ПоделитьсяИсторическое назначение ведущего дирижера страны Василия Синайского на пост музыкального руководителя и главного дирижера столичного Большого театра произошло летом. Ныне, оглядевшись и определившись с основными направлениями деятельности в стенах главного музыкального театра страны, Василий Синайский дает эксклюзивное интервью «Культурной столице».
– Ваш нынешний приход в Большой правильнее было бы называть возвращением…
– Совершенно верно – ведь в 1989 году я получил приглашение и прошел официальный конкурс в Большой театр на должность штатного дирижера. Правда, работать на Театральной площади мне пришлось недолго: через два года в Малом симфоническом оркестре освободилась должность главного дирижера, и Московская филармония меня насильно туда перевела. Сам я бы никогда не ушел из Большого. Не люблю, знаете ли, галопировать с места на место, да и два года для вдумчивой работы в столь серьезном коллективе – срок очень небольшой.
Поделиться
– Каков был ваш тогдашний «фронт работ»?
– Оркестр Большого был в те годы невероятно силен – не в пример нынешним временам, особенно в оперных спектаклях. А вот Александр Николаевич Лазарев пригласил меня в театр для того, чтобы я повысил уровень игры оркестра в балетных спектаклях. Плеяда танцовщиков тогда была просто феноменальная: Плисецкая, Семеняка, Семизорова. Их артистическая требовательность была настолько высока, что звучание балетного оркестра многих не слишком устраивало. Продолжая дирижировать балетными спектаклями, я стал постепенно заниматься и оперой – в числе самых важных для себя спектаклей назову «Тоску», в которой блистала неподражаемая Маквала Касрашвили, ныне директор оперной труппы. В 1992 году я покидал Большой с сожалением: я только-только начал реализовывать себя на любимом поприще. Я ушел с ощущением недоговоренности – тем более что мои отношения с Большим были прерваны насильно.
– На Театральную площадь вы вернулись в прошлом сезоне. За прошедшие вне стен Большого годы вы следили за тем, что происходило в театре? 1990-е и 2000-е были непростым временем для Большого…
– Отвечу так: что-то я слушал, на каких-то премьерах появлялся, но о пертурбациях внутри Большого был наслышан, не более того. Я был слишком занят работой сначала в ГМСО, потом в ГАСО (бывшем оркестре Светланова), потом – работой с западными оркестрами.
– Я к чему веду: когда вы приняли решение возглавить Большой, вы понимали, в какой театр возвращаетесь?
– Прекрасно понимал. Еще когда дирекция Большого пригласила меня стать одним из членов дирижерской коллегии, я стал наводить справки у коллег, читать прессу. Я очень подробно изучил ситуацию, в которой Большой находился в последние годы – скажем, обстоятельства ухода Александра Ведерникова, те события, которые последовали далее. Короче говоря, я отлично знал, за какое трудное дело берусь.
– Несмотря на недавние позитивные перемены в Большом театре, состояние здешней оперной труппы оставляет желать лучшего.
– Согласен: очень серьезная и очень печальная проблема. Для того, чтобы вы лучше понимали ее истинный масштаб, назову только одну цифру: средний возраст певцов в труппе – 47,5 лет. Впечатляет, правда? Но вместе с тем в Большом есть и удивительная молодежь – в основном это участники молодежной программы театра плюс наши сверхновые звезды (назову, к примеру, обворожительную Екатерину Щербаченко). В театре есть множество певцов, которые очень хотят работать. Сегодняшний день Большого определяется сосуществованием двух кланов – с одной стороны, людей инерции, с другой – представителей нового поколения, жаждущего перемен. Большую роль в определении художественной политики театра играет начальник отдела перспективного планирования Михаил Фихтенгольц – он, к примеру, настаивает на полном переходе Большого на систему staggione, при которой театр распускает труппу, а певцы приглашаются на каждую конкретную постановку.
– Как в театре относятся к грядущим переменам?
