Кавказская стратегия есть. И даже две

Страшное покушение на главу Ингушетии Юнус-Бека Евкурова вновь поставило вопрос о том, правильно ли ведет себя Россия в республиках Северного Кавказа. На фоне явных удач чеченского лидера Рамзана Кадырова неудачи в Ингушетии и Дагестане просто бросаются в глаза. А ведь раньше все было наоборот. Что же случилось? Почему Чечня стала относительно стабильным регионом, тогда как нестабильность у ее соседей лишь возрастает с каждым годом.

Страшное покушение на главу Ингушетии Юнус-Бека Евкурова вновь поставило вопрос о том, правильно ли ведет себя Россия в республиках Северного Кавказа. На фоне явных удач чеченского лидера Рамзана Кадырова неудачи в Ингушетии и Дагестане просто бросаются в глаза. А ведь раньше все было наоборот. Что же случилось? Почему Чечня стала относительно стабильным регионом, тогда как нестабильность у ее соседей лишь возрастает с каждым годом?

При попытке ответить на весь этот комплекс вопросов иногда говорят следующее: у России нет стратегии на Северном Кавказе. С подобным выводом трудно согласиться. Стратегия у нас есть. И даже две. Мы применяем их попеременно. Почти как в старом советском анекдоте про представителя малой народности, который без проблем согласился стать почетным академиком, поскольку на рыбалку он ходит лишь по нечетным. Проблемы, правда, мы на Кавказе имеем из-за этого отнюдь не анекдотические, а глубоко трагические.

Первая стратегия России на Кавказе заключается в опоре на те силы, которые формируются внутри самой республики. Иначе говоря, это стратегия опоры на сильных и авторитетных.

В какой степени они являются верными сынами Кремля? Это уже второстепенный вопрос. Он решается посредством торга.

Каким образом они стали столь сильными и авторитетными? Это вопрос вообще третьестепенный. На него Кремлю наплевать. Неважно, что ты – сукин сын. Важно, что ты – наш сукин сын.

Ну а вопрос о том, содействует ли данная стратегия развитию демократии (или хотя бы суверенной демократии) на современном Кавказе, вообще вопросом не является. На него даже нельзя наплевать в связи с полным отсутствием «предмета наплевания».

Данная стратегия всегда в большей или меньшей степени обеспечивала Кремлю успех. Если, конечно, таковым считать поддержание относительной стабильности и управляемости. Успех был, когда Ингушетией управлял Руслан Аушев. Успех есть сейчас в Чечне при Рамзане Кадырове. И даже при Джохаре Дудаеве до ноября 1994 г. дела складывались сравнительно неплохо. Во всяком случае лучше, чем в те годы, когда на место крутого генерала Кремль пытался посадить какую-нибудь свою марионетку, не имеющую ни силы, ни авторитета.

Правда, если считать успехом возможность превращения Кавказа в кормушку для некоторых московских кланов и группировок, то опора на сильных и авторитетных не срабатывает. На то они сильные и авторитетные, чтобы кормиться с подвластных земель самим, и при этом договариваться об откатах в Москве лишь с теми, кто так или иначе содействует упрочению их положения.

Увы, спрос в Москве на откаты гораздо значительнее, нежели готовность реальных кавказских лидеров делиться бабками. Поэтому наряду со стратегией опоры на сильных и авторитетных у отдельных башен Кремля всегда существует стратегия опоры на собственных ставленников. На тех, кто будет при любом раскладе сил отстаивать в первую очередь интересы начальства.

Чисто внешне кажется, будто люди, через которых проводится данная стратегия, тоже влиятельны и авторитетны. Они могут быть генералами ФСБ, как Мурат Зязиков, полковниками ВДВ, как Юнус-Бек Евкуров, или, скажем, милицейскими чинами, как Алу Алханов, якобы управлявший Чечней в промежутке между папой и сыном Кадыровыми. Однако они не имеют ни той широкой массовой поддержки, которой, скажем, обладал в свое время Дудаев, ни той опоры на военные группировки, с помощью которой управляет сегодня Кадыров-сын.

Собственно такого рода стратегия не имела бы права на существование, если бы у нас в России существовала настоящая вертикаль власти. Но, несмотря на все красивые слова, сказанные о ней сторонниками просвещенного вертикализма, и несмотря на всю гневную критику, обрушенную на нее сторонниками демократической горизонтали, властная вертикаль – это миф. Понятно, что Путин и (реже) Медведев всегда могут напрячь того или иного губернатора, олигарха, банкира и полевого командира, когда Кремлю это нужно, но как система вертикаль не работает ни в Москве, ни в Назрани, ни в Пикалево. Безработные перекрывают трассы, террористы взрывают на трассах бомбы, а высокопоставленные чиновники расставляют по различным постам людей, решающих их собственные проблемы, а не проблемы, важные для страны.

Похоже, в знаменитой золотой сотне Медведева нет кадров, способных накормить голодных и утихомирить беспокойных. Да, собственно говоря, про золотую сотню уже почти перестали вспоминать. Потому что реальное управление столь сложной страной, как Россия, не сводится к составлению всякого рода списков, оторванных от жизни. Молодой, перспективный лидер Рамзан Кадыров занял свой нынешний пост с помощью автомата Калашникова, сумев представить Кремлю столь убедительные доказательства своих управленческих талантов, что от его услуг чрезвычайно трудно было отказаться.

Если Кремль хочет решать реальные вопросы, он делает ставку на такого рода людей и предоставляет им независимость вне зависимости от того, нравятся ли они нам, и даже вне зависимости от того, нравятся ли они ему. Именно так развивалось дело в Чечне, о чем я писал недавно в статье «Сбылась мечта Джохара Дудаева». Скорее всего, примерно также рано или поздно станут развиваться события в Ингушетии.

А пока что пожелаем выздоровления Юнус-Беку Евкурову. Он, похоже, попал не в ту стратегию. И за это пострадал.

Дмитрий Травин