец доросли до того, чтобы мы могли, не смущаясь, помещать их имена на одну афишу с Филиппом Ярусским и Филиппом Херревеге. Наконец-то свершилось: в российском движении ранней музыки появились исполнители мирового уровня. Скажем, московский оркестр Pratum Integrum, вокруг основателя и продюсера которого Михаила Серебряного, с прошлого года еще и члена правления нашего фестиваля, во многом вертится столичная музыкальная жизнь. Pratum приезжает к нам второй год подряд и будет, надеюсь, выступать на фестивале впредь.

– Большая часть российских музыкантов выступит на воскресном оупен-эйре 12 сентября в Гатчине. Почему такая удаленная дислокация?

– Изначально мы планировали провести «День старинной музыки» на Елагином острове, но в итоге пришлось переместиться в Гатчину. В перспективе мы надеемся, что подобные оупен-эйры будут проводиться регулярно, и на целый день в петербургских или окрестных садах и парках будут воссоздаваться островки культуры XVIII века. Тогда старинную музыку могла бы слушать самая массовая публика – люди приходили бы семьями, устраивали пикники, слушая специально отобранный, легкий для восприятия барочный репертуар. В перспективе можно таким образом осуществлять представления барочных опер, устраивать маскарады. Словом, на всякий манер наводить мосты с тем фантастическим прошлым, которое у нас есть.

Дмитрий Ренанский
«Фонтанка.ру»

Фотографии предоставлены пресс-службой фестиваля.

Анонсы концертов, репортажи, рецензии и интервью с музыкантами читайте в рубрике «Музыка»