– Вокалисты, по большей части – негативно. Хотя мне как раз кажется, что многие сегодняшние члены труппы должны продолжить работу в театре и завтра. Пусть кто-то и будет петь второстепенные роли, пусть во вторых составах, но у Большого должен быть костяк труппы, на который театр может полагаться. Хотя, конечно, есть ряд людей, с которыми, по общепризнанному мнению, нужно расстаться окончательно и навсегда – систему профессиональной аттестации ни у нас в театре, ни у нас в стране никто не отменял. В прошлом году аттестацию проводила Елена Васильевна Образцова – она была очень резка и честна в своих оценках, но поскольку в театре не было главного дирижера, никто никаких решений не рискнул принять. А я вот не боюсь принимать решения и отвечать за них. Кто-то, конечно, будет обижаться – но без этого ни в одном театре нельзя. В Большом долгое время складывалась парадоксальная ситуация: все понимают, что нужно что-то сделать, многие даже понимают, что именно конкретно нужно предпринять, – но никто не решается сделать первого шага.
– Где самое слабое место сегодняшней оперной труппы Большого?
– Я только что безвылазно провел в театре две недели – общался с певцами, с дирижерами, устраивал спевки. Главное пока что впечатление – абсолютное большинство певцов выглядят очень заброшенными. Я не хочу, да и не могу сказать ничего дурного про своего предшественника на посту главного дирижера, но, видимо, в музыкальном плане его подопечным очень не хватало работы. Главная моя задача на ближайшее время – максимально занимать певцов, которыми, по сути, в последние годы никто не занимался. И, конечно, искоренить главный порок Большого – установку на то, чтобы петь громко. «Большие голоса Большого театра» – какая глупость! Никому из сегодняшних певцов по определению не дорасти ни до Козловского, ни до Шумской, ни до Рейзена – так ведь и они не кричали так, как сейчас! До 1970-х годов в Большом отсутствовал сегодняшний культ децибел…
– Показатель истинного состояния дел в любом театре – это, как известно, не премьеры, а так называемый «текущий репертуар», рядовые спектакли…
– Повышать их уровень – моя задача номер один. Проблема заключается в том, что многие из этих спектаклей находятся в плачевном состоянии не только в музыкальном, но прежде всего в театральном плане – в начале декабря, к примеру, я буду дирижировать «Царской невестой» 1966 – вдумайтесь! – года выпуска. Можете себе представить, как выглядит эта постановка в 2010-м! Естественно, что никому не придет в голову отнестись к этому артефакту серьезно – ни певцам, ни дирижерам, ни публике.
– Но вы же не можете – чисто физически даже – присутствовать на всех рядовых спектаклях. Как вы планируете обеспечивать их качество?
– Я проводил совещание со всеми концертмейстерами театра: у них поделены «зоны влияния», на каждый спектакль теперь назначен ответственный концертмейстер. Именно с них мы будем спрашивать качество текущего репертуара, будем проводить «разбор полетов» по каждому из спектаклей. Концертмейстеры будут отвечать прежде всего за певцов. Другое дело – как играет оркестр, в котором на сегодняшний день 180 музыкантов и еще нужно набрать 3-4 десятка человек: не за горами открытие основной сцены – и когда спектакли пойдут параллельно, музыкантов будет не хватать катастрофически. Есть еще одна проблема, связанная с рядовыми спектаклями. С одной стороны, я не хочу ломать систему уже заключенных договоров с приглашенными дирижерами – и Лазарев, и Юровский, и Курентзис остаются в команде Большого. К сожалению, пока не слишком доступен для нас четвертый участник дирижерской коллегии Кирилл Петренко – у него очень активно разворачивается карьера на Западе, он делает вагнеровское «Кольцо» в Байройте, но обещает нам, что найдет время и что-то сделает в Большом. Нужно и впредь проводить политику приглашения лучших дирижеров. Деньги в театре найдутся: мне вот ни с того ни с сего купили новый концертный рояль (правда, почему-то белый – видимо, считается, что белый значит самый лучший).
– Молодежная программа для вокалистов зарекомендовала себя наилучшим образом. Почему бы не открыть подобную «академию» для молодых дирижеров?
– Вот как раз этим мы будем заниматься в конце сезона. Я намерен провести дирижерский конкурс – мы ищем молодых дирижеров, которые могли бы пройти в Большом полный курс «обстрелки», начиная от освоения всего текущего репертуара театра. Будем растить своих звезд. Я не ревнивый человек. По-моему, политика приглашения слабых дирижеров в Большом в определенной степени присутствовала в последние годы. А у оркестра выработалась недоброжелательная пресыщенность дирижерами.
– Вашей первой премьерой в качестве главного дирижера Большого в июне будущего года станет «Золотой петушок» Николая Римского-Корсакова. Как вам работается с постановщиком спектакля Кириллом Серебренниковым?
– Мы пока не начали работу – просто по-человечески общаемся. Но это тоже очень важно – устанавливаются какие-то внутренние флюиды. Пока главное мое впечатление: Кирилл поразительно внимательно слушает музыку! Он рассуждает о музыке не как любитель, а как режиссер, который погружает в нее весь свой мощный аналитический ум. Мне очень нравится то, как Серебренников трактует образ Шемаханской царицы – она будет у него инфернальным носителем смерти. Спектакль, кстати, получается очень сложным с технологической точки зрения. В театре обязательно должен быть эксперимент! Поставили «Воццека» – замечательно! Сейчас я наблюдаю за премьерой «Дон Жуана», про которую так много говорят и в связи с постановкой Дмитрия Чернякова, и в связи с работой Теодора Курентзиса – вместе с ним оркестранты Большого впервые получают опыт аутентичного исполнительства, в первый раз играют на жильных струнах. Я отношусь к этому слегка скептически, но не могу не восторгаться прогрессивностью идеи. И чем спорней спектакли появляются в Большом – тем лучше! Нам нужно максимально далеко уйти от замшелого образа театра напротив Кремля, в котором может идти только что-то очень замшелое. Большому нужен радикализм. И мне очень важно, что я выпускаю свою первую премьеру именно с таким режиссером, как Серебренников.
– И это при том, что вы друг друга не выбирали – планы Большого театра были сверстаны на много лет вперед еще до вашего прихода. Что вы собираетесь делать с уже утвержденным перспективным планом репертуара?
– Пока у меня не возникает никаких принципиальных возражений ни по названиям, ни по конкретным именам певцов и дирижеров. Всё прочее я готов обсуждать – вообще, мне кажется, что чем больше времени главный дирижер проводит в театре, тем лучше. Вот про Самосуда пишут, что он из театра не вылезал. Про Хайкина – что он знал, какого цвета шьются костюмы к премьере. Большой театр требует тратить на себя очень много времени – мне пришлось отказаться от ряда европейских ангажементов, чтобы бывать в Москве как можно чаще. К счастью, карьера у меня сейчас в таком состоянии, что я могу себе позволить отказываться от выступлений. Поэтому-то я себя чувствую в Большом очень свободно – ничего не боюсь потерять. Не получится – ну и не получится. Моя творческая жизнь уже сложилась, а Большой театр будет плыть всегда.
– Каким вам видится его маршрут?
– Театр должен быть интересен, с одной стороны, любителю русского искусства, который должен увидеть в афише «Руслана и Людмилу» с «Царской невестой». С другой стороны, он должен вызывать интерес человека, который захочет прийти на «Воццека». Главное – чтобы везде был обеспечен хороший, крепкий уровень, ниже которого нельзя опускаться. Ведь в последние годы разница между премьерными спектаклями и хламом, который идет каждый день, была просто непристойна. Большой всегда будут сравнивать и с Мариинкой, и с другими оперными театрами. Моя задача, если продолжать морские ассоциации, мне видится в том, чтобы выровнять его ход и не допускать крена.
Дмитрий Ренанский
«Фонтанка.ру»
О других театральных событиях в Петербурге читайте в рубрике «Театры»
